22.08.2007
Сдерживание России: назад в будущее?
№4 2007 Июль/Август
Сергей Лавров

Министр иностранных дел Российской Федерации.

Влиятельные политические силы по обе стороны
Атлантики, похоже, стремятся развернуть дискуссию на тему
«сдерживать или не сдерживать Россию». Судя по всему, это отражает
реальные настроения и политические стратегии. Хотел бы внести в эту
дискуссию свой посильный вклад.

Сама постановка вопроса о «сдерживании» России
апеллирует к инстинктам прошлого. Это говорит не столько об
отсутствии воображения, сколько о том, что для кого-то после
окончания холодной войны почти ничего не изменилось. На весь
сегодняшний мир предлагается механически экстраполировать видение
структуры международных отношений, которое сложилось в ту пору в
рамках западного альянса. Мотивы, которыми тогда был продиктован
выбор в пользу политики сдерживания, дают себя знать и на новом
историческом этапе.

КАКУЮ РОССИЮ «СДЕРЖИВАТЬ»?

В чем же может состоять задача «сдерживания» России в
наше время? России, замечу, которая отказалась от идеологии,
имперских и иных «великих замыслов» в пользу прагматизма и здравого
смысла. Как «сдерживать» державу, которая сосредоточилась на своем
внутреннем развитии и делает это неплохо? Укрепление страны в
результате созидательной работы естественным образом
конвертировалось в упрочение нашего международного положения.
Россия проводит вовне политику, которая является продолжением
внутренней. У нас реалистичные и понятные устремления, а именно:
поддержание международной стабильности как важнейшего условия
решения задач дальнейшего развития страны и естественной эволюции
международных отношений в сторону свободы и демократии.

Если проанализировать идеологическую инерцию, которая
привела США к «преобразовательной дипломатии», очевидно, что между
внешнеполитическими устремлениями Вашингтона и Москвы существует
внушительный зазор. Надо полагать, что в этом и кроется проблема,
по крайней мере ее значительная часть. У России более чем
достаточный опыт революций: на них ушел весь наш ХХ век. Минувшее
столетие явилось своего рода чистилищем для европейской
цивилизации, преодолевавшей зло через изгнание своих идеологических
«бесов» – разного толка экстремистских продуктов европейской
либеральной мысли. Поэтому Россия не подпишется ни под каким
идеологизированным проектом, тем более не заимствует его извне.

Вестфальская система, которую в определенных кругах
стало модным критиковать, вывела ценностные различия за рамки
межгосударственных отношений. С данной точки зрения холодная война
означала движение вспять. Надо ли продолжать идти по этому пути
назад, который может вести только к конфронтации?

Идеология, когда ее путают с практической политикой,
застит глаза и разум. Примером служит свидетельство
Збигнева Бжезинского, который утверждает, что Соединенные Штаты
спровоцировали ввод советских войск в Афганистан. Но тогда
получается, что США еще в большей мере, чем полагают, приложили
руку к созданию «Аль-Каиды». Закон «нежелаемых последствий» чаще
срабатывает там, где действует энтузиазм, вдохновляемый
идеологией.

В чем смысл «сдерживания» страны, которая хочет
немногого, в том числе просто торговать, чем подавляющее
большинство наших партнеров занимаются веками и преуспели в этом?
Реализуя свои естественные конкурентные преимущества, мы наращиваем
инвестиции в человеческие ресурсы, расширяем свои возможности в
деле перевода экономики на инновационный путь развития. Наша
экономика приобретает нормальные параметры: ее рост во многом
основывается на внутреннем потребительском спросе. Мы также
вписываемся в общую тенденцию появления в новых экономиках
глобальных корпораций, бросающих конкурентный вызов «старым» ТНК.
Мы намерены продолжать интегрироваться в мировую экономику на
общепринятых условиях. Мы будем продолжать соответствующим образом
адаптировать свое законодательство.

