Урегулирование международных кризисов, связанных с локальными войнами, испокон веку было одной из основных задач мировой дипломатии. Однако эпоха после холодной войны принесла новые веяния. Вместо того чтобы, занимая по возможности нейтральные позиции, подталкивать участников конфликта к миру, ведущие западные державы стали действовать иначе. В большинстве горячих точек изначально выбирается «правильная» сторона, good guys, которой и оказывается помощь – политическая, военная, дипломатическая – для победы над «неправым» неприятелем. Тот факт, что в междоусобицах, гражданских войнах правых и виноватых, как правило, не бывает, ответственность лежит на всех, игнорируется, исходя из текущих интересов больших стран. Примеров тому за последние годы можно насчитать немало, и интересно вспомнить, с чего все начиналось. С Югославии первой половины 1990-х годов.
Плата за внутриполитическую индульгенцию
На поле, расчищенном перестройкой от конфронтации, Борис Ельцин и Андрей Козырев в целом продолжили внешнюю политику Михаила Горбачёва. Прежним оставалось стремление вернуться в общий поток той цивилизации, из которого Россию вырвала Октябрьская революция. Идеологическое противостояние и холодная война больше этому не мешали. Был подтвержден приоритетный курс на сотрудничество с США и Западной Европой.
Во внешнеполитической повестке дня остался такой важный пункт, как сокращение вооружений, сделаны реальные шаги в этом направлении. Россия объявила себя правопреемницей Советского Союза и признана таковой, сохранив за собой место одного из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН.
Стратегическая линия себя оправдывала. Но в практической политике со старта была допущена принципиальная ошибка: во главу угла поставили безоговорочное равнение на «цивилизованные» государства, в первую очередь Соединенные Штаты. Даже в ослабленном состоянии Россия могла претендовать на нечто большее, чем младший партнер США. В дело, однако, вступал такой фактор, как острая внутриполитическая борьба.
Если американцы давали Ельцину индульгенцию на действия внутри России (чего стоит один расстрел парламента), то в международных делах он должен был это отрабатывать. Здесь ни Джордж Буш-старший, ни сменивший его Билл Клинтон, ни их госсекретари особенно не церемонились. Кризис в Югославии – печальное тому подтверждение.
Вплотную я столкнулся с ним осенью 1992 г., вернувшись после службы в Италии в МИД в качестве первого замминистра. Вскоре события вокруг Югославии стали принимать суровый оборот. Чувствовалось, что идет психологическая подготовка силового вмешательства извне. Зачем это нужно американцам, поначалу было не очень понятно. Ранее они старались держаться от Балкан подальше и какое-то время выступали против дезинтеграции Югославии. Еще в декабре 1991 г. Соединенные Штаты не поддерживали идею признания Хорватии. К весне же следующего года они признали не только ее, но и Словению, и – что хуже всего – Боснию и Герцеговину (БиГ): там сейчас же вспыхнула война. Судя по всему, в Вашингтоне поняли, что на Балканах можно сорвать куш: одна только поддержка мусульман давала большие плюсы, как бы компенсируя союз с Израилем. Едва ли не решающее влияние оказал внутриполитический мотив – роль вершителя судеб на Балканах оказалась для Клинтона, лидера единственной оставшейся сверхдержавы весьма привлекательной. Линия на силовое подавление сербов была призвана облегчить последующее навязывание мира на американских условиях.
При таком раскладе задача России должна была бы заключаться в том, чтобы не допустить военного вмешательства, тем более что речь шла о гражданской войне, это в конце концов стали признавать и на Западе. Противопоставить силе политическое урегулирование при равном подходе к трем конфликтующим сторонам – сербам, хорватам и боснийцам. В принципе такой линии мы и следовали, но в ключевые моменты срывались, пасуя перед давлением со стороны США.
