Влиятельные политические силы по обе стороны
Атлантики, похоже, стремятся развернуть дискуссию на тему
«сдерживать или не сдерживать Россию». Судя по всему, это отражает
реальные настроения и политические стратегии. Хотел бы внести в эту
дискуссию свой посильный вклад.
Сама постановка вопроса о «сдерживании» России
апеллирует к инстинктам прошлого. Это говорит не столько об
отсутствии воображения, сколько о том, что для кого-то после
окончания холодной войны почти ничего не изменилось. На весь
сегодняшний мир предлагается механически экстраполировать видение
структуры международных отношений, которое сложилось в ту пору в
рамках западного альянса. Мотивы, которыми тогда был продиктован
выбор в пользу политики сдерживания, дают себя знать и на новом
историческом этапе.
КАКУЮ РОССИЮ «СДЕРЖИВАТЬ»?
В чем же может состоять задача «сдерживания» России в
наше время? России, замечу, которая отказалась от идеологии,
имперских и иных «великих замыслов» в пользу прагматизма и здравого
смысла. Как «сдерживать» державу, которая сосредоточилась на своем
внутреннем развитии и делает это неплохо? Укрепление страны в
результате созидательной работы естественным образом
конвертировалось в упрочение нашего международного положения.
Россия проводит вовне политику, которая является продолжением
внутренней. У нас реалистичные и понятные устремления, а именно:
поддержание международной стабильности как важнейшего условия
решения задач дальнейшего развития страны и естественной эволюции
международных отношений в сторону свободы и демократии.
Если проанализировать идеологическую инерцию, которая
привела США к «преобразовательной дипломатии», очевидно, что между
внешнеполитическими устремлениями Вашингтона и Москвы существует
внушительный зазор. Надо полагать, что в этом и кроется проблема,
по крайней мере ее значительная часть. У России более чем
достаточный опыт революций: на них ушел весь наш ХХ век. Минувшее
столетие явилось своего рода чистилищем для европейской
цивилизации, преодолевавшей зло через изгнание своих идеологических
«бесов» – разного толка экстремистских продуктов европейской
либеральной мысли. Поэтому Россия не подпишется ни под каким
идеологизированным проектом, тем более не заимствует его извне.
Вестфальская система, которую в определенных кругах
стало модным критиковать, вывела ценностные различия за рамки
межгосударственных отношений. С данной точки зрения холодная война
означала движение вспять. Надо ли продолжать идти по этому пути
назад, который может вести только к конфронтации?
Идеология, когда ее путают с практической политикой,
застит глаза и разум. Примером служит свидетельство
Збигнева Бжезинского, который утверждает, что Соединенные Штаты
спровоцировали ввод советских войск в Афганистан. Но тогда
получается, что США еще в большей мере, чем полагают, приложили
руку к созданию «Аль-Каиды». Закон «нежелаемых последствий» чаще
срабатывает там, где действует энтузиазм, вдохновляемый
идеологией.
В чем смысл «сдерживания» страны, которая хочет
немногого, в том числе просто торговать, чем подавляющее
большинство наших партнеров занимаются веками и преуспели в этом?
Реализуя свои естественные конкурентные преимущества, мы наращиваем
инвестиции в человеческие ресурсы, расширяем свои возможности в
деле перевода экономики на инновационный путь развития. Наша
экономика приобретает нормальные параметры: ее рост во многом
основывается на внутреннем потребительском спросе. Мы также
вписываемся в общую тенденцию появления в новых экономиках
глобальных корпораций, бросающих конкурентный вызов «старым» ТНК.
Мы намерены продолжать интегрироваться в мировую экономику на
общепринятых условиях. Мы будем продолжать соответствующим образом
адаптировать свое законодательство.
В отличие от Советского Союза Россия – открытая
страна, которая не собирается от кого бы то ни было закрываться.
Поэтому и «открывать» нас нет нужды. Не мы строим сегодня стены,
как физические (между странами и внутри них), так и политические.
Мы выступаем против искусственных препятствий в международном
общении, за снятие визовых барьеров, в том числе в отношениях с
Европейским союзом. Что может дать более надежные гарантии против
непредсказуемого развития той или иной страны?
