В последние несколько недель оживились разговоры об урегулировании украинского кризиса: прошло несколько встреч российских представителей с американской администрацией. Президент Владимир Путин провёл многочасовые переговоры с личными представителями Дональда Трампа. Наконец, был Анкоридж. Долгожданная позитивная тенденция налицо.
Но есть и обратная. Зеленский больше времени, чем в Киеве, проводит в зарубежных поездках, занимаясь поисками дополнительной финансовой помощи или хотя бы моральной поддержки. Более активной и агрессивной стала так называемая «коалиция желающих». Даже внутренне понимая невозможность достижения провозглашенных целей (я склонен думать, что это именно так), её члены, и особенно лидеры, упорно твердят о готовности сделать всё для поражения России и победы Украины. Встречаются по несколько раз в неделю, обнимаются и целуются с Зеленским, всячески демонстрируют на публику уверенность в своей правоте и непогрешимости (да и для самих себя, ведь это придает больше значимости в собственных глазах и, вероятно, дополнительную порцию храбрости). Готовы, якобы, на всё – пережить недовольство собственного населения, нарушить все писанные и неписанные законы и правила международного общения, пойти даже на немыслимое раньше – ухудшение отношений с США.
И вот на этом беспокойном фоне бизнес некоторых европейских, да и не только европейских стран робко начинает высказывать мысль о возобновлении отношений с Россией. Пока это больше похоже на робкое щенячье поскуливание, но и оно достаточно символично. В общественных обсуждениях всё чаще раздаются жалобы, что дела идут не блестяще, звучат мысли, как бы их поправить, несмотря на позицию политиков или даже вопреки ей. Одним из возможных решений видится традиционный путь на Восток. Вспоминаются былые успехи в сотрудничестве, объёмы рынка, налаженные некогда связи.
Бизнес как первопроходец
Вопрос возникает и для нас: хотим ли мы сами возобновления сотрудничества с западным бизнесом? В частности, немецким. Ответ вроде бы прост. Конечно, сотрудничать лучше, чем воевать. Тем более, что именно с немецким бизнесом у нас были самые разветвлённые и выгодные отношения. По данным Российско-немецкой внешнеторговой палаты в начале двадцатых годов в России работало более шести тысяч немецких компаний. Широко были представлены такие гиганты как «Сименс», «Бош», «БАСФ», «Фольксваген», «БМВ», «Дойче Банк» и многие другие. Они не просто продавали продукцию, но и наладили её производство в России, рассчитывая на расширение деловых связей. Успешно работали тысячи предприятий малого и среднего бизнеса с немецким капиталом, и многие построили бизнес именно с прицелом на российский рынок, например, в сфере услуг, ИТ, консалтинга, подбора персонала, юридического и кадрового сопровождения и других.
Замечательным образом в эпоху популярности «евроремонтов» пришли и закрепились на российском рынке немецкие производители стройматериалов, цемента, пластиковых окон и прочих необходимых вещей, такие как «Кнауф», «Алупласт», «Века», «Бау Текс», «Хайдельбергер цемент». Много было в нашей стране и представителей немецких семейных предприятий, из числа тех, где бразды правления традиционно передавались из поколения в поколение, экономическая модель, получившая название Mittelstand и составляющая основу немецкой экономики, причем во всех её секторах. Всех не перечислишь.
Польза для экономик обеих стран очевидна. Но был и ещё один крайне важный и политически чувствительный аспект, который нельзя не учитывать, помня о сложной, а порой трагичной истории отношений между нашими странами.
Того относительно недавнего прошлого, когда Германия напала на Советский Союз, немцы тотально уничтожали наши города и села, истребляли население, а выживших превращали в рабов.
Бизнес, прежде всего немецкий, начиная с пятидесятых годов прошлого века оставался надёжной опорой для политиков. Экономические интересы превалировали, предприниматели вполне могли заставить политиков изменить свою точку зрения. Последние, в свою очередь, работали над тем, что получило название «исторического примирения», и расчищали путь в СССР и позже Россию своему национальному бизнесу.