В отличие от Советского Союза Россия – открытая
страна, которая не собирается от кого бы то ни было закрываться.
Поэтому и «открывать» нас нет нужды. Не мы строим сегодня стены,
как физические (между странами и внутри них), так и политические.
Мы выступаем против искусственных препятствий в международном
общении, за снятие визовых барьеров, в том числе в отношениях с
Европейским союзом. Что может дать более надежные гарантии против
непредсказуемого развития той или иной страны?

Россия стала частью всеобщего согласия в отношении
того, что демократия и рынок должны составлять основу
общественно-политического устройства и хозяйственной жизни. Нет
сомнений в том, что мы находимся в начале пути и еще далеки от
идеала. Но вектор развития выбран, и выбран бесповоротно. В итоге
крайне болезненных последствий вступления России на путь
беспрецедентных перемен в обществе сформировался широкий консенсус
относительно их глубины и темпов. В этом – цена мира,
внутриполитической стабильности, эволюционного, без потрясений,
развития. В конечном счете более зрелая демократия, включая
развитое гражданское общество и структурированную партийную
систему, станет естественным следствием более высокого уровня
социально-экономического развития. Я и имею в виду прежде всего
формирование значительного среднего класса, который не может
появиться в стране в одночасье. В одночасье могут возникать только
«олигархи», как это было у нас в начале 90-х годов прошлого века,
но то время безвозвратно ушло.

ГЛОБАЛЬНАЯ ЭНЕРГЕТИКА И РОССИЯ

России пеняют на ее естественную роль в глобальной
энергетике. Тут очевидно проявляются комплексы тех стран, которые
не могут пережить осознания своей зависимости от внешних источников
энергоресурсов. Но энергетическая зависимость взаимна. По
инициативе России на Санкт-Петербургском саммите «Группы восьми» в
июле 2006-го был найден баланс интересов всех участников
энергетических рынков. Ни для одной из стран – экспортеров
энергоресурсов не является разумным «сидеть на трубе» или на своих
запасах энергетического сырья – как собака на сене. Как и повсюду в
мире, энергетика воспринимается в России как стратегическая
отрасль. Сейчас – в особенности, поскольку нам приходится
сталкиваться с негативной внешней реакцией на укрепление страны и
возрастание ее роли в глобальной политике. Но Россия не нарушила ни
одного своего обязательства перед странами-импортерами, ни одного
контракта на поставку углеводородов.

Думаю, будет верно сказать, что свою роль в мировой
энергетике мы рассматриваем как средство обеспечения своей
внешнеполитической самостоятельности. И похоже, что именно свобода
действий и свобода слова, которые мы обрели во внешних делах и
которыми, кстати, пользуемся в рамках международного права,
являются главным пунктом обвинения со стороны тех, кто недоволен
укреплением России.

Энергетическая политика российского правительства
отвечает общей тенденции к росту государственного контроля над
природными ресурсами. Так, в целом по миру 90 % разведанных запасов
углеводородов в той или иной форме находится под контролем
государства. В глобальной энергетике складывается новый баланс,
когда контроль государств за доступом к энергоресурсам
уравновешивается сосредоточением передовых технологий в руках
частных транснациональных корпораций. Чем это не условия для
равноправного взаимодействия, которое основано на конкурентных
преимуществах каждой из сторон, объединенных общей целью
обеспечения энергетических нужд мировой экономики?

МНОГОСТОРОННЯЯ ДИПЛОМАТИЯ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Россия начала проводить национальную внешнюю
политику. И в этом, действительно, огромное отличие от того
идеологически мотивированного интернационализма, который лежал в
основе внешней политики Советского Союза. Многосторонняя дипломатия
с опорой на международное право становится универсальным средством
регулирования отношений на глобальном и региональном уровнях.