Россия стала частью всеобщего согласия в отношении
того, что демократия и рынок должны составлять основу
общественно-политического устройства и хозяйственной жизни. Нет
сомнений в том, что мы находимся в начале пути и еще далеки от
идеала. Но вектор развития выбран, и выбран бесповоротно. В итоге
крайне болезненных последствий вступления России на путь
беспрецедентных перемен в обществе сформировался широкий консенсус
относительно их глубины и темпов. В этом – цена мира,
внутриполитической стабильности, эволюционного, без потрясений,
развития. В конечном счете более зрелая демократия, включая
развитое гражданское общество и структурированную партийную
систему, станет естественным следствием более высокого уровня
социально-экономического развития. Я и имею в виду прежде всего
формирование значительного среднего класса, который не может
появиться в стране в одночасье. В одночасье могут возникать только
«олигархи», как это было у нас в начале 90-х годов прошлого века,
но то время безвозвратно ушло.
ГЛОБАЛЬНАЯ ЭНЕРГЕТИКА И РОССИЯ
России пеняют на ее естественную роль в глобальной
энергетике. Тут очевидно проявляются комплексы тех стран, которые
не могут пережить осознания своей зависимости от внешних источников
энергоресурсов. Но энергетическая зависимость взаимна. По
инициативе России на Санкт-Петербургском саммите «Группы восьми» в
июле 2006-го был найден баланс интересов всех участников
энергетических рынков. Ни для одной из стран – экспортеров
энергоресурсов не является разумным «сидеть на трубе» или на своих
запасах энергетического сырья – как собака на сене. Как и повсюду в
мире, энергетика воспринимается в России как стратегическая
отрасль. Сейчас – в особенности, поскольку нам приходится
сталкиваться с негативной внешней реакцией на укрепление страны и
возрастание ее роли в глобальной политике. Но Россия не нарушила ни
одного своего обязательства перед странами-импортерами, ни одного
контракта на поставку углеводородов.
Думаю, будет верно сказать, что свою роль в мировой
энергетике мы рассматриваем как средство обеспечения своей
внешнеполитической самостоятельности. И похоже, что именно свобода
действий и свобода слова, которые мы обрели во внешних делах и
которыми, кстати, пользуемся в рамках международного права,
являются главным пунктом обвинения со стороны тех, кто недоволен
укреплением России.
Энергетическая политика российского правительства
отвечает общей тенденции к росту государственного контроля над
природными ресурсами. Так, в целом по миру 90 % разведанных запасов
углеводородов в той или иной форме находится под контролем
государства. В глобальной энергетике складывается новый баланс,
когда контроль государств за доступом к энергоресурсам
уравновешивается сосредоточением передовых технологий в руках
частных транснациональных корпораций. Чем это не условия для
равноправного взаимодействия, которое основано на конкурентных
преимуществах каждой из сторон, объединенных общей целью
обеспечения энергетических нужд мировой экономики?
МНОГОСТОРОННЯЯ ДИПЛОМАТИЯ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Россия начала проводить национальную внешнюю
политику. И в этом, действительно, огромное отличие от того
идеологически мотивированного интернационализма, который лежал в
основе внешней политики Советского Союза. Многосторонняя дипломатия
с опорой на международное право становится универсальным средством
регулирования отношений на глобальном и региональном уровнях.
В условиях глобализации конфронтация не имеет никаких
объективных оснований. Разумеется, если оставить за скобками
попытки внедрения идеологии в международные отношения и их
ремилитаризации. С выходом глобализационных процессов за рамки
западной цивилизации конкуренция приобрела подлинно всеобщий
характер. Убежден, что именно в этом заключается смена парадигмы
международных отношений. Ценностные ориентиры и модели развития
теперь тоже стали предметом конкуренции. И она должна быть честной.
Это – фундаментальный вызов для всех.
В свое время Франциск I, проиграв битву под Павией,
писал матери, что «потеряно все, кроме чести». Точно так же никто
никогда не заставит Запад отказаться от своих ценностей и своего
образа жизни, если он сам того не захочет. Но при этом было бы
естественно не навязывать свои ценности другим, а сосредоточиться
на собственных конкурентных преимуществах. Уместно сослаться на
профессора Эберхарда Зандшнайдера, который возглавляет
Научно-исследовательский институт Германского общества внешней
политики. По его мнению, ослаблению позиций Запада в этой
конкуренции способствовала политика США последних лет, обернувшаяся
«гигантской утратой имиджа Запада» в Азии и Африке. «В последние
восемь лет, – считает он, – мы ничего – или почти ничего – не
предприняли, чтобы сделать наши ценности привлекательными для
жителей данных регионов Земли». Спрашивается, почему отвечать за
это должна Россия?