Первой серьезной ошибкой явилось голосование в мае 1992 г. за резолюцию Совета Безопасности, вводившую «жесткие и немедленные» санкции против Югославии. Говорю это не задним числом. Будучи послом в Риме, я писал в Москву: давайте не торопиться с санкциями против Сербии. Во всяком случае, подсчитаем, во сколько они нам обойдутся. Тем, кто нас торопит, наше нежелание всегда можно объяснить экономическим положением России. Может быть, даже спросить: чем вы нам компенсируете ущерб? Надо на Балканах играть свою игру, как это делает та же Германия. А для этого нельзя отталкивать традиционного союзника – Сербию. Слободан Милошевич и нынешние его «подвиги» забудутся, но если Россия предаст сербов, это останется в исторической памяти. (Моя телеграмма против санкций оказалась единственной среди депеш российских послов и наверх из МИДа не ушла. Ситуацию «поправил» кто-то из доброхотов, передав полный текст в правонационалистическую газету «День». По старым меркам за такую утечку надо было сажать.)
Позже Виталий Чуркин, ответственный тогда в министерстве за Югославию, рассказал мне, что ни один эксперт в МИДе не поддерживал санкции, но боялись, против не высказался никто. Объем санкций был беспрецедентно большим, мы же пошли на них скоропалительно. Для сербов и санкции, и позиция России стали настоящим шоком. А ведь могли использовать и такой аргумент, что китайцы ни на какие санкции не пошли, прямо заявив, что им это невыгодно. Милошевич до последнего верил, что Россия не даст его в обиду.
Понимаю, что в таких обстоятельствах, когда сербов клевали – и по делу – со всех сторон, трудно было не поддаться господствовавшим настроениям. Но Милошевичу активно помогали в разжигании конфликта и хорват Франьо Туджман, и боснийский президент Алия Изетбегович. Руководствоваться принципом справедливости хорошо тогда, когда и остальные ему следуют. Среди западных же стран пристрастность была в широком ходу. Действовало правило: если виноваты сербы, то только они; если виноват кто-то другой, виноваты все. Мы располагали ресурсами, чтобы играть более многоплановую игру. Наше длительное сопротивление силовым методам это продемонстрировало.
Твердо держались американец Сайрус Вэнс и англичанин Дэвид Оуэн – сопредседатели Исполнительного (его иногда называют Координационным) комитета, созданного Лондонской конференцией по урегулированию в бывшей Югославии. Генсек ООН Бутрос Гали и его представители на местах также долго были против вооруженных акций, ибо боялись за судьбу своего персонала. В январе 1993 г. Марти Ахтисаари, председатель рабочей группы по БиГ, публично заявил, что благодаря России сейчас на первый план выдвигаются политические, а не силовые методы.
Боюсь, однако, что Милошевича у нас помимо всего прочего относили вслед за американцами к разряду тех «коммуняк», с которыми боролись внутри России. Наше одобрение санкций в частном порядке было прокомментировано: решили, мол, эту шпану наказать. Внешняя политика превращалась из общегосударственной в партийную. Под сурдинку отказа от идеологии забывались различия, идущие из геополитики. Знамя достоинства страны отдавалось в руки национал-патриотов. А потом не шли даже на разумные шаги по той причине, что это была бы уступка правым.
Дискордия у нас внутри была немалая. Чего стоила одна только не реализованная, но всерьез предложенная идея выделить российские самолеты в американские эскадрильи, чтобы обойти категорическое неприятие Верховным Советом воздушных ударов по сербам.
«Это вам не Ирак!»
В январе 1993 г. министр точно сказал, что мы уже два месяца употребляем в Совете Безопасности скрытое вето против военного вмешательства. Не прошло, однако, много времени, как последовала новая атака. На этот раз начали французы, предложив силовое обеспечение бесполетной зоны, которой объявлялась БиГ. Их поддержали практически все. Эта мера должна была войти в качестве составной части мероприятий по осуществлению мирного плана Вэнса–Оуэна, если все к нему присоединятся. (Имеется в виду план мирного урегулирования в Боснии и Герцеговине, подготовленный в начале 1993 г., который Россия поддержала.) Налицо явное нарушение ранее достигнутых договоренностей.
