Существуют выражения, которые, повторяясь из раза в раз, превращаются в международные штампы. При этом мало кто задумывается над их содержанием. Одно из них – выражение о «Европе от Атлантики до Урала», которое часто встречается в статьях и выступлениях на темы перспектив Старого Света.
Когда-то эту формулировку ввел в оборот президент Франции Шарль де Голль, однако в дальнейшем он сам же отказался от употребления данного словосочетания в силу его политической некорректности. Автору этих строк довелось стать невольным участником событий, связанных с тем, как лозунг «Европа от Атлантики до Урала» сначала появился в лексиконе французского лидера, а потом исчез из него. Эта давняя история поучительна сегодня, когда Россия и Европейский союз ищут пути эффективного взаимодействия в современном мире.
* * *
Сентябрь 1962 года. Рабочий день близился к концу, когда меня попросили срочно зайти к первому заместителю министра иностранных дел Советского Союза Василию Васильевичу Кузнецову. Я знал, что сам министр – Андрей Андреевич Громыко – был вне Москвы, Кузнецов его замещал и вызов к нему означал, что речь шла о чем-то важном.
Я был помощником заведующего Первым Европейским отделом, где занимался главным образом французскими делами. Направляясь к кабинету Кузнецова, подумал, что именно о них и пойдет речь.
Так и оказалось.
– Звонил Хрущёв, – услышал я, едва переступив порог кабинета. – Он возмущен высказываниями де Голля насчет создания какой-то «Европы от Атлантики до Урала». Дал указание срочно выяснить у французов, что имеет в виду их президент, выступая с такими идеями, и не помышляет ли он расчленить Советский Союз. В общем, задание экстренное. Садитесь, будем готовить текст запроса.
Следует отметить, что лозунг создания «Европы от Атлантики до Урала» был пущен Шарлем де Голлем в ход задолго до описываемых событий. Более того, президент Франции настолько часто повторял его, что он превратился едва ли не в крылатое выражение, своего рода кредо французской политики в Европе и даже шире, поскольку де Голль делал акцент на нем и во время пребывания в США. Эти слова, разумеется, многократно мелькали перед глазами и советских дипломатов, и наших государственных деятелей. Мелькали, не побуждая к серьезному размышлению над тем, чтó они могли означать и как они могли быть истолкованы.
Может быть, и в сентябре 1962-го на них не обратили бы больше внимания, чем раньше, если б на сей раз де Голль не произнес их в ходе своего государственного визита в Федеративную Республику Германия (4–9 сентября). Тем самым он как бы вписал организацию Европы от Атлантики до Урала в контекст начавшегося сближения Франции с Западной Германией. К тому же высказывания на этот счет французский лидер сопроводил колкостями идеологического характера. До нормализации взаимоотношений нашего государства и ФРГ было еще далеко: Западная Германия находилась под огнем резкой критики советской стороны за проявление там реваншистских настроений. На форсированное развитие отношений между Парижем и Бонном в Москве смотрели с нарастающим беспокойством. Да и наши отношения с Францией оставляли желать много лучшего.
Так что высказывание де Голля, попав на глаза Никите Сергеевичу Хрущёву, вызвало у него всплеск гнева, и гнева обоснованного. Ведь даже абстрагируясь от места их произнесения, слова французского президента задевали святая-святых – территориальную целостность нашей страны. Независимо от того, что могло иметься в виду, такой вольный подход к суверенному государству сам по себе требовал соответствующей реакции.
Правда, попутно возникал вопрос: такой ли крайний смысл вкладывал Шарль де Голль в свою формулу? Тем более что у Советского Союза был накоплен большой опыт сотрудничества и личного общения с этим государственным деятелем, в том числе и во время визита Хрущёва во Францию в 1960 году. Видимо, поэтому даже такой подверженный сильным эмоциям человек, как Хрущёв, дал МИДу задание подготовить не ноту протеста, а запрос, чтобы постараться внести в дело ясность, прежде чем пускать в ход «тяжелую артиллерию». Впрочем, и запрос должен был быть, что называется, с перцем.