На первый план в мировой политике вышли глобальные
вызовы и угрозы, которые требуют подлинно глобального ответа
посредством возможно более широкого международного сотрудничества.
Традиционные громоздкие «обязывающие альянсы», как и «священные
союзы» против кого бы то ни было, не решают этих задач. Следствием
многообразия интересов и возможностей участия в разного рода
международных усилиях стало развитие сетевой дипломатии как
оптимального средства взаимодействия государств в двусторонних и
многосторонних форматах. Логично, что дипломатия осваивает сетевой
метод, выработанный частными корпорациями и гражданским обществом.
Единство метода позволит обеспечить гармонию международной жизни во
всех ее составляющих.
Основа новой международной системы – нарождающаяся
многополярность. Эту объективную реальность уже невозможно
оспаривать. И когда президент России Владимир Путин говорил в
Мюнхене о том, что «однополярный мир» не состоялся, он
констатировал очевидное. Опыт последних лет более чем убедительно
доказал, что ни у одного государства или группы государств нет
достаточных ресурсов для навязывания однополярности. При всей
привлекательности такого якобы благотворного упрощения
межгосударственных отношений – их выстраивания по иерархической
вертикали – оно заведомо нереалистично. Одно дело – уважать
культурно-цивилизационные особенности Америки, другое –
исповедовать американоцентризм.
Однополярность, если на то пошло, является покушением
на прерогативы Всевышнего. Новая система международных отношений –
это не анархия или беспорядочное броуновское движение. Наличие в
глобальной политике более двух ведущих игроков диктует
необходимость коллективного лидерства как средства гибкого
регулирования международных отношений. Это требует умения приводить
к общему знаменателю многообразные интересы партнеров, действовать
в согласии с другими ведущими государствами.
В многополярности нет никакой конфронтационной
предопределенности. Будущее, позволю себе процитировать Анну
Ахматову, «бросает свою тень задолго перед тем, как войти». Таким
будущим мировой политики эпохи глобализации является Организация
Объединенных Наций, которая в период холодной войны зачастую лишь
отбрасывала тень. В наши дни всемирная организация может и должна
на деле стать центральной для всей международной системы. Устав ООН
дает для этого все основания.
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ: РЕШАТЬ ИЛИ ОТТЯГИВАТЬ
РЕШЕНИЕ?
В своем развитии международные отношения подошли к
рубежу, когда в силу неделимости безопасности и процветания в мире
ХХI века дальнейшее откладывание решения накопившихся проблем
грозит катастрофическими последствиями для всех государств.
К сожалению, унаследовав проблемы периода холодной
войны, мировое сообщество вступило на путь создания новых.
Идеологически мотивированное одностороннее реагирование в силу
инерции, которой обладает, получило в наши дни второе дыхание. В
итоге повсюду «битая посуда» – тупиковые ситуации, неразрешимые в
рамках прежних подходов.
Вновь и вновь, будь то на практике в Ираке и Ливане
либо на уровне анализа по отношению к Северной Корее, Сирии, Ирану
или провинции Дарфур в Судане, приходится констатировать отсутствие
силовых решений имеющихся проблем. Безопасность нельзя запасти
впрок – это живой процесс, раскрывающий значение истины о «хлебе
насущном» применительно к международным отношениям. Только
нормальные отношения и сотрудничество со всеми государствами,
включая «проблемные», их вовлечение в диалог в состоянии обеспечить
реальную безопасность сейчас и на обозримую перспективу. Трудно не
согласиться с министром иностранных дел Германии Франком-Вальтером
Штайнмайером в том, что мир должен сегодня основываться не на
военном сдерживании, а на готовности к сотрудничеству. Более того,
эпизод с захватом пятнадцати британских военнослужащих в Персидском
заливе показывает, что человеческий фактор, включая мотивацию
поведения, неадекватен задачам силовой политики, генетически
противится ей. Так стоит ли упорствовать в ее проведении и
заниматься самообманом?