В условиях глобализации конфронтация не имеет никаких
объективных оснований. Разумеется, если оставить за скобками
попытки внедрения идеологии в международные отношения и их
ремилитаризации. С выходом глобализационных процессов за рамки
западной цивилизации конкуренция приобрела подлинно всеобщий
характер. Убежден, что именно в этом заключается смена парадигмы
международных отношений. Ценностные ориентиры и модели развития
теперь тоже стали предметом конкуренции. И она должна быть честной.
Это – фундаментальный вызов для всех.

В свое время Франциск I, проиграв битву под Павией,
писал матери, что «потеряно все, кроме чести». Точно так же никто
никогда не заставит Запад отказаться от своих ценностей и своего
образа жизни, если он сам того не захочет. Но при этом было бы
естественно не навязывать свои ценности другим, а сосредоточиться
на собственных конкурентных преимуществах. Уместно сослаться на
профессора Эберхарда Зандшнайдера, который возглавляет
Научно-исследовательский институт Германского общества внешней
политики. По его мнению, ослаблению позиций Запада в этой
конкуренции способствовала политика США последних лет, обернувшаяся
«гигантской утратой имиджа Запада» в Азии и Африке. «В последние
восемь лет, – считает он, – мы ничего – или почти ничего – не
предприняли, чтобы сделать наши ценности привлекательными для
жителей данных регионов Земли». Спрашивается, почему отвечать за
это должна Россия?

На первый план в мировой политике вышли глобальные
вызовы и угрозы, которые требуют подлинно глобального ответа
посредством возможно более широкого международного сотрудничества.
Традиционные громоздкие «обязывающие альянсы», как и «священные
союзы» против кого бы то ни было, не решают этих задач. Следствием
многообразия интересов и возможностей участия в разного рода
международных усилиях стало развитие сетевой дипломатии как
оптимального средства взаимодействия государств в двусторонних и
многосторонних форматах. Логично, что дипломатия осваивает сетевой
метод, выработанный частными корпорациями и гражданским обществом.
Единство метода позволит обеспечить гармонию международной жизни во
всех ее составляющих.

Основа новой международной системы – нарождающаяся
многополярность. Эту объективную реальность уже невозможно
оспаривать. И когда президент России Владимир Путин говорил в
Мюнхене о том, что «однополярный мир» не состоялся, он
констатировал очевидное. Опыт последних лет более чем убедительно
доказал, что ни у одного государства или группы государств нет
достаточных ресурсов для навязывания однополярности. При всей
привлекательности такого якобы благотворного упрощения
межгосударственных отношений – их выстраивания по иерархической
вертикали – оно заведомо нереалистично. Одно дело – уважать
культурно-цивилизационные особенности Америки, другое –
исповедовать американоцентризм.

Однополярность, если на то пошло, является покушением
на прерогативы Всевышнего. Новая система международных отношений –
это не анархия или беспорядочное броуновское движение. Наличие в
глобальной политике более двух ведущих игроков диктует
необходимость коллективного лидерства как средства гибкого
регулирования международных отношений. Это требует умения приводить
к общему знаменателю многообразные интересы партнеров, действовать
в согласии с другими ведущими государствами.

В многополярности нет никакой конфронтационной
предопределенности. Будущее, позволю себе процитировать Анну
Ахматову, «бросает свою тень задолго перед тем, как войти». Таким
будущим мировой политики эпохи глобализации является Организация
Объединенных Наций, которая в период холодной войны зачастую лишь
отбрасывала тень. В наши дни всемирная организация может и должна
на деле стать центральной для всей международной системы. Устав ООН
дает для этого все основания.

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ: РЕШАТЬ ИЛИ ОТТЯГИВАТЬ
РЕШЕНИЕ?

В своем развитии международные отношения подошли к
рубежу, когда в силу неделимости безопасности и процветания в мире
ХХI века дальнейшее откладывание решения накопившихся проблем
грозит катастрофическими последствиями для всех государств.

К сожалению, унаследовав проблемы периода холодной
войны, мировое сообщество вступило на путь создания новых.
Идеологически мотивированное одностороннее реагирование в силу
инерции, которой обладает, получило в наши дни второе дыхание. В
итоге повсюду «битая посуда» – тупиковые ситуации, неразрешимые в
рамках прежних подходов.