Найти баланс между жесткой отповедью и такой постановкой вопроса, которая оставляла бы де Голлю возможность выйти из положения, не теряя лица, оказалось делом непростым. Мы работали допоздна, но с «перцем» у нас как-то не клеилось. На следующий день Василий Васильевич привлек к участию еще кого-то из ведущих германистов и работа продолжилась втроем. Составленная таким образом памятная записка (она адресовалась МИДу Франции) была вначале направлена в Политбюро Центрального комитета партии, где в то время принимались все важнейшие решения, и была утверждена.
19 сентября Советское правительство дало оценку визита Шарля де Голля в ФРГ в целом. Оценку жесткую. Заявление ТАСС на этот счет было опубликовано в газете «Правда» под заголовком «“Ось Бонн – Париж” – орудие реваншизма».
20 сентября Василий Кузнецов по поручению Советского правительства вручил послу Франции в Москве Морису Дежану памятную записку, специально посвященную высказываниям де Голля об организации Европы от Атлантического океана до Урала.
Первая часть документа была резко критической: «Советское правительство обратило внимание на заявления Президента Французской Республики де Голля во время его визита в ФРГ, в которых указывалось, что одной из целей франко-западногерманского военно-политического объединения является установление каких-то новых порядков в Европе “от Атлантики до Урала” с прекращением, как говорилось, “отжившей идеологии на Востоке”. Нельзя не обратить внимание также и на то, что эти высказывания были сделаны в Западной Германии в обстановке реваншистских и милитаристских манифестаций».
Далее указывалось: «Подобные рассуждения не могут не вызывать аналогии, не напоминать о печальном прошлом, когда в гитлеровской Германии тоже говорилось о планах организации Европы от Атлантического океана до Урала, об установлении пресловутого “нового порядка” в Европе. Известно, во что вылились попытки германского милитаризма осуществить эти бредовые планы».
Во второй части памятной записки был сформулирован вопрос к Парижу: «Ну а если допустить, что в выступлениях Президента Франции речь идет об организации сотрудничества всех европейских государств в интересах “мира и прогресса от Атлантического океана до Урала”, тогда возникает вопрос, почему же в этих выступлениях говорится о Советском Союзе не как о государстве в целом, а лишь о части территории Советского Союза, а именно: о территории до Урала, хотя территория Советского Союза простирается далеко за пределы Урала. Таким образом, остается неясным, что же в действительности скрывается за такого рода рассуждениями».
Документ заканчивался словами: «Поскольку указанные заявления Президента Французской Республики касаются непосредственно Советского Союза и его территории, Министерство иностранных дел СССР, действуя по поручению Советского правительства, хотело бы получить разъяснения Министерства иностранных дел Франции, какой смысл вкладывается в эти заявления. Оно было бы признательно Министерству иностранных дел Франции за соответствующие разъяснения».
Время шло. Париж молчал.
В связи с этим Политбюро решило напомнить французскому правительству через посла СССР во Франции Сергея Александровича Виноградова, что мы ожидаем ответа на нашу памятную записку.
24 октября Виноградов посетил министра иностранных дел Франции Мориса Кув де Мюрвиля и, сославшись на поручение Советского правительства, выполнил в беседе с ним данное ему указание. Но и это не побудило французов нарушить молчание и дать ответ.
29 января 1963 года Виноградов посетил Шарля де Голля и передал ему соображения Советского правительства в связи с подписанием 22 января политического договора между Францией и ФРГ, получившего название «Елисейский договор». О создании Европы от Атлантики до Урала не упоминалось ни в соображениях правительства СССР, ни в беседе, состоявшейся между Виноградовым и де Голлем. В то же время применительно к данному очерку представляет интерес фраза, произнесенная французским президентом в завершение основной части беседы: «Придет время, когда мы будем строить Европу вместе с Советским Союзом». Мысль емкая, с большим геополитическим и временныЂм охватом – свидетельство масштабного подхода де Голля и к отношениям с нашей страной, и к европейским делам.