Представитель России в ООН Юлий Михайлович Воронцов сообщил из Нью-Йорка, что вопрос о применении санкций в отношении тех, кто будет нарушать бесполетную зону, доложен министру (тот прилетел в Америку для подготовки встречи Ельцина с Клинтоном), проголосуем за французский проект. Мы знали, что Козырев с самого начала склонялся к поддержке этой резолюции, писал Ельцину, что хотя она внесена французами, это одна из личных идей Клинтона. Вслед за Бушем он повторил, что США готовы силой обеспечить запрет полетов.
Но вся эта затея с бесполетной зоной – чисто антисербская, у них одних там самолеты, их лишают этого преимущества. Что это, как не ослабление одной стороны в конфликте? Сухопутные войска, где перевес на стороне мусульман не трогают. Сербы отрицают нарушения, ссылаются на то, что ООН отслеживает все их действия. Но французы мне прямо говорят: вне зависимости от того, нарушают сербы или нет, общественное мнение настроено против них, мы не можем этого не учитывать. Дело не олько в сербах: впервые вводится узаконенное вмешательство из вне.
У нас с Сергеем Лавровым, ведшим в качестве замминистра ооновское направление, оставался единственный путь помешать этому – апеллировать к президенту. По соображениям лояльности к Козыреву мы все оттягивали этот ход. Этика была вознаграждена: Ельцин позвонил мне сам. Голосом с довольно характерными интонациями стал говорить: почему меня не информируют по принципиальным вопросам? Вы с Козыревым думаете, сами с усами, так я вас накажу, и очень легко это сделаю. И начал сладострастно объяснять, как накажет. Потом воскликнул: «Бомбить Югославию! (Правильно понял Борис Николаевич!) Это американцы хотят, а мы разве хотим? Это вам не Ирак. Немедленно сообщите Козыреву, чтобы голосовал против резолюции или в крайнем случае воздержался». Сказал на это: «Вы сами разрешили Козыреву голосовать за эту резолюцию». Ельцин ответил: «Не знаю, не знаю». Затем перезвонил: «Держу перед глазами записку по Югославии, никакого разрешения я не давал».
Надо пояснить, что Козырев действительно иногда «химичил». На этот раз наряду с запиской, подготовленной Лавровым специально по Югославии, в тот же день направил Ельцину записку о своих беседах в Вашингтоне. Ее никто кроме него и, видимо, замминистра Георгия Мамедова не видел. На 10-й или 11-й странице, то есть там, куда и в лучшие времена никто не заглядывал, а сейчас и подавно, был такой пассаж: если не удастся убедить французов сделать свое предложение частью общего комплекса мер, проголосовать за французский проект. Естественно, никто и не думал убеждать французов. В конце же этой длинной бумаги проект распоряжения – одобрить представленные соображения. Фактически президенту не объяснили, что это за французская резолюция. А она как раз и дает возможность наносить удары, причем не только по воздушным, но и по наземным целям.
Так что наша позиция изменилась в самый последний момент лишь благодаря вмешательству президента. Кто-то из помощников подсказал, дай ему Бог здоровья. К сожалению, Ельцин изменил позицию еще раз. Силовая резолюция сыграла впоследствии пагубную роль. Единственное, что сумели мы сделать – снять удары по земле. Для этого настояли на возвращение в текст резолюции ранее бывших там слов «в воздушном пространстве», которые успели под шумок вычеркнуть. Без той борьбы, которую мы устроили вокруг резолюции, не удалось бы добиться и этого.
Следует признать, что наши международно-правовые усилия пошли прахом: США и НАТО в итоге просто-напросто нарушили те решения, за которые проголосовали.
Очередной антисербский накат был приурочен к встрече Клинтона и Ельцина в Ванкувере (начало апреля 1993 года). Проект решения Совета Безопасности касался введения дополнительных, на этот раз финансовых санкций против СРЮ. Записку с согласием на новые санкции Козырев быстренько направил Ельцину, нам ничего не сказав. Это якобы соответствует нашей политической линии в югокризисе, как она изложена в заявлении президента от 9 марта о безальтернативности плана Вэнса–Оуэна. Нет там этого. Отказываемся от тех элементов самостоятельности, которые было появились в нашей позиции по Югославии.
