В 2015 г., когда российские вооружённые силы осуществили военную операцию в Сирии, автор этих строк предположил, что событие подводит черту под эпохой, начавшейся сразу после исчезновения СССР. Конец Советского Союза означал резкое схлопывание международных позиций его правопреемницы Российской Федерации. Два с половиной десятилетия после 1991-го страна разными способами (они менялись по мере внутренних трансформаций) навёрстывала упущенное в плане статуса, престижа и возможностей на мировой арене.
Сирия стала кульминацией этого процесса: первое решительное действие по изменению ситуации в очаге одного из главных мировых конфликтов.
Акции вовне Россия предпринимала и раньше, но только на близлежащих территориях в пределах бывшего общего государства. Из этого проистекала и показавшаяся тогда многим нелестной оценка Барака Обамы, назвавшего Россию «региональной державой» (в отличие от, ясное дело, глобальных США). Вмешательство в сирийскую гражданскую войну, где уже шевелились щупальца кого ни попадя, и способность развернуть её ход показали способность Москвы влиять не только на периферийные, но и на основные мировые процессы.
Падение правительства партии Баас и семьи Асадов, которые девять лет назад удержались только благодаря помощи России, – новая веха, её необходимо оценить. О причинах удручающего финала сирийского режима уже кое-что сказано, специалисты расскажут точнее и подробнее. Для нас же важнее, что произошедшее означает с точки зрения позиционирования России в мире и того, какие цели должна ставить Москва в дальнейшем.
Выход России на ближневосточную арену в середине прошлого десятилетия был не просто демонстративным актом, он имел прикладное значение.
Помимо резкого ослабления запрещённого и несущего реальную опасность «Исламского государства» (чем отдельно друг от друга, но параллельно занимались Москва и Вашингтон), Россия заявила о себе как о факторе, от которого зависит динамика изменений в регионе. Благодаря этому быстро активизировались отношения со всеми ключевыми ближневосточными государствами. Рискнём предположить, что и появление ОПЕК+ стало возможным, потому что в Саудовской Аравии впервые взглянули на Россию с неподдельным интересом. Отношения с государствами Залива и другими странами в этой части мира перешли на качественно новый уровень. Иран и Турция при всех зигзагах взаимодействия признали за Россией право на декларирование собственных предпочтений. Даже Израилю пришлось признать, что Москва обладает здесь потенциалом и её интересы нужно учитывать.
Стоит особо отметить: события разворачивались на фоне всё менее последовательной политики на Ближнем Востоке Соединённых Штатов и исчезающего присутствия Европы. Идущие в регионе процессы традиционно играли центральную роль в мировых делах, соответственно, возникло представление, что, погружаясь в них, Россия тем самым становится полноправным участником переустройства глобальной системы. Это ещё раз подтверждало достижение цели восстановления позиций, о которой сказано выше.
Однако к моменту выхода России на свой постсоветский пик международная ситуация изменилась. Картина, унаследованная от предыдущих периодов, а именно она служила моделью, предполагала необходимость зафиксировать статус в группе великих держав. Но единый мировой порядок осыпался, уступая место всё более произвольным и ситуативным комбинациям в каждом конкретном случае. Иными словами, укрепление позиций страны расширяло возможности, но не давало ей места в некоем ареопаге, который как раз в это время расползался и деформировался (сегодня уже вообще сложно сказать, как он выглядит).
Особенность наступившего этапа (и это чётко продемонстрировала пандемия) – быстрое нарастание настроений меркантилизма и сосредоточение каждой страны на собственных приоритетах при минимальном учёте всего остального. Точнее всё остальное должно как-то способствовать воплощению в жизнь этих самых приоритетов. На практике это означает регионализацию, когда непосредственно вовлечённые в ту или иную проблему страны, как правило, близко расположенные, не только больше заинтересованы в её решении, чем все прочие, но и обладают заведомо более широкими возможностями для этого. Они могут прибегать (и прибегают) к вовлечению сторонних держав, в том числе самых крупных, но в основном инструментально. Что ещё важнее, сами эти сторонние державы, будучи обременены множеством внутренних проблем, намного меньше готовы (и способны) тратить силы, энергию и ресурсы на «большие игры», особенно в отдалении от своих границ.
Что всё это значит применительно к описываемому сюжету?
Прежде всего, выросли роль и значение региональных участников. Стремительная развязка сирийской драмы осуществилась со значительно меньшим втягиванием нерегиональных сил, чем это было прежде, в том числе и на начальной стадии «арабской весны» и сирийской гражданской войны. Всю нынешнюю перекройку политического ландшафта Ближнего Востока, произошедшую за последний год с небольшим, государства региона осуществили своими руками. Действия Ирана (использовавшего союзные ему группировки), Израиля, Турции предопределили кардинальное изменение. Это не означает отсутствие внешних «рук», но они выполняли скорее вспомогательную и поддерживающую функцию. Особенно в случае Израиля, в меньшей степени – Турции.
