Россия в глобальной политике

Наши двадцатые начинаются не с надежды, а с растущих опасений. Как ни странно, это, скорее всего, хорошо – безрассудство уверенности в том, что худшее позади, не раз порождало новые катаклизмы. Масштаб сдвигов, которые мы переживаем, сопоставим с самыми острыми фазами прошлого столетия. Но большой войны все-таки никто не ждет.

Происходит деградация практически всех международных институтов — по разным причинам, но одновременно. А когда слабеют институты, на первый план выходят персоны.

Гегемонии Соединенных Штатов, которую они имели в переходный период после окончания холодной войны, пришел конец, и двухполюсный мир возвращается, причем Китай играет в нем роль младшей сверхдержавы. Переходный период будет беспокойным и, возможно, даже жестоким.

Русский рэп очень далек от того, чтобы стать «музыкой революции», но все же мысль о том, что такое возможно, видимо кого-то во власти продолжает тревожить.

Концепции многополярности, или противодействие попыткам американцев вернуть себе господствующие позиции, в принципе правильны, но обращены в прошлое, не ведут вперед и уже не увлекают.

Россия и мир вступили в эпоху неопределенности: прежние механизмы не работают, новые не созданы, четких представлений о будущем ни у кого нет.

Демократия — это один из способов управления в очень благоприятных обстоятельствах. А в трудных обстоятельствах демократии всегда проигрывали. Нам с вами просто навязали мнение, что демократия — это вершина эволюции общества.

Сергей Караганов – один из ведущих советников Кремля. Он видит будущее России в альянсе с Китаем в рамках российско-китайской «Большой Евразии» от Шанхая до Лиссабона. По его мнению, современная Европа «в одиночку нежизнеспособна».

В 2018 году прежние постулаты мировой политики и стратегической стабильности окончательно ушли в прошлое. Главный тренд этого года, который можно сформулировать как #MeFirst, характеризуется отказом от многосторонних систем взаимодействия в пользу более узких форматов, приносящих выгоду здесь и сейчас.