Американцы, как и в случае с выводом наших войск из Прибалтики, не стеснялись увязывать международные проблемы с возможностями оказания нам помощи. И подумалось: если бы мы сами, по своей доброй воле, принимали решение о санкциях против Югославии и никто бы на нас не давил, разве мы бы пошли на них? Значит, все-таки дело во внешнем воздействии. А будь Россия не так слаба, разве на нас бы так давили? И будь у нас другое руководство, может быть, мы не поддались бы на нажим?
Вот что говорит Воронцову американская представительница в ООН: согласия с Россией по проекту резолюции о новых санкциях следует достичь до ванкуверской встречи на высшем уровне. Главный вопрос там – американская программа помощи России, и не дело президентов заниматься решениями ООН. Строб Тэлботт, второе лицо в американском Госдепе, в закрытой беседе с нашим послом в Вашингтоне Владимиром Лукиным, и Клаус Кинкель, немецкий министр иностранных дел, – публично связали и содействие нам, и вообще политику в отношении России с тем, как мы поведем себя в вопросе о санкциях. Не церемонятся ребята: делай так, как мы скажем, иначе останешься без помощи. По-хорошему, из-за одного этого стоило бы заветировать резолюцию.
Американцы жали на нас не только в Нью-Йорке и Вашингтоне. Кристофер звонил в Москву – замминистра Мамедову: «Мы хотели бы предостеречь Россию от использования права вето при голосовании резолюции в Совете Безопасности, поскольку это нанесет ущерб российско-американским отношениям. В частности, это может усложнить усилия американской администрации по обеспечению поддержки в Конгрессе вопроса об оказании помощи России». Помощи-то еще никакой нет, на одних обещаниях выбивают из нас все новые уступки.
Ельцин на присланной ему Козыревым записке начертал грамотную резолюцию: сначала разберемся на Совмине, о каких санкциях идет речь, соберем в МИДе мнения ведомств и только после этого примем решение. Недолго, однако, пришлось радоваться. 18 апреля прошла резолюция Совбеза об ужесточении санкций против Белграда. Подарок на Пасху православным сербам. Проясняется, что всю ночь Козырев и Воронцов были в контакте. В пять утра Воронцов получил указание воздержаться, а не ветировать.
Почему такая поспешность? Посреднические усилия до конца доведены не были – раз. Изучить, какие будут для нас последствия экономические, не дали – два. (Позже Козырев публично заявил, что финансовые потери, которые Россия несет от санкций, превышают все то, что она получает в виде иностранной помощи из всех источников.) Своим обещанием заветировать резолюцию, если она не ко времени, пренебрегли – три. Референдума, из-за которого мы весь сыр-бор затеяли (просили отсрочить голосование до даты плебисцита, 26 апреля), не дождались, более того, накануне получили подарок – четыре. Все кругом видят: надави на нас, и мы даем слабину – пять. И еще: какая будет нам вера, если мы говорим одно, а делаем другое?
Пытаюсь выяснить, каким образом возникло «воздержание». Получается, что в последний момент президент с подачи премьера скорректировал козыревское «да» (а первоначально-то вовсе было «нет», как предложил Воронцов) на «воздержаться». Ельцин давно хотел последовать примеру китайцев – те тоже воздержались. Но это означает пропустить резолюцию, то есть дать ход введению санкций, обязательных и для тебя.
США и некоторые другие западные страны не хотят мирного урегулирования на волне военных успехов сербов, затягивают политическое решение. Заговорили уже открыто: надо бить с воздуха по сербской тяжелой артиллерии, мостам и дорогам, по которым в Боснию поступает вооружение из Югославии. Когда сербов побьют и будет удовлетворено, наконец, общественное мнение, воспитанное на телевизионных передачах, показывающих, кстати сказать, подлинную жестокость, но жестокость только одной стороны; когда, наконец, удовлетворит все свои предвыборные нужды и утешит свое самолюбие Клинтон как решительный, хотя и молодой президент, тогда можно будет говорить и об урегулировании.
Близорукая позиция, что ни говори, ибо неизвестно, чем окончится эскалация против сербов. Кто гарантирует, что сербы, находясь в униженном и разбитом состоянии, пойдут на переговоры? Чувствуя настрой западников, албанцы в Косово готовы потрясти мечами после десятилетней летаргии. Крупная может быть заварушка.