Символично, что Гамбург и сегодняшний Санкт-Петербург, а тогда Ленинград, в 1957 г. стали первыми городами-побратимами после установления двумя годами ранее дипломатических отношений между СССР и ФРГ во многом именно благодаря экономическим интересам. Тогдашнее руководство портового и складского хозяйства Гамбурга проявило настойчивость в желании восстановить значительно сократившийся грузооборот порта и смелость вести активные переговоры с представителями советской судоходной и судопрокатной организацией «Совфрахт». Канцлер Аденауэр, кстати, критиковал строптивых гамбуржцев за излишнюю самостоятельность и даже подрыв немецкой внешней политики. Но их действия способствовали обмену первыми делегациями городов и установлению партнёрских отношений. На место страха и ненависти к бывшему врагу пришло сотрудничество.
Много позже, в 2002 г. в ходе очередных больших российско-германских межправительственных консультаций в Санкт-Петербурге президент Путин и канцлер Шрёдер вместе возложили венки на Пискаревском кладбище. После этого наше посольство в Германии получило множество писем и от россиян, и от немцев с просьбой передать лидерам их благодарность за то, что они вместе делают, и за то, что, благодаря их усилиям, прошлое не повторится.
На протяжении многих лет мы привыкли считать Германию основным и лучше других понимающим нас собеседником в Европе. Экономическое сотрудничество всегда имело большое значение. Порой даже превалирующее над политическим, в котором у нас по ряду вопросов были весьма серьёзные расхождения. Германия оказывала новой России масштабную экономическую помощь, содействовала реструктуризации внешних долгов, говорила со своими соратниками по НАТО и ЕС о необходимости считаться с российскими интересами, поддерживала создание разнообразных программ двустороннего сотрудничества, в том числе в социальной, культурной, научной среде. А ещё раньше, в 1950–1960-е гг. именно Восточный комитет немецкой экономики, отстаивая деловые интересы, во многом повлиял на политиков и заставил их пойти на развитие отношений с Советским Союзом.
Бизнес в плену политики
Сегодня другая ситуация, другие внешние и внутренние условия, в которых работают политики, да и сами они очень изменились. Очевидно, что автономия бизнеса от политических решений ограничена и очень условна. Германия теснейшим образом интегрирована в НАТО и ЕС и, хотя она и играет в этих структурах одну из ведущих ролей, но даже помыслить не может, чтобы словом или делом противостоять тамошним нравам и коллективным интересам.
В этом нежелании или, скорее, утраченной нынешними лидерами европейских государств способности иметь смелость действовать самостоятельно и состоит главная проблема. Правительства входящих в объединения государств, особенно по мере их расширения, всё больше делегировали правящей там бюрократии право принятия решений, серьёзно влияющих и на экономику, и на политику. Звучит банально, но реальностью стала добровольная передача национального суверенитета брюссельскому чиновничеству. Несколько лет назад англичане, похоже, начали осознавать опасность этой тенденции и решили выйти из ЕС. Больше говорили о экономических причинах, но на деле, по всей видимости, возникло опасение окончательно раствориться в безликой европейской массе. Брекзит в какой-то степени стал отражением подъёма былых имперских амбиций.
Ещё летом 2004 г. стало ясно, что первую скрипку там теперь будут играть эстонцы, несмотря на размеры страны, её экономики и военного потенциала. Теперь доигрались. Кая Каллас, имеющая, как выяснилось недавно, отдалённое представление об истории отдельных государств (не говоря уж об их экономике, финансах и прочих национальных интересах) возглавляет внешнеполитическую службу ЕС, но она же претендовала и на должность генсека НАТО (!). В результате бизнес, немецкий, в частности, покорно соглашается с рестриктивной политикой в отношении России, во многом в ущерб собственным интересам. Власти же упорно не желают учитывать тот факт, что на внешнее давление Россия всегда отвечала внутренней мобилизацией и поиском нестандартных эффективных решений, или делают вид, что несколько подзабыли об этом.