Вновь и вновь, будь то на практике в Ираке и Ливане
либо на уровне анализа по отношению к Северной Корее, Сирии, Ирану
или провинции Дарфур в Судане, приходится констатировать отсутствие
силовых решений имеющихся проблем. Безопасность нельзя запасти
впрок – это живой процесс, раскрывающий значение истины о «хлебе
насущном» применительно к международным отношениям. Только
нормальные отношения и сотрудничество со всеми государствами,
включая «проблемные», их вовлечение в диалог в состоянии обеспечить
реальную безопасность сейчас и на обозримую перспективу. Трудно не
согласиться с министром иностранных дел Германии Франком-Вальтером
Штайнмайером в том, что мир должен сегодня основываться не на
военном сдерживании, а на готовности к сотрудничеству. Более того,
эпизод с захватом пятнадцати британских военнослужащих в Персидском
заливе показывает, что человеческий фактор, включая мотивацию
поведения, неадекватен задачам силовой политики, генетически
противится ей. Так стоит ли упорствовать в ее проведении и
заниматься самообманом?

О том, что не все ладно в чисто военном плане в
Ираке, говорит число сотрудников в действующих там так называемых
«частных военных компаниях». Оно уже составляет 30 % по отношению к
численному составу сил коалиции. Эти лица, деятельность которых
выходит за рамки международного гуманитарного права, искажают
представление о реальной роли силового фактора в иракском
урегулировании и наносят непоправимый ущерб межцивилизационным
отношениям.

Комплексные проблемы требуют комплексного подхода.
Это особенно относится к ситуации вокруг Ирана. Полагаться только
на принуждение Ирана – значит вступать в прямое противоречие с
интересами обеспечения энергобезопасности Европы и мира в целом.
Частью решения должна стать нормализация всеми странами отношений с
Тегераном, что поможет решить и задачу сохранения режима
нераспространения.

Проблему Косово пытаются разрешить за счет мирового
сообщества, то есть на путях создания прецедента, выходящего за
рамки норм международного права. В косовском случае наши партнеры
склонны поддаваться шантажу насилием и анархией, в то время как к
Палестине, где это длится уже не один десяток лет, проявляется
равнодушие: палестинского государства как не было, так и нет.

Абсолютная безопасность по определению возможна
только в ущерб всем другим государствам. На это справедливо
указывает в своей «Дипломатии» Генри Киссинджер. Такая политика
обрекает на одиночество. Но химера «абсолютной безопасности»
является и опасным искушением: тогда, по Фёдору Достоевскому, «все
позволено». Выведение себя за международно-правовые рамки
равнозначно попытке встать над нравственным законом, по ту сторону
добра и зла.

Сегодняшние проблемы, включая противоречивые
следствия глобализации, нельзя решить вне морали. Нагорная
проповедь, «золотое правило», смирение содержат нравственный закон
и для международных отношений. Это, кажется, понимала нынешняя
администрация США на начальном этапе ее деятельности: президент
Джордж Буш говорил о необходимости для Америки смирения в
международных делах (Выступление президента США перед сотрудниками
Государственного департамента 15 февраля 2001 г. – Ред.). Только
равноправие и универсальное применение международного права, где
«нет ни эллина, ни иудея», могут помочь восстановить управляемость
мирового развития. Если мы не будем поступать с другими
по-христиански, то будут ли с нами так поступать?

Возможно, соборность российского мироощущения делает
понимание этого более доступным для нас, чем для других. Вся
трагическая история России учила умению сосуществовать.
Договариваться – вот путь к укреплению межцивилизационного
согласия. Попытки же цивилизационного раскола мира являются
повторением опыта большевизма и троцкизма.