Не подгоняю свои тогдашние записи под произошедшие события. Разве что не о близорукости шла речь, а о последовательной линии на ослабление сербов, которых помимо всего прочего считали главным проводником влияния России на Балканах. Самое интересное, что западники ошибались насчет Милошевича. Он был горазд просить нас, чтобы мы уменьшили нажим на него Запада. Но нас в свою игру фактически не пускал. Сербы не облегчали нам жизнь, потому что не верили ельцинской команде, голосовавшей за санкции. Ждали, что она сменится, различные эмиссары из Москвы им такими пророчествами все уши прожужжали. Считаю достижением МИДа, что смогли поломать приезд Караджича, лидера боснийских сербов, направлявшегося только для того, чтобы поговорить с Хасбулатовым и Руцким, другими словами с оппозицией.
Мы поддерживали сербов не из-за славянофильства, хотя историю тоже так просто не вычеркнешь. Важнее, что на югославских делах отрабатывался международный механизм навязывания мира в этнических конфликтах. Этот механизм оказался сугубо американским. Россия не смогла там найти свое самостоятельное место. Не случайно урегулирование на Балканах, достигнутое исключительно в интересах Запада и при вспомогательной роли России, преподносилось в качестве образца.
Но и о близорукости можно говорить: заигрывание с исламским фундаментализмом в Боснии не могло не привести к его общему усилению. Есть внушающие доверие данные, что не менее трех лиц, причастных к взрыву небоскребов в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г., находили прибежище у боснийских мусульман (об этом писала International Herald Tribune в декабре 2012 г.).
Мишень – сербы
8 февраля 1994 года. Как же правильно боролись мы сотоварищи – и как же плохо, что пропустили – решение Совета Безопасности о силовом обеспечении зоны, запретной для полетов в Боснии и Герцеговине. Сегодня американские F-16 сбили – так сказать, на «законных основаниях» – четыре сербских самолета. Это – первая боевая акция НАТО за все время существования блока. Одновременно серьезно обострилась общая обстановка. 5 февраля орудийный снаряд попал в заполненный людьми воскресный рынок в Сараево, убив 69 человек и ранив более двухсот. В этом тут же обвинили сербов, хотя последующее расследование указывало скорее на мусульман. НАТО предъявило ультиматум сербам – отвести от Сараево тяжелое вооружение. Их орудия, что ни говори, варварски обстреливали с окружающих гор беззащитный город. В случае невыполнения боснийским сербам пригрозили авиаударами.
Когда мы обсуждали ситуацию на утренней сходке у министра, я предложил, чтобы Россия включилась в происходящее, а именно: отмежевалась от ультиматума НАТО, который с нами согласован не был, и обратилась напрямую к сербам с просьбой отвести свое тяжелое вооружение. Не потому, что они испугались НАТО, а потому, что просит Россия, т.е. по собственной доброй воле. Причем обратиться на высшем уровне. Согласятся сербы – хорошо, не примут – наша совесть чиста: мы пытались отвести от них удар.
Козыреву идея понравилась и он оперативно провел ее через президента. Тот обратился со специальным посланием к Милошевичу и Караджичу. Свои слова мы подкрепили делами: перевели 400 «голубых касок», часть наших миротворцев, находившихся в соответствии с мандатом ООН в Хорватии, в районы вокруг Сараево, занятые сербами. Это давало сербам гарантии против возможного наступления босняков.
Наша комплексная акция – это признавали и европейцы (но не США!) – привела к положительному и для многих неожиданному результату: сербы (и мусульмане) стали отводить свое тяжелое вооружение, либо передавать его под контроль ООН.
Ельцин был очень доволен, в списке тех, кто был награжден месячным окладом за «высокий профессионализм при выполнении поручения президента по Боснии», была и моя фамилия. К сожалению, этот наш успех развития не получил.
На окровавленной сцене югославской трагедии главными протагонистами становились США и НАТО.