О том, что не все ладно в чисто военном плане в
Ираке, говорит число сотрудников в действующих там так называемых
«частных военных компаниях». Оно уже составляет 30 % по отношению к
численному составу сил коалиции. Эти лица, деятельность которых
выходит за рамки международного гуманитарного права, искажают
представление о реальной роли силового фактора в иракском
урегулировании и наносят непоправимый ущерб межцивилизационным
отношениям.
Комплексные проблемы требуют комплексного подхода.
Это особенно относится к ситуации вокруг Ирана. Полагаться только
на принуждение Ирана – значит вступать в прямое противоречие с
интересами обеспечения энергобезопасности Европы и мира в целом.
Частью решения должна стать нормализация всеми странами отношений с
Тегераном, что поможет решить и задачу сохранения режима
нераспространения.
Проблему Косово пытаются разрешить за счет мирового
сообщества, то есть на путях создания прецедента, выходящего за
рамки норм международного права. В косовском случае наши партнеры
склонны поддаваться шантажу насилием и анархией, в то время как к
Палестине, где это длится уже не один десяток лет, проявляется
равнодушие: палестинского государства как не было, так и нет.
Абсолютная безопасность по определению возможна
только в ущерб всем другим государствам. На это справедливо
указывает в своей «Дипломатии» Генри Киссинджер. Такая политика
обрекает на одиночество. Но химера «абсолютной безопасности»
является и опасным искушением: тогда, по Фёдору Достоевскому, «все
позволено». Выведение себя за международно-правовые рамки
равнозначно попытке встать над нравственным законом, по ту сторону
добра и зла.
Сегодняшние проблемы, включая противоречивые
следствия глобализации, нельзя решить вне морали. Нагорная
проповедь, «золотое правило», смирение содержат нравственный закон
и для международных отношений. Это, кажется, понимала нынешняя
администрация США на начальном этапе ее деятельности: президент
Джордж Буш говорил о необходимости для Америки смирения в
международных делах (Выступление президента США перед сотрудниками
Государственного департамента 15 февраля 2001 г. – Ред.). Только
равноправие и универсальное применение международного права, где
«нет ни эллина, ни иудея», могут помочь восстановить управляемость
мирового развития. Если мы не будем поступать с другими
по-христиански, то будут ли с нами так поступать?
Возможно, соборность российского мироощущения делает
понимание этого более доступным для нас, чем для других. Вся
трагическая история России учила умению сосуществовать.
Договариваться – вот путь к укреплению межцивилизационного
согласия. Попытки же цивилизационного раскола мира являются
повторением опыта большевизма и троцкизма.
ЕВРОПА: ПРЕОДОЛЕНИЕ НАСЛЕДИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ
Особенно остро проблема преодоления наследия холодной
войны стоит в Европе. Слишком долго здесь доминировала блоковая
политика, основанная на логике сдерживания. И сейчас приходится
сталкиваться с тем, что трудно воспринимать иначе, как воссоздание
санитарного кордона к западу от границ России. Фаворитизм в этой
части Европы порождает нездоровую атмосферу. Поощряется рост
националистических настроений, таящих в себе главную угрозу
единству континента. И значит ли это, что сохраняет свое значение
прежний императив: обеспечивать присутствие США в Европе, держать
вне ее Россию, а Германии не дать подняться?
Как бы то ни было, под бременем политизированного
расширения ЕС европейский проект оказался отброшенным назад.
Получается, что объектом политики «сдерживания» была не только
Россия, но и Европа в целом как один из центров нового миропорядка.
Более того, Европе грозит абсурдная ситуация, когда она должна
финансировать свой собственный раскол, имея в виду неспособность
Евросоюза повлиять на позицию ряда своих новых членов, одержимых
стремлением «сдерживать» Россию, взять некий исторический реванш.
Глубоко убежден, что нынешние проблемы Европейского союза и
европейской политики в совокупности не могут быть разрешены вне
конструктивных и устремленных в будущее отношений с Россией,
основанных на взаимном доверии. Это должно отвечать и интересам
Соединенных Штатов.