ЕВРОПА: ПРЕОДОЛЕНИЕ НАСЛЕДИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Особенно остро проблема преодоления наследия холодной
войны стоит в Европе. Слишком долго здесь доминировала блоковая
политика, основанная на логике сдерживания. И сейчас приходится
сталкиваться с тем, что трудно воспринимать иначе, как воссоздание
санитарного кордона к западу от границ России. Фаворитизм в этой
части Европы порождает нездоровую атмосферу. Поощряется рост
националистических настроений, таящих в себе главную угрозу
единству континента. И значит ли это, что сохраняет свое значение
прежний императив: обеспечивать присутствие США в Европе, держать
вне ее Россию, а Германии не дать подняться?

Как бы то ни было, под бременем политизированного
расширения ЕС европейский проект оказался отброшенным назад.
Получается, что объектом политики «сдерживания» была не только
Россия, но и Европа в целом как один из центров нового миропорядка.
Более того, Европе грозит абсурдная ситуация, когда она должна
финансировать свой собственный раскол, имея в виду неспособность
Евросоюза повлиять на позицию ряда своих новых членов, одержимых
стремлением «сдерживать» Россию, взять некий исторический реванш.
Глубоко убежден, что нынешние проблемы Европейского союза и
европейской политики в совокупности не могут быть разрешены вне
конструктивных и устремленных в будущее отношений с Россией,
основанных на взаимном доверии. Это должно отвечать и интересам
Соединенных Штатов.

Вместо этого Россию продолжают так или иначе пытаться
сдерживать. Так, НАТО расширяется в нарушение ранее данных альянсом
Москве заверений в том, что этого не произойдет. Сейчас продолжение
курса на расширение оправдывают необходимостью «распространять
демократию». Но подобные объяснения годятся лишь для наивных. Какое
отношение к демократии может иметь военно-политический альянс,
который в рамках своей «трансформации» последовательно повышает
количество сценариев возможного применения силы?

Тем не менее тезис о членстве в НАТО как своего рода
пропуске в «клуб» демократических государств провозглашают теперь
уже для стран на пространстве Содружества Независимых Государств.
(Хотя критерий того, выдерживает ли та или иная страна тест на
«демократичность», применяется только один – готовность следовать в
фарватере чужой политики.) Трудно понять, осуществляется ли
подобное освоение «советского наследства» ради морального
удовлетворения либо для того же «сдерживания» России.

Что касается СНГ, то ни у кого не вызывает сомнений,
что Россия располагает основными ресурсами поддержания здесь
социально-экономической и иной стабильности. Отказ Москвы от
политизированных торгово-экономических отношений, переход на
рыночные принципы – что может убедительнее подтвердить нашу
решимость обеспечить нормальные межгосударственные отношения на
этом пространстве?

Для сотрудничества России и Запада в данном регионе
есть все условия. Но сотрудничества равноправного, уважительного, в
том числе и по отношению к самим странам – участницам СНГ, которым
надо помочь в становлении государственности, а не делать их
заложницами пресловутой геополитической «игры с нулевым
результатом».

В менталитет «сдерживания» России укладываются и
односторонние планы размещения американской базы ПРО в Европе. Вряд
ли случайно, что противоракетная база в Европе точно – как
недостающий элемент jingsaw puzzle (головоломка, в которой
общая картинка собирается из отдельных элементов. – Ред.) – ложится
в рисунок глобальной системы ПРО США, расположенной по периметру
российских (а заодно и китайских) границ. Разумеется, ответ на этот
стратегический вызов будет даваться на стратегическом же уровне.
Никто не отменял взаимосвязь между стратегическими оборонительными
и наступательными вооружениями. Многие в Европе справедливо
озабочены тем, что размещение элементов национальной ПРО США будет
иметь глобальные негативные последствия для разоруженческих
процессов.