Усилиями американцев была прекращена война между хорватами и мусульманами, (она длилась до весны 1994 г.), и создана хорватско-мусульманская федерация в Боснии. США получили своего «good guy». Федерация стала усиленно вооружаться. Эмбарго на поставки оружия БиГ в части, касающейся мусульман, дырявое. Аналогично американцам вооружали Хорватию немцы. Международные посредники теряли влияние, ибо американцы сумели отстранить ООН от мирного процесса, передав его в Контактную группу пяти государств (Германия, Франция, Великобритания, США и Россия), где у Вашингтона больше рычагов, а у нас нет права вето.
К середине 1994 г. Контактная группа (КГ) выработала предложения по политическому урегулированию, близкие к тому, что задолго до этого предлагали Вэнс (потом его сменил норвежец Столтенберг) и Оуэн. Ключевым предложением КГ была карта раздела Боснии и Герцеговины в соотношении 51% – хорватско-мусульманской федерации и 49% – боснийским сербам, образовавшим Республику Сербскую (РС). Американцы поступили слегка (а может быть, не слегка) мошеннически. Они сперва согласовали предложения и карту с мусульманами, которых теперь поддерживали почти открыто, а затем передали «пятерке». Нам уготовили миссию уговорить сербов, чем мы и занялись.
Милошевич на американскую инициативу согласился: ему было обещано снятие или сокращение санкций, от которых задыхалась Югославия. Он даже сделал то, чего от него давно требовали западники – объявил 4 августа 1994 г. о разрыве отношений с Республикой Сербской и о закрытии границы с ней. Сыграв поначалу роль расширителя сербских пределов, он теперь мог выступить как вдохновитель мира. Но и Караджич претендовал на общесербское лидерство и не был склонен уступать его Милошевичу. Соперничество двух «королей» ослабило в конечном счете все три сербских образования – в СРЮ, в Боснии и в Хорватии. Разобщенность сербов, их просчеты и самонадеянность привели к тому, что их били поодиночке.
В начале августа 1994 г. министры иностранных дел пяти стран, входящих в Контактную группу, заявили на своем заседании в Женеве, что принятие боснийскими сербами предложений КГ (хорватско-мусульманская федерация их уже приняла) должно явиться первым шагом к возобновлению мирного процесса.
Это был плохо замаскированный ультиматум. Не без расчета он был и составлен так, чтобы затруднить боснийским сербам согласие на предложения КГ. Наверное, зря мы согласились на игру с выдвижением предварительных условий, тем более что она была продолжена и в дальнейшем. По вине американцев надолго останавливались переговоры в Контактной группе. Попытки с нашей стороны воздействовать на них носили стерильный характер. Затянувшаяся пауза вполне устраивала мусульман и хорватов, укрепивших при щедрой помощи извне боеготовность своих армий. Она явно работала в ущерб боснийским сербам, оставшимся к тому же без поддержки Белграда.
1 мая 1995 г. началось первое наступление хорватов с использованием танков, артиллерии и авиации. Они перерезали связи между хорватскими и боснийскими сербами, не остановившись ради этого перед нападением на миротворцев ООН. За пару дней все было кончено, 15 тысяч сербов Западной Славонии обращены в бегство с насиженных мест. Наступление хорватов синхронизировано с вылазкой мусульман в районе Пасавинского коридора. Без всякого зазрения совести немцы и американцы оказывали поддержку двум сторонам в конфликте – хорватам и мусульманам – против третьей.
А что Россия? Все, чего нам удалось добиться, это довольно беззубое заявление председателя Совета Безопасности. Наше требование наложить санкции на Хорватию удовлетворено не было.
В мае же НАТО нанесла воздушные удары по сербам в Боснии, не обращая внимания на наши возражения. Отбомбили даже Пале, столицу Республики Сербской. Гибнут мирные граждане и миротворцы ООН, их десятками и сотнями берут в заложники, причем и сербы, и мусульмане. Натовцы решили включить не только Горажде, но и остальные так называемые зоны безопасности в список районов, защищаемых альянсом. В случае, если они подвергаются нападению сербов, дается мощный ответ. А мусульмане постоянно провоцируют сербов, устраивая вылазки из этих районов, которые так никогда и не были демилитаризованы.