Вместо этого Россию продолжают так или иначе пытаться
сдерживать. Так, НАТО расширяется в нарушение ранее данных альянсом
Москве заверений в том, что этого не произойдет. Сейчас продолжение
курса на расширение оправдывают необходимостью «распространять
демократию». Но подобные объяснения годятся лишь для наивных. Какое
отношение к демократии может иметь военно-политический альянс,
который в рамках своей «трансформации» последовательно повышает
количество сценариев возможного применения силы?
Тем не менее тезис о членстве в НАТО как своего рода
пропуске в «клуб» демократических государств провозглашают теперь
уже для стран на пространстве Содружества Независимых Государств.
(Хотя критерий того, выдерживает ли та или иная страна тест на
«демократичность», применяется только один – готовность следовать в
фарватере чужой политики.) Трудно понять, осуществляется ли
подобное освоение «советского наследства» ради морального
удовлетворения либо для того же «сдерживания» России.
Что касается СНГ, то ни у кого не вызывает сомнений,
что Россия располагает основными ресурсами поддержания здесь
социально-экономической и иной стабильности. Отказ Москвы от
политизированных торгово-экономических отношений, переход на
рыночные принципы – что может убедительнее подтвердить нашу
решимость обеспечить нормальные межгосударственные отношения на
этом пространстве?
Для сотрудничества России и Запада в данном регионе
есть все условия. Но сотрудничества равноправного, уважительного, в
том числе и по отношению к самим странам – участницам СНГ, которым
надо помочь в становлении государственности, а не делать их
заложницами пресловутой геополитической «игры с нулевым
результатом».
В менталитет «сдерживания» России укладываются и
односторонние планы размещения американской базы ПРО в Европе. Вряд
ли случайно, что противоракетная база в Европе точно – как
недостающий элемент jingsaw puzzle (головоломка, в которой
общая картинка собирается из отдельных элементов. – Ред.) – ложится
в рисунок глобальной системы ПРО США, расположенной по периметру
российских (а заодно и китайских) границ. Разумеется, ответ на этот
стратегический вызов будет даваться на стратегическом же уровне.
Никто не отменял взаимосвязь между стратегическими оборонительными
и наступательными вооружениями. Многие в Европе справедливо
озабочены тем, что размещение элементов национальной ПРО США будет
иметь глобальные негативные последствия для разоруженческих
процессов.
Предложение президента России о совместном с
Соединенными Штатами использовании Габалинской РЛС в Азербайджане,
его последние предложения, сделанные в Кеннебанкпорте, о создании
региональной системы мониторинга и раннего предупреждения
предоставляют возможность найти выход из нынешней ситуации без
ущерба для достоинства всех сторон. В качестве исходного пункта
подлинно коллективных усилий в этой сфере мы готовы совместно с США
и другими заинтересованными странами, прежде всего европейскими,
провести совместный анализ потенциальных ракетных угроз на период
вплоть до 2020 года. Такая кооперация, как отметил президент Путин,
могла бы привести к изменению качества российско-американских
отношений в сфере безопасности и вывести их на более высокий,
доверительный уровень. Мы обрели бы то взаимное доверие, которого
так не хватает сейчас нашим странам, подошли бы к подлинно
глобальному стратегическому союзничеству, которое позволит
продвигаться к новой многосторонней системе коллективной
безопасности, создание которой нам завещали отцы-основатели
ООН.
Стремление сдержать Россию ясно просматривается и в
ситуации вокруг Договора об обычных вооруженных силах в Европе
(ДОВСЕ). Мы подходим к этому документу честно и претендуем только
на то, ради чего он был принят, – на равную безопасность. Проблема,
однако, в том, что принцип равной безопасности был подорван с
роспуском Организации Варшавского договора при одновременном
сохранении и расширении НАТО. Попытки же исправить ситуацию
натолкнулись на категорический отказ членов Североатлантического
альянса ратифицировать Соглашение об адаптации ДОВСЕ к новым
условиям под предлогами, юридическая несостоятельность которых
понятна любому, кто читал документы Стамбульской конференции 1999
года. Значит, речь опять-таки идет не о праве, а о политике. Той
самой политике «сдерживания».