Прошло еще несколько месяцев. В середине 1963-го я был назначен на работу в Париж в качестве первого секретаря посольства. У меня быстро наладились хорошие контакты с Министерством иностранных дел Франции, и французы всё чаще стали передавать через меня важную информацию и оперативные сообщения, которые посол Виноградов отправлял в Москву.
И вот 30 декабря 1963 года начальник Службы пактов – руководитель одного из ключевых департаментов французского МИДa – де ля Гранвиль (до того как занять этот пост, он работал советником-посланником посольства Франции в Москве) поднимает в беседе со мной вопрос относительно смысла выражения «Европа от Атлантики до Урала». Делает он это не по моей просьбе, а по своей инициативе, то есть по указанию свыше. Сказанное де ля Гранвилем я цитирую по составленной мною тогда записи беседы с ним:
«По моему мнению, говорит он, политическая абсурдность такого выражения очевидна. По получении в свое время вашего запроса, продолжал собеседник, в МИДе Франции долго обсуждали, как быть с ответом. В конце концов по инициативе МИДа был подготовлен проект документа, который затем отправили в Елисейский дворец». (Елисейский дворец – это резиденция президентов Франции. Слова де ля Гранвиля означали, что проект был послан на рассмотрение де Голля.) «Проект, заявил далее де ля Гранвиль, утвержден не был. Затем министр Кув де Мюрвиль сказал нам, что никакого ответа вообще даваться не будет. Вместе с тем, заключил де ля Гранвиль, сотрудники Кэ д’Орсэ (то бишь МИДа. – Ю.Д.) в настоящее время стараются избегать выражения “Европа от Атлантики до Урала”».
Запись этой беседы хранится в архиве нашего министерства. Я признателен доктору исторических наук Марине Арзаканян за то, что, натолкнувшись во время работы на эти документы, она сообщила об этом мне, дав тем самым импульс к написанию данного материала.
Я много лет был знаком с Морисом Кув де Мюрвилем. Он всегда был верным исполнителем воли президента де Голля и, конечно, только с его ведома мог дать указание персоналу министерства прекратить использование выражения, связанного непосредственно с именем главы государства.
Итак, хоть и не так быстро, как нам хотелось, но ответ на поставленный вопрос французы дали. И ответ предельно откровенный, снимавший всякие толкования, способные нанести ущерб отношениям между обеими странами. Следует отдать должное и избранной ими форме ответа. Думаю, самым искусным дипломатическим перьям было бы непросто изложить формальным языком памятной записки то, что выразительно сказал мне де ля Гранвиль.
Главным же итогом нашего демарша было то, что де Голль больше никогда не говорил о создании Европы от Атлантики до Урала. Вместе с тем он многократно, в том числе во время своего продолжительного официального визита в СССР в 1966-м, подчеркивал необходимость тесного сотрудничества всех европейских государств, включая, разумеется, Советский Союз (де Голль к тому времени научился правильно называть нашу тогдашнюю страну) как одну из фундаментальных основ международного мира и безопасности.
Не так давно я обсудил вопрос о высказываниях Шарля де Голля насчет «Европы от Атлантики до Урала» с ведущим французским политологом академиком Тьерри де Монбриалем. Он рассказал, что, ничего не зная о нашем демарше, сам специально занимался изучением сути этой формулы и пришел к выводу, что она явилась просто-напросто результатом недостаточно продуманного применения де Голлем в политике знаний по географии, полученных еще в школе.
Как бы то ни было, предпринятый нами демарш способствовал чистоте отношений с Францией. Ответ на обращение, переданный де ля Гранвилем, вписывался в полосу улучшения отношений между Советским Союзом и Францией, которая, начавшись в середине 1963 года, привела Москву и Париж к сегодняшнему политическому партнерству.
Что же касается сотрудничества всех европейских государств, то его углубление становится в наше время императивным требованием, а Россия и Франция имеют все основания играть авангардную роль в развитии этого процесса, сообща строить Европу будущего.