У Соединенных Штатов ясная цель – закончить войну за счет сербов в пользу мусульман и хорватов. Мы – неохотно и огрызаясь – поддерживаем антисербскую линию. Сила солому ломит. Нет физических возможностей помешать американцам делать то, что они хотят. Остается, как выражались в моем дворовом детстве, «брать на глотку». Можно было хотя бы драматическими жестами типа приостановки участия в Контактной группе привлечь внимание к обстановке. На худой конец отмежеваться как следует. Не сделали и этого.
4 августа 1995 г. стотысячная хорватская армия – Туджман готовил и вооружал ее три года – начала наступление по широкому фронту, и к 6 августа практически вся территория Сербской Краины, включая Книн, в ее руках. Все сербское население, а это 150 тыс. человек, изгнано с земель, где они жили в течение трехсот лет. Ни Милошевич, ни Караджич, ставший у себя в республике Верховным главнокомандующим, не вмешались. Западники вновь ограничились фарисейскими призывами к хорватам, в душе радуясь такому повороту событий. Мало кто вспомнил, что и Краина была объявлена территорией под международной защитой. Честь Запада, если можно так выразиться, спас Карл Бильдт, который не только подверг критике правительство Хорватии, но и упомянул ее президента Туджмана в контексте военных преступлений. За это Бильдт был объявлен персоной нон грата в Хорватии. Тысячи домов покинуты, разграблены и сожжены. Самая большая этническая чистка за время войны, гуманитарная катастрофа.
Хорватского генерала Готовину, устроившего бойню краинских сербов, Международный трибунал в Гааге смог заполучить лишь через два десятилетия после его преступлений. Много лет спустя на поверхность вышли сообщения о том, что американцы не только вооружили и обучили хорватскую армию. Они спланировали операцию против краинских сербов и предоставили разведывательную информацию, включая собранную беспилотными самолетами. Мнения разошлись лишь насчет того, были ли это отставные военные и частные фирмы или были задействованы ЦРУ и Пентагон.
Осенью 2012 г. ооновский суд в Гааге, специально созданный для осуждения военных преступников в бывшей Югославии, освободил генерала Готовину и его сообщников. Равное «милосердие» было проявлено по отношению к Рамушу Харадинаю, бывшему косовскому премьеру. Теперь среди осужденных этим трибуналом числятся почти исключительно сербы. Никто не ответил ни за этнические чистки в отношении сербов, ни за расправу над сербским населением Краины.
К этому времени миротворев ООН в Боснии больше не оставалось, и 60 самолетов НАТО (в качестве предлога был использован взрыв на рынке в Сараево, вину за который приписали сербам) нанесли сильнейший удар по позициям и коммуникациям боснийских сербов, потом еще и еще. На земле к ним присоединились англо-французские силы быстрого реагирования. Вот на какой предмет они были созданы. Козырева, которому говорили, что это миротворческие соединения, обманули в очередной раз. За разрешением на столь крупные силовые акции в Совет Безопасности ООН просто-напросто не обратились. Притянули за уши резолюцию СБ № 836 (голосовать за которую нам, кстати, не следовало) и не постеснялись сослаться на решения Североатлантического Совета, «одобренные Генсеком OOН». Вот так попиралось международное право.
После натовской артподготовки мусульмане силами в 120 тысяч человек плюс хорватские подразделения перешли в наступление. Мы вновь ограничились сотрясением воздуха и угрозой в одностороннем порядке снять санкции с СРЮ. Осуществить угрозу духа не хватило.
В те самые дни, когда бомбили боснийских сербов, Милошевич встретился в Белграде с представителем Клинтона на Балканах Ричардом Холбруком для «мирных переговоров». Так и пошло дальше по двойной колее: навязывание урегулирования и удары по боснийским сербам, причем по все более обширным по обхвату целям, включая мосты, дороги и другую инфраструктуру. Всей мощью Североатлантический альянс навалился на небольшой, от силы 1,3 миллиона, народец. Крылатые ракеты целили теперь практически по всем объектам боснийских сербов. НАТО уничтожило часть сербского ПВО, что весьма пригодилось альянсу в 1999 году. Всего же натовцы совершили 3 тыс. 400 боевых вылетов. Под натовским прикрытием объединенные силы мусульман и хорватов теснили сербов, что сопровождалось массовым бегством гражданского населения. Так день за днем менялась карта БиГ. В конце концов раздел ее территории в пропорции 51% к 49% приобрел географические очертания. Они были близки к тому, что можно было принять мирным путем осенью 1994 г. или даже раньше, избавив от ужасов войны сотни тысяч людей. Такой знающий инсайдер, как лорд Оуэн, прямо пишет, что затянули войну не только боснийские сербы, но и в большой мере Вашингтон.