Уровни вооружений, приходившиеся, согласно ДОВСЕ, на
государства – члены Организации Варшавского договора, перекочевали
в натовскую квоту. Это уже не «равная безопасность», а желание
забрать то, что принадлежало другим. Такая ситуация говорит о
попытке воспроизвести блоковые инстинкты и подходы, вернуться к
логике «игры с нулевым результатом». Положение дел с ДОВСЕ – яркий
пример того, что любой элемент глобальной или европейской
архитектуры безопасности, который не основан на принципах
равноправия и взаимной выгоды, не может быть устойчивым.
В конечном счете, раз мы не можем адаптировать этот
старый инструмент к новым реалиям, не пришло ли время провести
обзор создавшегося положения и начать разработку новой системы
контроля над вооружениями и мер укрепления доверия? Если,
разумеется, мы сочтем, что современная Европа в ней нуждается. А
откровенные и честные обсуждения в Кеннебанкпорте дают надежду на
то, что пути к введению в действие адаптированного ДОВСЕ могут быть
найдены. Это возможно, если все будут выполнять взятые на себя
юридические обязательства, не прячась за искусственными
политическими увязками.
Может быть, в целом было бы лучше «расчистить»
площадку европейской политики от всего наследия холодной войны и
начать строительство новых, отвечающих требованиям времени структур
контроля над вооружениями и системы мер укрепления доверия, раз уж
мы больше не противники и не хотим создавать ложное ощущение того,
что в Европе возможна война?
СОТРУДНИЧЕСТВО БЕЗ ДОВЕРИЯ?
Путь к доверию лежит через откровенный разговор и
аргументированное обсуждение, а также взаимодействие,
предполагающее совместный анализ угроз. Именно в этом, последнем,
России отказывают без внятных на то оснований. От России, по
существу, требуют слепой веры в аналитические способности и добрые
намерения партнеров. Но в вопросах, затрагивающих национальную
безопасность, это, как минимум, несерьезно.
Мы будем реагировать в интересах поддержания
собственной безопасности, станем делать это на основе принципа
разумной достаточности. При этом всегда останется открытой дверь
для позитивных совместных действий по обеспечению общих интересов
на основе равноправия.
Выступая в Мюнхене, президент Владимир Путин
пригласил всех наших партнеров к серьезному, аргументированному
разговору о том далеко не удовлетворительном положении, которое
сложилось в международных отношениях. Убежден, что прошло время
двойственного – партнер/противник – отношения к России. На этих
путях не решить проблему доверия, а значит, и сотрудничества. Если
кто-то намерен «давать отпор негативному поведению России», то на
чем основано ожидание сотрудничества с нашей стороны в тех
вопросах, которые интересуют партнеров? Надо выбирать между
«сдерживанием» и сотрудничеством. В том числе в таких вопросах, как
вступление России в ВТО и Азиатский банк развития или поправка
Джексона – Вэника, основания для которой исчезли в конце 80-х годов
прошлого века.
Прискорбно, что даже в таком предельно ясном вопросе,
как необходимость пресечь возрождение неонацистских тенденций и
оскорбление памяти победителей фашизма, позиция многих наших
западных партнеров формируется под воздействием все того же желания
«сдерживать» Россию.
В условиях глобализации вызовов и угроз безопасности
есть большая разница между сотрудничеством и его отсутствием, между
коллективным образом действий и необходимостью для каждого
государства или группы государств действовать на свой страх и риск
либо полагаться на чужую мудрость, безапелляционно предлагаемую как
единственно возможный рецепт решения мировых проблем. Мы несем свою
ответственность в мировых делах: никто не сделает этого за нас. У
нас нет комплекса исключительности, но нет и оснований считать свой
анализ и свои идеи хуже, чем у других. Взаимодействие с Россией
возможно только на основе полного равноправия, уважения интересов
безопасности друг друга и обоюдной выгоды.
РОССИЯ – США: РАВНОПРАВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
В российско-американских отношениях пока действует
стабилизирующий фактор тесных и честных рабочих взаимоотношений
президентов Владимира Путина и Джорджа Буша, что вновь ярко
продемонстрировал недавний саммит в Уолкерс-Пойнте. У обоих народов
сохраняются память общей победы над фашизмом, по-своему
объединяющий опыт холодной войны и совместного выхода из нее.
