События в Киргизии, начавшиеся как очередная «цветная» революция по сербо-грузино-украинским лекалам, но превратившиеся затем в нечто совершенно иное, служат богатым материалом для размышлений. Что происходит на постсоветском пространстве? Видим ли мы проявление какого-то общего для всех стран процесса, или все-таки за внешним сходством скрываются серьезные различия в причинах и содержании? Чтобы ответить на эти вопросы, надо понять не только особенности киргизской ситуации, но и то, что же такое на самом деле «оранжевая революция».
«Оранжевые революции» и киргизские реалии
«Оранжевая революция» – это мирные выступления средних слоев (интеллигенция, средний и малый бизнес, учащаяся молодежь), направленные на достижение одной глобальной цели – вестернизации страны. Участники этого движения не только стремятся жить в Европе, но и имеют основания полагать, что в случае политических изменений в их стране спустя 10–15 лет эта мечта может осуществиться. Именно поэтому они идут на свой майдан, где готовы мерзнуть несколько дней или даже недель. Соответственно все, что противоречит европейскому выбору, будь то коррумпированный режим Эдуарда Шеварднадзе, автаркия Слободана Милошевича или пророссийский кандидат Виктор Янукович, оказывается по другую сторону баррикад.
Еще один важный признак «оранжевой революции» – ее подчеркнуто «законный» характер, чем она принципиально отличается от многочисленных бунтов, стремящихся разрушить до основания старый мир и явочным порядком воздвигнуть на его руинах новую систему власти. «Оранжевые» не только заявляют, что привержены закону (в роли нарушителя которого выступает старая власть), но и стараются соблюдать его, не допуская открыто нелегитимных действий. Даже наделавшая много шуму присяга, принятая Виктором Ющенко в разгар революции в Украине, носила символический характер и имела своей задачей подбодрить его сторонников, не дать им раскиснуть в условиях, когда противостояние стало затягиваться. Законным президентом после этого действа никто Ющенко не считал, включая и его самого: речь шла не о президентской присяге, а о «клятве верности» народу Украины. Решающим моментом революции стал вполне юридический акт – вердикт Верховного суда о проведении третьего тура выборов.
Что же мы видели в Киргизии? «Пути в Европу» для этой страны нет в силу ее географического положения (даже Турция, многолетний член НАТО, «внедряется» в Евросоюз с большим скрипом), менталитета населения и уровня экономического развития. Даже самые последовательные киргизские «западники» не могут не признать этот факт. Что касается интеллигенции, то значительная ее часть явно симпатизирует России хотя бы потому, что группируется вокруг Киргизско-славянского университета. Придание официального статуса русскому языку прошла в Киргизии без особых проблем – сравним ситуацию в Украине и Молдавии. Поддержка киргизской оппозиции со стороны Запада носила весьма ограниченный характер и ставила своей целью не победу противников Аскара Акаева, а лишь «плюрализацию» режима с целью усиления своего влияния на политические процессы в стране. Судя по всему, несмотря на некоторые американские заявления о новом успехе объявленного президентом Джорджем Бушем «похода за свободу», бишкекская революция стала в значительной степени неожиданной и для Запада.
Киргизским же предпринимателям нужны прежде всего стабильность и нормальные условия для работы, так что они восприняли эту революцию, как шоковое явление, которое нанесло серьезный ущерб бизнесу, а в ряде случаев и уничтожило его. Первые сообщения с юга страны об ограблении банков в Джалал-Абаде можно было еще воспринимать как «акаевскую пропаганду», но разгром делового центра Бишкека потряс даже тех, кто в принципе симпатизировал переменам. Растерянная оппозиция пыталась найти приемлемые для нее объяснения случившемуся. Например, утверждалось, что восставший народ расправляется с имуществом бизнесменов, близких к прежнему режиму. Когда же стало ясно, что толпа громит все без разбора, включая и представительства иностранных компаний, появилась новая версия: погромщики являются агентами этого самого режима.
Можно провести аналогию с событиями февраля 1917 года в Петербурге, где все кровопролитие списывали на неких полицейских, засевших с пулеметами на чердаках домов… Наконец, всеми было признано, что бишкекские погромщики были сугубо аполитичны и лишь воспользовались безвластием. Результат драматичен: колоссальные убытки, несколько самоубийств разоренных бизнесменов и резкое падение (на неопределенный срок) инвестиционной привлекательности страны. Напрашивается еще одна параллель с февралем 1917-го в России, когда антиправительственная оппозиции выпустила из рук контроль над улицей, в результате чего некоторым лидерам бунтовщиков самим очень скоро захотелось заполучить пулеметы. Впрочем, в Киргизии все же удалось навести порядок, хотя роль в этом тех сил, которые, собственно, начали бунт против Акаева, была минимальна.