Балканская одиссея быстро катилась к концу. В октябре 1995 г. американцы навязали враждующим сторонам прекращение огня. 1 ноября начались мирные переговоры в Дейтоне, где мы, да, присутствовали, но в качестве статистов. А подпись России под дейтонским миром, навязанным сербам, по выражению Оуэна, бесславным, лишь подчеркнула ее маргинальную роль.
Милошевич получил в Боснии меньше, чем то, на что сербы могли бы рассчитывать, ибо боялся вернуться в Белград с неснятыми санкциями. Вот сколько его продержали на крючке! Боснийские сербы покидали места, отходившие мусульманам и хорватам, сжигая дома и выкапывая могилы. 12 ноября Милошевич пошел на последнюю уступку Туджману, передав Хорватии Восточную Славонию. Хорватия стала самой этнически чистой из республик бывшей Югославии. 21 ноября президенты Боснии, Хорватии и Сербии парафировали мирные соглашения.
Недолго заставил себя ждать прогноз насчет того, как поступят с Милошевичем, чему он сам в значительной степени способствовал. Подавить сепаратистов в Косово силой ему не дали. То, что казалось немыслимым в 1995-м, стало зловещей реальностью в 1999 году. Начиная с апреля этого года авиация США и других стран НАТО три месяца била с большой высоты по Сербии, выпустив в общей сложности 40 тысяч бомб и ракет – без санкции Совета Безопасности ООН, в прямое нарушение Устава ООН. Члены альянса нарушили и свой собственный устав, ибо атаковали первыми государство, которое ничем не угрожало их безопасности. Нарушили они и Основополагающий акт Россия–НАТО, заключенный в 1997 году. Экономика страны – заводы и электростанции, нефтехранилища, мосты и дороги, системы связи – была покалечена. Погибли тысячи людей. Несмотря на это в определенный момент стало очевидным, что насилие бессильно. И тогда выступила Россия, но с какой миссией? Помочь американцам выйти из тупика, заставить Милошевича принять условия НАТО. В конце концов сломали границы уже в самой ослабленной Сербии – она потеряла часть своей территории Косово, историческую родину сербской нации.
Одно из незабываемых тяжелых впечатлений: вечером стоим с женой на террасе приморского отеля в Словении. Кругом курортная роскошь, а с неба часами доносится тяжелый гул – самолеты НАТО летят бомбить Белград и другие «объекты» в Сербии, прекрасно зная, что делают это в полной безнаказанности. К этому времени я, к счастью, оставил государственную службу, написав летом 1998 г. прошение об отставке.
* * *
Вместо постскриптума. Сложности, с которыми столкнулась российская внешняя политика в 1990-е гг., не были, естественно, обусловлены лишь субъективным, личностным подходом типа следования в фарватере одной определенной группы стран. Не стало мощного генератора воздействия на международные дела, каким служил Советский Союз. Его упразднили, и теперь вряд ли кто-нибудь определит, сколько он смог бы прожить как геополитическая реальность, если бы не Беловежье. Развалив СССР, получили слабую Россию. Предстояло пройти большой путь, прежде чем с нею стали считаться так, как считались с Союзом. Тем более, что российская правящая верхушка полагалась для удержания власти на поддержку извне. Ее шаткое внутриполитическое положение тоже было следствием дисквалификации Советского Союза. Последовавшее после декабря 1991 г. хаотическое ведение внешней политики довершило картину, приведя к тому, что Россия на какое-то время исключила себя из числа основных международных игроков. В ходе развития югокризиса это чувствовалось на каждом шагу.