Если в отношениях между Россией и США возобладает
равноправное партнерство, обе страны, убежден, будут способны
добиться почти всего. Чего допустить нельзя, так это поставить
российско-американские отношения в зависимость от электоральных
циклов двух стран или, еще хуже, позволить сделать это кому-то со
стороны. Это означало бы «умыть руки», отвернувшись от жизненно
важных интересов наших народов, интересов глобальной
стабильности.
Борьба с международным терроризмом, оргпреступностью
и наркотрафиком, поиск реалистичных путей охраны климата, развитие
ядерной энергетики при укреплении режима нераспространения,
обеспечение глобальной энергобезопасности, освоение космоса и
многое другое – стоит ли приносить все эти области уже
развивающегося практического сотрудничества на алтарь политики
«сдерживания»?
Было бы печально, если бы инерция блоковых подходов
(к тому же теоретически кодифицированных возвращением к
сдерживанию), а также ненужная поспешность в вопросах, которые
вполне могут подождать, спровоцировали отчуждение между Россией и
США. Это привело бы к сокращению пространства нашего
взаимодействия. Такой эффект «шагреневой кожи» может задать свою
динамику в отношениях, особенно если рядовых американцев будут
убеждать в том, что Россия виновата чуть ли не во всех бедах их
страны.
В России нет столь распространенных антиамериканских
настроений, как в иных местах. И если вспоминать Джорджа Кеннана,
хотелось бы, чтобы не только цитировали «длинную телеграмму», но и
последовали бы его совету о том, как внешний мир должен был бы себя
вести (без менторства и навязывания) в постсоветский период
развития России. В этом плане не могло прийтись более чем кстати
создание под сопредседательством Генри Киссинджера и Евгения
Примакова рабочей группы «Россия – США: взгляд в будущее».
Президенты Владимир Путин и Джордж Буш активно поддержали это
начинание, как и формирование группы Владимир Лукин – Джессика
Мэтьюз для непредвзятого обсуждения вопросов, касающихся развития
демократии и обеспечения прав и свобод человека.
С обеих сторон требуется широкий, незашоренный взгляд
на вещи. Такой подход могло бы предоставить восприятие России и
Соединенных Штатов как двух ветвей европейской цивилизации, каждая
из которых привносит в нее свою «добавленную стоимость». Мы могли
бы встретиться за «общим столом» на почве европейского
мироощущения. Практической формулой сохранения целостности
евро-атлантического пространства в глобальной политике могло бы
стать тройственное взаимодействие в международных делах – между
США, Россией и Евросоюзом. Могу только согласиться с Жаком Делором,
который считает, что «будущее развитие должно привести к достижению
всеобъемлющей договоренности» в рамках этой «тройки». Бывший
председатель Комиссии Европейских сообществ полностью прав в том,
что «Россия, Европейский союз и Америка – три политические силы,
которые привыкли дискутировать друг с другом», а «всякий раз, когда
их разделяют разногласия, когда каждая сторона играет в свою
собственную игру, значительно возрастает риск общемировой
нестабильности».
Видный литературный деятель российской эмиграции
Георгий Адамович как-то заметил, что пессимизм порождается
столкновением с людьми, в отношении которых не осталось никаких
иллюзий. Убежден, что к этой категории нельзя отнести ни Россию, ни
США.
Думаю, что мы не утеряли способность удивлять мир.
Поодиночке это удается и Москве, и Вашингтону. Почему бы не
попытаться сделать это сообща? Тем более что всем придется
тесниться в глобальной экономике и политике. Так отчего бы не быть
вместе и не действовать в духе сотрудничества и здоровой, честной
конкуренции на основе единых стандартов и уважения международного
права? Делить нам нечего, кроме общей с другими партнерами
ответственности за судьбы мира. Тем самым мы оказались бы на высоте
предсказанной Алексисом де Токвиллем великой будущности наших двух
стран, а заодно смогли бы «сдержать» тех, кто пытается лишить
современный мир неоспоримых выгод, которые несут в себе
российско-американское да и в целом евро-атлантическое
партнерство.
Июльская встреча президентов России и США с участием
Джорджа Буша-старшего показала, чего можно достичь «командной
работой». Оба лидера договорились искать общие подходы к вопросам
ПРО и сокращения стратегических вооружений, они запустили новую
совместную инициативу по ядерной энергетике и нераспространению.
Символично, что вместе они также рыбачили, но не «ловили рыбу в
мутной воде».