Отношение Берлина к Москве менялось постепенно. От «интенсивного сотрудничества», как было записано в коалиционном договоре при Гельмуте Коле, через «хорошие отношения», а затем и через «стремление к выверенному и прочному сотрудничеству по обеспечению безопасности» при Герхарде Шрёдере. При Ангеле Меркель отношения были и «стратегического партнёрства», и «партнёрства для модернизации», даже «важным модернизационным партнёрством». Ни о чем подобном сегодня и речи быть не может.
Под былыми лозунгами в 1990-е гг. немецкий бизнес пришёл к нам не только со своими капиталами, наработками, умением организовать производство, знаниями и патентами. Вполне в духе преодоления прошлого и исторического примирения он заинтересовал и привлёк к себе тысячи, если не десятки тысяч молодых россиян, поверивших в стабильность отношений, видевших в Германии тех лет настоящий локомотив европейской экономики, открывающиеся возможности сотрудничества и роста и хотевших работать вместе с немцами. Эти люди выучили немецкий язык, в прямом смысле наводили мосты между народами – учились, стажировались или работали в Германии, заводили друзей, создавали семьи, обменивались знаниями и опытом, становились надёжными сотрудниками немецких компаний, как в России, так и в Германии. Как правило, не на самых высших командных позициях, но и далеко не на рядовых.
Именно этим россиянам немецкий бизнес во многом обязан своими прошлыми успехами на российском рынке. И именно их немецкий бизнес очень разочаровал своими реакцией, высказываниями и действиями (а скорее бездействием) в последние несколько лет. Бездействие бизнеса выражалось, в первую очередь, в неспособности и/или нежелании защищать свои наработанные годами позиции и интересы в экономических отношениях с российскими партнерами в дискуссиях с политическим руководством Германии и ЕС в целом.
Тем, кто в хоре лидеров ЕС предвещал крах нашей стране максимум через месяц и за закрытыми дверями переговорных комнат явно обещал руководителям предприятий, что бизнес вскорости сможет вернуться в покорённую Россию на условиях куда лучших, чем прежде. Скорее всего звучали и обещания компенсировать временные потери за счёт федеральных гарантий правительства Германии. Бизнес поверил или подчинился, свернув деятельность. Громкие высказывания предназначались в основном для европейской публики, но были прекрасно услышаны и у нас. Российская сторона в публичном пространстве неизменно подчёркивала и подчёркивает желание продолжать сотрудничество со всеми, кто проявит к этому интерес.
Предсказания и обещания германских (и в целом европейских) политических лидеров не сбылись. Уйти, разорвав связи, наработанные десятилетиями, оказалось просто. «Ломать – не строить, душа не болит», – гласит русская поговорка. Оказалось, болит.
Болит душа у сотрудников российских и немецких предприятий, чьи совместные проекты оказались закрыты. У тех российских и немецких коллег, кто оказался без работы, потому что их опыт на российском рынке в одночасье оказался не нужен работодателю, или у тех, чьи работодатели обанкротились. У тех россиян, чьи счета оказались заблокированы в немецких банках, которые потом и вовсе прекратили обслуживание клиентов с российскими паспортами. У тех инвесторов в России и Германии, кто потерял доступ к активам и торгам из-за отключения российских банков от мирового фондового рынка или исключения ценных бумаг российских компаний из списков котировок мировых бирж. У тех, кто не может с той же лёгкостью, как и раньше, строить планы на деловые командировки в Германию или навестить родственников и знакомых, потому что получить визу в посольстве ФРГ стало практически невозможно. Можно ждать месяцами и получить отказ даже при великолепной и предельно прозрачной многолетней визовой истории.
У многих жизнь изменилась коренным образом. Но контакты между гражданами обоих государств, между людьми на повседневном, бытовом уровне чаще всего остаются активными, общение продолжается, хотя на официальном уровне все социальные, спортивные, культурные и прочие подобные проекты, включая партнёрства между городами-побратимами, в одночасье заморожены по инициативе немецкой стороны.