А что же до легитимности действий самой антиакаевской оппозиции, то напомним основные этапы ее действий. Во-первых, назначения «народных губернаторов» еще до похода на Бишкек. Во-вторых, захват правительственных зданий и избиение ряда представителей законной власти (эти акции на аполитичных погромщиков уже не списать). В-третьих, неоднократные попытки давления на представительные органы власти уже после свержения Акаева – достаточно вспомнить, что первый временный президент Ишенбай Кадырбеков продержался на своем посту считанные часы и был заменен на Курманбека Бакиева (и это при том, что оба они были соратниками по оппозиции).
Что же до апелляции к старому составу парламента, избранному в 2000 году (который оппозиционеры долгое время противопоставляли новому), то она напоминает, конечно, грузинский сценарий, но выглядит скорее имитацией последнего. Ведь прошедшие в нынешнем году выборы были признаны международными организациями (включая и европейцев) технически более чистыми, чем предыдущие. Кроме того, в Грузии ключевую роль для легитимации революции сыграло все же решение Верховного суда об отмене результатов выборов, и только после этого можно было говорить о продлении полномочий старого парламента. В Киргизии «судебный фактор» оппозиция первоначально фактически отбросила, а затем использовала его в своих интересах уже после захвата власти.
Север против юга
Таким образом, говорить об «оранжевой революции» в современной Киргизии неправомерно. Речь шла об имитации, о разыгрывании модной революционной темы, заимствовании отдельных внешних приемов и атрибутики, будь то массовые акции с цветными ленточками (кстати, доминирующего «цвета», да и название событий так и не определили) или апелляция к старому парламенту. Все это, однако, представляло собой лишь упаковку для реального содержания событий – традиционной борьбы между севером страны и югом, стремления южных кланов взять реванш за оттеснение их от власти. При этом если в Украине противоречия между восточными и западными областями были лишь одной из составляющих масштабного цивилизационного выбора, в котором решающую роль сыграла позиция населения центральных регионов страны, то здесь речь шла о типичном «передельческом» процессе, инициированном обиженными политиками. Не случайно оппозиция объединила уволенных администраторов и коммунистов, сторонников сближения с Западом и членов наиболее архаичных южных группировок.
Напомним, что в 1985 году к власти в Киргизии пришел представитель южной элиты Абсамат Масалиев, сменивший «северянина» Турдакуна Усубалиева, который управлял республикой еще с хрущёвских времен. В Москве тогда плохо разбирались в вопросах противоречий севера и юга страны, а если и знали о них, то рассматривали как феодальные пережитки, которые можно не учитывать при принятии ключевых решений. Значение имело то, что Масалиев принадлежал к горбачёвскому поколению партаппаратчиков, а Усубалиев был более чем на десяток лет старше «отца перестройки».
В 1990-м север взял реванш, использовав новые перестроечные веяния и выдвинув в качестве своего лидера академика Аскара Акаева, имевшего имидж либерала и реформатора. «Южане» же продолжали ставить на ортодоксальную коммунистическую риторику, не успев вовремя сориентироваться и понять, что защищают идеологию вчерашнего дня. С тех пор южные кланы по большей части находились в оппозиции, но не утратили надежду на возвращение к власти. Недолго (в 2000–2002 годах) их представитель Курманбек Бакиев занимал второй по значению в стране пост премьера, однако реальными властными полномочиями он не обладал (а после отставки перешел в ряды оппозиции).
Впрочем, надо отметить, что за полтора десятилетия своего правления Акаев вступил в конфликт и с частью «северян» – например, с генералом Феликсом Куловым, занимавшим в разное время посты вице-президента, министра внутренних дел и безопасности, мэра Бишкека. Результатом конфликта между академиком и генералом стало осуждение последнего по обвинению в экономических преступлениях. Еще одним северным политиком, отношения которого с Акаевым безнадежно испортились, стала экс-министр иностранных дел Роза Отунбаева (после революции она вновь заняла этот пост). Именно Отунбаева была наиболее известным на Западе оппозиционным лидером.
Таким образом, на первом этапе событий (до того момента, как Аскар Акаев покинул страну) основной водораздел проходил между бишкекской властью и южными (ошскими и джалал-абадскими, частично узбекскими) кланами, поднявшими антипрезидентский бунт. Последние использовали некоторые «оранжевые» технологии для придания своей позиции большей респектабельности в глазах не столько самих киргизов, сколько зарубежных наблюдателей и международных организаций. Что же касается акаевского режима, то его главными проблемами стали отсутствие решительности президента и низкая степень консолидации властей. Все это неудивительно, если учесть, что полномочия Акаева заканчивались осенью нынешнего года, не предвещая каких-либо революций. Избираться на следующий срок ему запрещала Конституция.