Предложение президента России о совместном с
Соединенными Штатами использовании Габалинской РЛС в Азербайджане,
его последние предложения, сделанные в Кеннебанкпорте, о создании
региональной системы мониторинга и раннего предупреждения
предоставляют возможность найти выход из нынешней ситуации без
ущерба для достоинства всех сторон. В качестве исходного пункта
подлинно коллективных усилий в этой сфере мы готовы совместно с США
и другими заинтересованными странами, прежде всего европейскими,
провести совместный анализ потенциальных ракетных угроз на период
вплоть до 2020 года. Такая кооперация, как отметил президент Путин,
могла бы привести к изменению качества российско-американских
отношений в сфере безопасности и вывести их на более высокий,
доверительный уровень. Мы обрели бы то взаимное доверие, которого
так не хватает сейчас нашим странам, подошли бы к подлинно
глобальному стратегическому союзничеству, которое позволит
продвигаться к новой многосторонней системе коллективной
безопасности, создание которой нам завещали отцы-основатели
ООН.

Стремление сдержать Россию ясно просматривается и в
ситуации вокруг Договора об обычных вооруженных силах в Европе
(ДОВСЕ). Мы подходим к этому документу честно и претендуем только
на то, ради чего он был принят, – на равную безопасность. Проблема,
однако, в том, что принцип равной безопасности был подорван с
роспуском Организации Варшавского договора при одновременном
сохранении и расширении НАТО. Попытки же исправить ситуацию
натолкнулись на категорический отказ членов Североатлантического
альянса ратифицировать Соглашение об адаптации ДОВСЕ к новым
условиям под предлогами, юридическая несостоятельность которых
понятна любому, кто читал документы Стамбульской конференции 1999
года. Значит, речь опять-таки идет не о праве, а о политике. Той
самой политике «сдерживания».

Уровни вооружений, приходившиеся, согласно ДОВСЕ, на
государства – члены Организации Варшавского договора, перекочевали
в натовскую квоту. Это уже не «равная безопасность», а желание
забрать то, что принадлежало другим. Такая ситуация говорит о
попытке воспроизвести блоковые инстинкты и подходы, вернуться к
логике «игры с нулевым результатом». Положение дел с ДОВСЕ – яркий
пример того, что любой элемент глобальной или европейской
архитектуры безопасности, который не основан на принципах
равноправия и взаимной выгоды, не может быть устойчивым.

В конечном счете, раз мы не можем адаптировать этот
старый инструмент к новым реалиям, не пришло ли время провести
обзор создавшегося положения и начать разработку новой системы
контроля над вооружениями и мер укрепления доверия? Если,
разумеется, мы сочтем, что современная Европа в ней нуждается. А
откровенные и честные обсуждения в Кеннебанкпорте дают надежду на
то, что пути к введению в действие адаптированного ДОВСЕ могут быть
найдены. Это возможно, если все будут выполнять взятые на себя
юридические обязательства, не прячась за искусственными
политическими увязками.

Может быть, в целом было бы лучше «расчистить»
площадку европейской политики от всего наследия холодной войны и
начать строительство новых, отвечающих требованиям времени структур
контроля над вооружениями и системы мер укрепления доверия, раз уж
мы больше не противники и не хотим создавать ложное ощущение того,
что в Европе возможна война?

СОТРУДНИЧЕСТВО БЕЗ ДОВЕРИЯ?

Путь к доверию лежит через откровенный разговор и
аргументированное обсуждение, а также взаимодействие,
предполагающее совместный анализ угроз. Именно в этом, последнем,
России отказывают без внятных на то оснований. От России, по
существу, требуют слепой веры в аналитические способности и добрые
намерения партнеров. Но в вопросах, затрагивающих национальную
безопасность, это, как минимум, несерьезно.

Мы будем реагировать в интересах поддержания
собственной безопасности, станем делать это на основе принципа
разумной достаточности. При этом всегда останется открытой дверь
для позитивных совместных действий по обеспечению общих интересов
на основе равноправия.