Что осталось и что возможно?
Бизнес поменьше остался в России, громких политических заявлений не делал и в целом повёл себя осмотрительнее. Некоторые компании пошли по пути передачи российских подразделений местному менеджменту, в основном опять же под давлением германского правительства и под угрозами всяческими карами, если посмеют ослушаться и продолжат иметь дело с токсичными российскими активами. В результате сложилась интересная ситуация. Сегодня многие из этих полутора тысяч оставшихся в России и называющих себя немецкими компаний вряд ли можно считать немецкими. Управленцы и сотрудники в основном российские или из числа изрядно обрусевших за долгие годы работы и жизни у нас в стране немцев, прибыль остаётся в России, поскольку система межбанковских переводов заблокирована и шансы немецких акционеров получить заработанное стремятся к нулю. Головные компании практически никакого влияния на российские филиалы не оказывают, предпочитая как можно реже упоминать в немецком или европейском публичном пространстве о продолжающемся присутствии в России, а сами филиалы только рады этому, поскольку указаний, контроля и прочего вмешательства в текущие дела стало гораздо меньше.
В России продолжает работать та самая Российско-Германская внешнеторговая палата, которую я упомянул, в этом году она отметила тридцатилетие. Но вряд ли можно говорить, что она, как было раньше, представляет только немецкий бизнес, консультирует его, а при необходимости и защищает его интересы. Ведь энное количество лет назад, задолго до февраля 2022 г., бывший Союз немецкой экономики в России стал первым и чуть ли единственным иностранным бизнес-сообществом, кто пошёл по пути трансформации, открыл двери для российских компаний, формально пригласив их стать членами палаты, и преобразовался в Российско-Германскую ВТП.
Получается, что интересы и будущее немецкого бизнеса в России во многом зависит от тех, кто продолжает работать в изменившейся российско-германской реальности, в новом формате компаний, уже скорее российском, или от тех, кто помнит об успехах былого сотрудничества, в какой-то мере ещё не потерял надежду на его возобновление и готов будет вновь включиться в работу, если возникнет потребность в их знаниях и опыте.
Явно есть представители немецкого бизнеса, кто жалеет о стремительном уходе и посматривает, нет ли возможности вернуться на прежних условиях. Они, похоже, не видят или не хотят видеть, что сменилась эпоха, надеются, что всё пойдет, как и прежде, что они будут определять правила игры. Это ошибочные представления. Как прежде не будет, условия российского рынка изменились, особенно в последние несколько лет.
Часть секторов довольно сильно либерализирована, в других государственное регулирование установило чёткие рамки локализации производства, конкуренция и доля протекционизма могут быть существенными. Не будет тех распростертых объятий, какими немцев встречали в прошлом, нет уже и того кредита доверия Германии в целом, которым пользовался немецкий бизнес, выходивший на российский рынок в советские и ранние постсоветские годы, слишком многое изменилось. Но и отторжения желающих вместе работать быть у нас не должно. Вполне вероятно, что поиски возможностей сближения крупного бизнеса с российской стороной снова должны будут пойти по пути работы сначала с посольством России в ФРГ, через открытия представительств заинтересованных компаний в России, как было в советские времена, возобновления или наработки нужных контактов для диалога как раз при посредничестве Российско-Германской ВТП.
Так же как недопустимо соглашаться с призывами пойти на продолжение “business as usual”, что на практике будет означать следование инерционной модели приспособления России к мировой экономике в качестве сырьевой полупериферии. Результатом может быть лишь риск стагнации и скатывание в затяжной кризис на многие годы. Конечно, этому многие в Европе были бы только рады, но доставить им такое удовольствие мы не вправе, тем более что российская экономика за несколько лет показала свою устойчивость и способность к трансформации в условиях жесточайшего санкционного давления.