Россия, в принципе, стремилась действовать так же, но дефицит ресурсов из-за появления другого приоритета (Украина) и растущая недееспособность опорного союзника (Дамаск) лишали необходимой гибкости. Последнее стало решающим фактором – в силу особой значимости именно региональных акторов сыграть за них не может никто.
Далее. В мире быстрых и разнонаправленных изменений долговременное закрепление на занятых позициях едва ли возможно. Ценнее умение действовать быстро и решительно вплоть до беспощадности, но не пытаясь надолго зафиксировать результат. Умение вовремя уйти, которое не продемонстрировали в XXI веке США и не проявила сейчас Россия, – залог минимизации потерь и обеспечения возможности вернуться в нужный момент с новой столь же молниеносной миссией. Это может показаться странным, ведь капитализация победы и обеспечение долгосрочных дивидендов от неё – самый желанный результат любой операции. Однако специфика современного мира, лишённого стабильности и порядка, такова, что закрепиться надолго крайне сложно. Особенно в ситуации ограниченности ресурсов и необходимости распределять их по приоритетам.
Это не относится к действиям в сфере своих непосредственных интересов, то есть в региональном измерении. Тут как раз Ближний Восток показывает, что формулирование стратегических целей и последовательное их преследование даёт эффект. Действия Израиля, Турции, Ирана – из этой категории. Естественно, всегда есть победители и проигравшие, но ни то, ни другое не навсегда. Страны, делящие общее пространство, обречены на нескончаемую игру в его пределах. Этим они отличаются от внешних сил, которые тоже не прочь порезвиться, но в крайнем случае просто могут отойти в сторону, списав убытки.
Переоформление российских позиций в регионе, коррекция отношений со странами Залива, Израилем, Турцией – задача следующего этапа. Если из Тартуса придётся уходить, сделать это необходимо максимально гладко и эффективно, задействовав способности нашей ближневосточной дипломатии вести диалог буквально со всеми.
Новые властители Сирии не грозят отомстить России и вообще всячески создают впечатление образумившихся и цивилизованных. Как на самом деле будут развиваться события, не знает никто, и вполне возможно, что тем, кто сейчас ощущает вкус победы, вскоре придётся искать способы справиться с её последствиями. Россия как относительно независимая сила, а теперь ещё и не связанная с конкретной группировкой в регионе, может оказаться для многих полезной. В вытеснении Москвы с Ближнего Востока заинтересована Америка, но тут-то и выяснится, как далеко простирается её способность добиваться своего. Тем более что непосредственно вступать в игру США не хотят ни при Байдене, ни тем более при Трампе. А в запутанных отношениях региональных субъектов некая роль России, глядишь, и пригодится.
Ну и главное. Задача возвращения на мировой уровень, которую, среди прочего, решала операция 2015 г., уже не стоит. Абсолютный приоритет России, требующий сосредоточения всех сил, – успешное завершение украинской кампании. Она не перевернёт всё мировое устройство. Она часть международной повестки, но отдельная и для нас решающая.
Не может Москва и позволить себе здесь ограничиться яркой, но кратковременной операцией, не подразумевающей продолжения. То есть в идеале этого-то и хотелось бы, но так не получилось и не получится. Собственно, если вернуться к Ближнему Востоку, то пример Израиля, где никакого блицкрига ни с ХАМАС, ни даже с «Хизбаллой» в полной мере не вышло, показывает: целеустремлённая и затяжная настойчивость даёт результат (мы его здесь не оцениваем, просто констатируем наличие).
Сегодня в мире наименьшую роль играют умозрительные вопросы статуса и престижа, а наибольшую – способность добиваться своего в том, что по-настоящему принципиально. Это отнюдь не обязательно применение силы, скорее – наоборот, оптимально его избежать, используя другие инструменты. Но если уж дело дошло до войны, то отступление равносильно проигрышу с тяжёлыми последствиями. Местные игроки (везде, не только на Ближнем Востоке) заведомо влияют на ситуацию сильнее, чем даже самые могучие внешние.
То самое определение Обамы России как региональной державы сегодня не выглядит обидным, скорее наоборот, указывает направление деятельности. За десять лет, прошедших с момента, как президент США это сказал, стало понятно: глобальные державы уходят со сцены, потому что тащить на себе такое бремя не только тяжело, но и не нужно. Они сами не прочь пересмотреть свои обязательства. А вот державы региональные, обладающие влиянием в непосредственной прилегающей к ним зоне, обеспечивают себе устойчивость и базу для развития. А это сегодня – основная цель всех без исключения стран. И тут варианта выйти из игры, не достигнув какого-либо приемлемого исхода, нет.
Автор: Фёдор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»
Профиль