Выступая в Мюнхене, президент Владимир Путин
пригласил всех наших партнеров к серьезному, аргументированному
разговору о том далеко не удовлетворительном положении, которое
сложилось в международных отношениях. Убежден, что прошло время
двойственного – партнер/противник – отношения к России. На этих
путях не решить проблему доверия, а значит, и сотрудничества. Если
кто-то намерен «давать отпор негативному поведению России», то на
чем основано ожидание сотрудничества с нашей стороны в тех
вопросах, которые интересуют партнеров? Надо выбирать между
«сдерживанием» и сотрудничеством. В том числе в таких вопросах, как
вступление России в ВТО и Азиатский банк развития или поправка
Джексона – Вэника, основания для которой исчезли в конце 80-х годов
прошлого века.

Прискорбно, что даже в таком предельно ясном вопросе,
как необходимость пресечь возрождение неонацистских тенденций и
оскорбление памяти победителей фашизма, позиция многих наших
западных партнеров формируется под воздействием все того же желания
«сдерживать» Россию.

В условиях глобализации вызовов и угроз безопасности
есть большая разница между сотрудничеством и его отсутствием, между
коллективным образом действий и необходимостью для каждого
государства или группы государств действовать на свой страх и риск
либо полагаться на чужую мудрость, безапелляционно предлагаемую как
единственно возможный рецепт решения мировых проблем. Мы несем свою
ответственность в мировых делах: никто не сделает этого за нас. У
нас нет комплекса исключительности, но нет и оснований считать свой
анализ и свои идеи хуже, чем у других. Взаимодействие с Россией
возможно только на основе полного равноправия, уважения интересов
безопасности друг друга и обоюдной выгоды.

РОССИЯ – США: РАВНОПРАВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

В российско-американских отношениях пока действует
стабилизирующий фактор тесных и честных рабочих взаимоотношений
президентов Владимира Путина и Джорджа Буша, что вновь ярко
продемонстрировал недавний саммит в Уолкерс-Пойнте. У обоих народов
сохраняются память общей победы над фашизмом, по-своему
объединяющий опыт холодной войны и совместного выхода из нее.

Если в отношениях между Россией и США возобладает
равноправное партнерство, обе страны, убежден, будут способны
добиться почти всего. Чего допустить нельзя, так это поставить
российско-американские отношения в зависимость от электоральных
циклов двух стран или, еще хуже, позволить сделать это кому-то со
стороны. Это означало бы «умыть руки», отвернувшись от жизненно
важных интересов наших народов, интересов глобальной
стабильности.

Борьба с международным терроризмом, оргпреступностью
и наркотрафиком, поиск реалистичных путей охраны климата, развитие
ядерной энергетики при укреплении режима нераспространения,
обеспечение глобальной энергобезопасности, освоение космоса и
многое другое – стоит ли приносить все эти области уже
развивающегося практического сотрудничества на алтарь политики
«сдерживания»?

Было бы печально, если бы инерция блоковых подходов
(к тому же теоретически кодифицированных возвращением к
сдерживанию), а также ненужная поспешность в вопросах, которые
вполне могут подождать, спровоцировали отчуждение между Россией и
США. Это привело бы к сокращению пространства нашего
взаимодействия. Такой эффект «шагреневой кожи» может задать свою
динамику в отношениях, особенно если рядовых американцев будут
убеждать в том, что Россия виновата чуть ли не во всех бедах их
страны.

В России нет столь распространенных антиамериканских
настроений, как в иных местах. И если вспоминать Джорджа Кеннана,
хотелось бы, чтобы не только цитировали «длинную телеграмму», но и
последовали бы его совету о том, как внешний мир должен был бы себя
вести (без менторства и навязывания) в постсоветский период
развития России. В этом плане не могло прийтись более чем кстати
создание под сопредседательством Генри Киссинджера и Евгения
Примакова рабочей группы «Россия – США: взгляд в будущее».
Президенты Владимир Путин и Джордж Буш активно поддержали это
начинание, как и формирование группы Владимир Лукин – Джессика
Мэтьюз для непредвзятого обсуждения вопросов, касающихся развития
демократии и обеспечения прав и свобод человека.

