Вторая личная встреча Президентов Путина и Трампа на полях саммита АТЭС во вьетнамском Дананге стала отражением всей «неправильности», которая только может сопровождать сегодня российско-американские отношения. Встречи, в том виде, в которой её ожидали, не состоялось, хотя очевидно, что к ней долго и тщательно готовились обе стороны.
Ещё на подготовительном этапе внутри команды Трампа были те, кто отговаривал своего президента от встречи с российским коллегой, ссылаясь на возможные неприятные для американского президента последствия, в том числе из-за расследований по «российскому следу» в президентских выборах США 2016 года. Тот факт, что за несколько часов до предполагаемой встречи американская сторона «не обнаружила» в графике своего президента места для переговоров с российским лидером породил множество спекуляций, включая версию, что это была «продуманная акция американцев по унижению российского руководства».
На самом деле это стало очередным свидетельством «токсичности» российской темы, как для самого Трампа, так и для членов его команды. Охвативший все слои американской власти страх перед любыми контактами с российскими представителями вынуждает американцев действовать до абсурда осторожно. Особенно контрпродуктивно для двусторонних отношений то, что даже сам президент США находится под пристальным наблюдением: любое его слово, действие, невербальный сигнал рассматриваются через призму заданности его вредоносных для Америки связей с Россией, лично с Путиным. Казалось бы – ничего нового. В США об этом все и везде говорят уже больше года. Происходящее можно было бы назвать комичным, если бы оно не имело столько серьёзных политических последствий. Но подобную реалию в России пока сложно осознать и принять в качестве «рационального» элемента принятия решений в сегодняшней Америке.
Вероятно, американская сторона действительно посчитала, что результаты потенциальных переговоров не были бы достаточно убедительными в целом и для американской публики – в частности, и потому не стоили растраты Трампом ещё большего политического капитала, согласись он на полноценную встречу.
К тому же текст финального заявления по Сирии, одобренного, в итоге, обоими президентами, говорит о том, что российскими дипломатами была проделана большая работа по убеждению американских коллег согласиться с некоторыми важными для России, но спорными для внутриамериканского дискурса позициями: по зонам деэскалации, присутствию Асада, призывов к оппозиции содействовать политическому урегулированию и так далее. Американцы, пожалуй, справедливо видели в готовившейся встрече попытку Москвы преподнести эти договорённости как собственную победу и не хотели лишний раз давать ей эту возможность.
Таким образом, в содержательном смысле значение личной встречи было невелико – стороны готовили соответствующее заявление по Сирии до того, как два президента пожали друг другу руки, и, оказавшись за столом переговоров, они вряд ли договорились бы до чего-то большего. Важен был публичный пиаровский аспект, которого одна сторона искала, а другая – стремилась избежать, опасаясь последствий.
В конечном же итоге состоявшийся личный контакт Путина и Трампа российской стороной был воспринят как относительный успех, даже если остался неприятный осадок – в том плане, что сделано это было иначе, чем планировалось. Для Трампа же этот контакт стал отправной точкой для новых обвинений. Критиков президента США мало интересует содержание российско-американского заявления по Сирии или попытки Трампа наладить диалог с Россией и Китаем по северокорейской проблематике. Им важно, говорил ли Трамп с Путиным о «российском вмешательстве»; почему поверил ответу российского президента, что «этого вмешательства не было» больше, чем «железобетонным свидетельствам» всех американских разведок, что «оно было»; и почему Трамп был так «любезен» с «главным недоброжелателем» Америки. Вопросы эти скорее риторические. Комментарии Трампа журналистам и его «ответы» на эти вопросы в твиттере не способны изменить устоявшиеся и тщательно культивируемые мнения: в лучшем случае Трамп некомпетентен и Путин его легко переигрывает, в худшем – Трамп «в сговоре» с Путиным, чтобы это ни значило.
Именно поэтому освещение контакта Путина и Трампа во Вьетнаме так разнится в России и в Америке, и именно поэтому вряд ли стоит надеяться на то, что за этим контактом последует новая «перезагрузка». Пресловутого «reset» в текущих условиях быть не может. Однако «зависание системы» – как на уровне двусторонних российско-американских отношений, так и внутри США между Трампом и его противниками – очевидно и требует, продолжая компьютерную аллюзию, периодического нажатия комбинации клавиш “Ctrl+Alt+Del” в надежде вывести систему из этого состояния. Контакт Путина и Трампа в Дананге можно рассматривать в этом качестве.
Трисоставный подход, где (1) стороны стремятся выйти на сколько-нибудь конструктивное взаимодействие по острым вопросам безопасности при (2) искренней демонстрации доброжелательности в отношениях двух лидеров и (3) сохранении низкого уровня конфликтности при введении точечных ответных мер на недружественные акции, – возможно, наиболее адекватная линия поведения в потоке политической несуразицы. Надежды на то, что этот подход способен вывести систему из «зависания» тоже немного, но, возможно, это и будет российским вариантом комбинации “Ctrl+Alt+Del”.