В сложившейся ситуации сторонники Акаева прорабатывали разные варианты дальнейших действий: референдум по пересмотру Конституции (против был Запад, мнение которого президент-академик учитывал до конца), определение преемника (приемлемой для всех фигуры не находилось), переход к парламентской республике (политические риски такого варианта просчитывались с трудом)… Никакого решения так и не было принято, что роковым образом ослабило режим, дезориентировало его сторонников, придало новые силы противникам. Поэтому, кстати, события, подобные киргизским, не столь уж вероятны для других стран Центральной Азии и для Казахстана, перед лидерами которых проблема передачи власти не стоит.
На втором этапе ситуация изменилась. Вначале «южане», не удовлетворившись свержением Аскара Акаева, настояли на том, чтобы их наиболее известный лидер Бакиев не только вернул себе премьерство, но и стал временным президентом. Представители юга страны возглавили в новой администрации Министерство обороны и Генеральную прокуратуру. Назначение прежним (слабым и зависимым от «революционеров») составом парламента президентских выборов на июнь также было выгодно югу, так как создавало преимущество действующей власти в лице Бакиева, который, кстати, первым объявил о своем желании баллотироваться на высший государственный пост.
Однако затем начались события, которые не вписывались в сценарий южных кланов. Северная элита, отказавшись от идентификации с Акаевым, настояла, однако, на легитимации нового парламента, в который вошли многие влиятельные «северяне», вовсе не собиравшиеся уступать добытые в напряженной избирательной кампании мандаты. Новым фактическим лидером севера стал Феликс Кулов, освобожденный из тюрьмы и руководивший борьбой с мародерами в Бишкеке. Затем он подал в отставку (подчеркивая отсутствие властных амбиций), а новый парламент обратился в Верховный суд с просьбой о пересмотре его дела. По европейским меркам, разумеется, такой шаг законодателей является нарушением принципа разделения властей и давлением на суд, однако для «революционной» Киргизии он не выглядит необычным.
Более того, юг не проявил себя консолидированной силой. Председателем нового парламента стал один из наиболее известных оппонентов Акаева – Омурбек Текебаев, «южанин», отношения которого с Бакиевым носят конфликтный характер. Зато еще во время президентских выборов-2000 он сотрудничал с Куловым: тогда Текебаев баллотировался на пост президента в неформальной связке с генералом как кандидатом в премьеры. Кроме того, еще один видный южный политик, Адахам Мадумаров, не только отказался от поста вице-премьера в кабинете Бакиева, но и объявил о том, что сам намерен баллотироваться в президенты.
Далеко не ясно, как разрешатся противоречия между севером страны и югом. Если юг выступает как «партия реванша», то север – в качестве «партии порядка». Сейчас многое зависит от того, удастся ли обеим сторонам договориться и определить формат власти, основанный на учете всех ключевых интересов. В этом случае безусловным фаворитом президентских выборов может оказаться общий кандидат большей части севера и юга, а его конкуренты фактически станут спарринг-партнерами. Если же договориться не удастся, то предвыборная кампания в Киргизии может превратиться в арену жесткого межкланового противостояния с трудно предсказуемыми последствиями – от нового обострения напряженности до угрозы единству страны.
Что касается продолжения волны «цветных» революций на постсоветском пространстве, то в зоне риска, как представляется, находятся Белоруссия и Армения. В первой оппозиция вдохновляется украинским примером, а мотивация Запада для ее поддержки весьма высока: в конце концов, режим Александра Лукашенко остается последним «изгоем» в современной Европе. Социологические опросы показывают рост проевропейских настроений среди населения страны. Дело за лидером оппозиции, который смог бы противостоять Лукашенко, но пока такого не видно; однако это не означает, что он не появится к президентским выборам 2006 года. Отметим в связи с этим, что профессора Воислава Коштуницу мало кто знал за пределами экс-Югославии еще за год до его прихода к власти в 2000-м.
Что касается Армении, то выборы-2003 были оспорены оппозицией, которая, однако, достаточно разнородна и тоже не может выдвинуть единого лидера. Вспомним все же, что в этой стране уже есть опыт отстранения от власти президента – в 1998 году, когда этот пост был вынужден покинуть Левон Тер-Петросян. Только если после тех событий российское влияние в стране возросло, то сейчас возможен обратный процесс.
Такие разные страны, как Белоруссию и Армению, объединяет то, что их элиты могут в той или иной степени рассчитывать хотя бы на постепенную интеграцию в Европу, – этот фактор способен усилить мотивацию сторонников перемен. Их активность, вероятно, стимулирует «раскрутку» революционных сценариев, которые, впрочем, вряд ли будут похожи по своей форме на киргизский клановый бунт, стоивший президентства Аскару Акаеву.
