В 2024 г. состоялись выборы в Европарламент и выборы разного уровня в ряде европейских стран. Если говорить об общих тенденциях, можно выделить несколько ключевых моментов: ослабление традиционных партий, рост социального протеста, недовольство статус-кво и старыми элитами, рост недоверия к глобализации и евроатлантическим структурам, подъём суверенистских идей.
Все эти настроения выражались в поддержке так называемых популистских движений, чьи рейтинги почти повсеместно растут. Однако ситуация варьируется от страны к стране, и радикальных потрясений в Европе не произошло. Проевропейские центристские силы по-прежнему сохраняют значительное присутствие и влияние в странах континента. Нельзя сказать, что выборы в Европарламент резко изменят курс новой Комиссии, утверждённой в конце ноября.
Во Франции все эти настроения – критика правящего класса, недовольство политикой правительства, в том числе внешнеполитическим курсом, подъём так называемых популистов – проявились в более выраженной форме в силу ряда причин, во многом из-за огромной личной непопулярности Макрона. Как известно, выборы в Национальное собрание проходили во Франции досрочно, в экстренном порядке. После провала его партии на европейских выборах, президент Макрон неожиданно для всех распустил парламент, очевидно пытаясь заручиться легитимностью для проведения дальнейших реформ. Финансово-бюджетная ситуация в стране тревожная и требует принятия неотложных мер.
Но в итоге эти досрочные выборы лишь осложнили положение главы государства. Президентская партия утратила относительное большинство в парламенте, который теперь расколот на три примерно равных блока: ультралевые во главе с «Непокорённой Францией», ультраправое «Национальное объединение» и центристы.
В этой ситуации фактически нереально создание какого-то конструктивного устойчивого большинства. Возможны лишь краткосрочные ситуативные альянсы протестного характера. Так, левые и центристы могут «дружить против» ультраправых (как это было в ходе предвыборной кампании), а ультралевые и ультраправые могут объединиться против правительства (в результате совместных действий им удалось опрокинуть правительство Мишеля Барнье, продержавшееся всего три месяца).
Тем не менее, похоже, что подобный конфликтный неконструктивный стиль работы вполне устраивает участников политического процесса. Каждая партия предпочитает копить политический капитал, забивать очки в разных противостояниях и готовиться к следующим выборам, вместо того, чтобы налаживать диалог и решать насущные проблемы страны, что требует от всех уступок, компромиссов и как минимум осознания важности этих проблем.
Помимо того, избирателям приходится констатировать, что народное волеизъявление очень мало принимается в расчёт руководством при формировании политического курса. Как первое правительство Барнье, так и второе правительство Франсуа Байру сформированное перед Рождеством, представляют собой откровенно центристские кабинеты, что не отражает результаты голосования, а воплощает именно то, что большинство избирателей отвергло на последних выборах. Второе правительство, как и первое, имеет весьма шаткие позиции, и можно предположить, что голосование по правительственным предложениям будет затруднено и в дальнейшем.
Этот парламентский кризис и блокировка процесса принятия решений свидетельствуют о глобальной растерянности и неспособности к решительным действиям, что характерно не только для Франции, но и для Европы в целом. Причина коренится в том, что многолетняя стратегия европейских стран, обеспечивавшая мир и процветание в течение десятилетий, изжила себя, но замены ей найти не удаётся.
Как обрести большую самостоятельность и самим обеспечивать выживание и процветание Европы? Ни у кого нет на это ответа.
Проблема тут ещё в том, что в послевоенные годы европейские правительства утратили навык самостоятельного управления, а бюрократические структуры ЕС, взявшие на себя ключевые функции, являются неповоротливыми, инерционными и имеют свою логику развития.
В 2024 г. французские и многие европейские избиратели, всё активнее голосующие за так называемых популистов, выразили стремление к смене элит и политического курса. Однако маловероятно, что так называемые антисистемные партии способны удовлетворить эти ожидания. Всё, что они могут, – это демонстративные жесты в парламенте и соцсетях, резкая критика правительственной линии или выбивание паллиативных мер: финансовых надбавок и льгот для отдельных категорий, показательных экологических инициатив или шагов против иммиграции. Но они не в состоянии предложить действенную альтернативу правительственному евроцентризму. В этом смысле происходящее больше напоминает имитацию политики, нежели реальный политический процесс.
Действенная альтернатива требует радикальных шагов, включая, возможно, полный пересмотр функционирования нынешнего Евросоюза. Естественно, такие перемены вызывают страх: они сопряжены с определёнными рисками и могут быть крайне болезненными, особенно на начальном этапе. Популистские движения пытаются отразить настроения всё большего числа избирателей, которые страдают от негативных последствий текущей модели ЕС. Однако пока они не находят ответа на эти вызовы и не готовы брать на себя ответственность за решительные изменения. Вместо этого они предпочитают ограничиваться критикой и паллиативными мерами, избегая кардинальных решений.
Таким образом, радикальная оппозиционность многих популистов – во многом наносная, имитационная. Мы видим на примере некоторых европейских стран, что когда так называемые популисты-экстремисты попадают во власть, они довольно легко ассимилируются евроструктурами (или нейтрализуются, «обезвреживаются», когда слишком уж вставляют палки в колеса).
Во Франции партия Марин ле Пен смогла подняться столь высоко, в том числе потому что отказалась от слишком резкой критики ЕС и от идеи Frexit. Осмелимся предположить, что успех её дальнейшего продвижения напрямую зависит от оценки её договороспособности с Брюсселем. Ведь если кандидаты, имеющие шанс на победу, кажутся слишком уж непредсказуемыми, то система их попросту отбраковывает, как это недавно произошло с румынским политиком Кэлином Джорджеску.
Вспоминается известный тезис, когда-то высказанный бывшим главой Еврокомиссии Жан-Клодом Юнкером: «Против европейских договоров не может быть демократического волеизъявления». То есть выборы – это, конечно, хорошо, но есть и более важные вещи.
В такой странной демократии, которую всё чаще называют «демократия без народа» или даже «антинародная демократия» (что звучит парадоксально), выборы становятся чем-то вроде простого барометра общественного мнения, поскольку имеют де-факто малое воздействие на политику Европы, которая остаётся инерционной, медлительной, во многом скованной догматизмом, противоречивой и очень зависимой от американской протекции.
Автор: Наталия Руткевич, кандидат философских наук, журналист