С обеих сторон требуется широкий, незашоренный взгляд
на вещи. Такой подход могло бы предоставить восприятие России и
Соединенных Штатов как двух ветвей европейской цивилизации, каждая
из которых привносит в нее свою «добавленную стоимость». Мы могли
бы встретиться за «общим столом» на почве европейского
мироощущения. Практической формулой сохранения целостности
евро-атлантического пространства в глобальной политике могло бы
стать тройственное взаимодействие в международных делах – между
США, Россией и Евросоюзом. Могу только согласиться с Жаком Делором,
который считает, что «будущее развитие должно привести к достижению
всеобъемлющей договоренности» в рамках этой «тройки». Бывший
председатель Комиссии Европейских сообществ полностью прав в том,
что «Россия, Европейский союз и Америка – три политические силы,
которые привыкли дискутировать друг с другом», а «всякий раз, когда
их разделяют разногласия, когда каждая сторона играет в свою
собственную игру, значительно возрастает риск общемировой
нестабильности».

Видный литературный деятель российской эмиграции
Георгий Адамович как-то заметил, что пессимизм порождается
столкновением с людьми, в отношении которых не осталось никаких
иллюзий. Убежден, что к этой категории нельзя отнести ни Россию, ни
США.

Думаю, что мы не утеряли способность удивлять мир.
Поодиночке это удается и Москве, и Вашингтону. Почему бы не
попытаться сделать это сообща? Тем более что всем придется
тесниться в глобальной экономике и политике. Так отчего бы не быть
вместе и не действовать в духе сотрудничества и здоровой, честной
конкуренции на основе единых стандартов и уважения международного
права? Делить нам нечего, кроме общей с другими партнерами
ответственности за судьбы мира. Тем самым мы оказались бы на высоте
предсказанной Алексисом де Токвиллем великой будущности наших двух
стран, а заодно смогли бы «сдержать» тех, кто пытается лишить
современный мир неоспоримых выгод, которые несут в себе
российско-американское да и в целом евро-атлантическое
партнерство.

Июльская встреча президентов России и США с участием
Джорджа Буша-старшего показала, чего можно достичь «командной
работой». Оба лидера договорились искать общие подходы к вопросам
ПРО и сокращения стратегических вооружений, они запустили новую
совместную инициативу по ядерной энергетике и нераспространению.
Символично, что вместе они также рыбачили, но не «ловили рыбу в
мутной воде».

Содержание номера
Ошибочная альтернатива в подходе к Пакистану
Даниел Марки
Сдерживание России: назад в будущее?
Сергей Лавров
Новая эпоха противостояния
Сергей Караганов
Палестинский узел: ни развязать, ни разрубить
Георгий Мирский
Азербайджан: «без друзей и без врагов»
Сергей Маркедонов
Мнимое противоречие: территориальная целостность или право на самоопределение?
Тигран Торосян
Американская ПРО и альтернатива Путина
Филип Койл
Открытый код и национальная безопасность
Павел Житнюк, Виталий Кузьмичёв, Леонид Сомс
«Газовая ОПЕК» или другие формы взаимодействия?
Владимир Ревенков, Владимир Фейгин
Пакистанская рулетка
Владимир Овчинский
Мораль и конфронтация
Фёдор Лукьянов
Преодолевая стереотипы
Андрей Давыдов
Индийский марш
Сергей Лунёв
Николя Саркози: прагматизм и преемственность
Юрий Рубинский
Гордон Браун: моралист у власти
Александр Терентьев
«Не стесняться имперского прошлого»
Эмманюэль Тодд
Возвращение великих авторитарных держав
Азар Гат
Россия и Запад: наши разногласия
Константин Косачёв
Россия как «другая Европа»
Иван Крастев
Свобода от морали. Что ценит современная Россия?
Светлана Бабаева