А значит всем, кто намерен вернуться в Россию или впервые начать здесь дело, мы должны сразу обозначить рамки, в которых готовы с ними сотрудничать: партнёрство равных и никакого фаворитизма в ущерб себе в отношении немцев, как иногда случалось раньше. И вы, уважаемые партнёры, для начала должны разобраться в себе. Готовы ли вы прекратить следовать в фарватере разрушительной риторики политиков и перейти к поиску взаимовыгодных возможностей? Готовы ли на равных конкурировать с другими иностранцами а, главное, с окрепшим российским бизнесом?
И ещё одно. Как вы себя намерены позиционировать себя в России в будущем? Как национальный немецкий бизнес, руководствующийся собственными интересами и готовый самостоятельно их отстаивать перед политической элитой Германии в случае расхождения во взглядах, как это сделали ваши предшественники в Гамбурге 1950-х годов? Или же как подчинённое интересам политической элиты Германии и Евросоюза экономическое приложение, готовое, как флюгер, повернуться в любую сторону вслед за ветром? Строго следующее санкционным ограничениям, которые ЕС наложил на Россию и не рискующее даже поднять вопрос об их смягчении в интересах хотя бы отдалённой попытки сближения? В разрушительной для возобновления каких бы то ни было контактов риторике и следовании санкционным предписаниям сегодня именно немцы опередили многих, пропустив вперед разве что прибалтов и финнов. Кроме них никто не решился, например, отбирать у россиян автомобили с национальными номерами или даже минимальные суммы в наличных евро при пересечении границы.
Пока, к сожалению, невозможно сделать сколь-либо достоверный прогноз хотя бы на несколько месяцев вперёд. Ожесточённая борьба идет не только на линии боевого соприкосновения на Украине, невероятной остроты политические дебаты идут и в Европе. Прежде всего в отношении замороженных российских активов. Большинство разбирающихся в экономике специалистов говорят, что брюссельские еврократы всё же не осмелятся покуситься на них. Однако уверенности нет. Аргументы, что в результате будет разрушена вся система мировой экономики, потеряно доверие к международным финансовым институтам, а мировая торговля будет ввергнута в хаос, до Еврокомиссии и активно поддерживающих её некоторых европейских лидеров не доходят. Нельзя исключать, что они всё же рискнут и примут решение по использованию активов РФ для Украины, возможно даже с нарушением принципов голосования ЕС. В результате придется забыть о сегодняшних робких попытках начать переговоры о мире. Эскалация выйдет на новый уровень, и России не останется ничего другого, как забыть о «хирургических», по словам президента Путина, методах.
Скорость будет зависеть только от продвижения политического урегулирования украинского вопроса и, в какой-то степени, способности и желания современных бизнесменов показать политикам, что экономические интересы могут помочь в поисках политического компромисса.
Послевоенная история Европы тому пример. Европейское объединение угля и стали, прообраз и предшественник Евросоюза, было задумано и предложено в 1950 г. Робером Шуманом, французским министром иностранных дел как мера пресечения политических разногласий между Францией и Германией после Второй мировой войны. Француз, родившийся в Люксембурге, чья семья происходила из приграничного региона, много раз переходившего от Франции к Германии и обратно – Лотарингии, человек, бывший во время Первой мировой войны германским подданным и взявший французское гражданство после неё, он полагал, что именно экономические соображения и совместные проекты в первую очередь смогут нивелировать политические разногласия между двумя странами.
Сегодня экономика имеет шанс помочь политикам в поисках решений и возможностей. Не думаю, что немцы будут первыми. Им, как никому другому, предстоит большая и сложная домашняя работа. Насколько они готовы к ней сейчас или предпочтут пройти через ещё несколько экономических и политических встрясок, сказать трудно.
Автор: Сергей Крылов, Чрезвычайный и Полномочный Посол в отставке, профессор кафедры дипломатии МГИМО, советский и российский дипломат, заместитель министра иностранных дел РФ в 1993–1996 годах.
