Россия в глобальной политике

В последние годы много говорится о том, какие технологии определят будущее военного дела и как будет выглядеть сама война. В 2018 г. большой резонанс вызвало сообщение Владимира Путина о прорыве, достигнутом Россией в разработке новейших систем стратегического вооружения.

Тогда речь шла о ракете с ядерной силовой установкой «Буревестник», необитаемом подводном аппарате с ядерной силовой установкой «Посейдон», межконтинентальной баллистической ракете «Сармат», гиперзвуковом управляемом боевом блоке «Авангард», гиперзвуковой баллистической ракете воздушного базирования «Кинжал» и лазерном боевом комплексе «Пересвет»[1]. В 2021 г. президент снова вернулся к этой теме, заявив, что вооружение армии новыми системами продолжается в соответствии с планами и что Россия – «лидер в создании боевых систем нового поколения»[2].

В 2020-м и 2022 г. разразились два крупных межгосударственных конфликта – между Азербайджаном и Арменией, а также Украиной и Россией (последний продолжается), которые на практике показали как эффективность средств ведения боевых действий, так и динамику самого противостояния. По меньшей мере одна из представленных ранее систем – аэробаллистическая ракета «Кинжал» – впервые была применена в ходе специальной военной операции на Украине.

Техническое измерение

Начнём с вышеупомянутых российских систем. Несмотря на инновационность, почти все они уходят корнями ещё во времена СССР, который искал ассиметричный и модернизированный ответ на «Стратегическую оборонную инициативу» (СОИ) президента США Рональда Рейгана. В рамках этой инициативы предполагалось развёртывание эшелонированной системы противоракетной обороны, в том числе и в космосе, чтобы нивелировать весь советский ракетно-ядерный потенциал.

О качественном изменении характера вооружённой борьбы и прорывных военных технологиях Владимир Путин упоминал ещё в 2012 г. в одной из своих предвыборных статей[3]. К таким «прорывам» были отнесены высокоточные боеприпасы дальнего действия, военные возможности стран в космическом пространстве и в сфере информационного противоборства (киберпространстве), а в отдалённой перспективе – создание оружия на новых физических принципах (лучевое, геофизическое, волновое, генное, психофизическое и другие). Отмечалось, что системы вооружения нового поколения сопоставимы по эффекту с ядерным оружием, но более «приемлемы» в политическом и военном плане. Из чего делался вывод о том, что роль стратегического баланса ядерных сил в сдерживании будет постепенно снижаться, хотя значимость ядерного оружия под сомнения не ставилась.

Американские военные специалисты под перспективными военными технологиями подразумевают искусственный интеллект и роботизацию, новое поколение полупроводников и компьютеров, гиперзвуковое оружие и оружие прямого поражения, новые материалы и альтернативные источники энергии, квантовые и биотехнологии. В любом случае инерционность, дороговизна и сложность разработки новых вооружений позволяют уже сейчас составить примерную картину того, что нас ожидает в 2030–2040-х гг., исходя из известных программ вооружений, которые реализуются в крупнейших странах НАТО, России и Китае.

Пилотируемая авиация не исчезнет, хотя доля беспилотных летательных аппаратов (БПЛА) будет расти. Этот вывод позволяют сделать крупные программы закупок истребителей пятого поколения F-35, Су-57, J-20, разработка европейских истребителей по программам SCAF и Tempest, а также корейская программа KF-21 и турецкая TF-X (MMU). Все они пилотируемые, хотя в случае с перспективными европейскими машинами предусматривается возможность создания в том же планере беспилотного варианта и возможность действовать совместно с беспилотными аппаратами. В случае американских, российских и китайских истребителей можно говорить об интеграции беспилотной авиации к уже созданным пилотируемым самолётам пятого поколения. Никуда не уйдут и специализированные пилотируемые бомбардировщики нового поколения, разработка которых ведётся в России (ПАК ДА), США (В-21, демонстрация первого опытного образца намечена на декабрь 2022 г.) и Китае (H-20, наименование условное). Аналогичная ситуация складывается в военно-транспортной авиации и вертолётной технике. В последнем случае упор делается на новые конструкции, позволяющие существенно увеличить скорость полёта, но все перспективные машины будут пилотируемыми. Эксперименты с ними пока активно проводят только США.

Безусловно, беспилотные летательные аппараты будут совершенствоваться и занимать новые ниши (например, дозаправка в воздухе), но полностью вытеснить классические летательные аппараты, скорее всего, не смогут.

В военно-морской технике также не предвидится серьёзных прорывов. Подводные и надводные корабли будут эволюционировать по пути большей автоматизации и сокращения численности экипажа, повышения КПД силовых установок, внедрения новых конструкционных материалов и технологий судостроения, больше внимания будет уделяться экологическим аспектам эксплуатации и утилизации кораблей, а также снижению стоимости жизненного цикла за счёт продления межремонтных сроков и так далее. Отдельные нововведения вроде электромагнитной катапульты на авианосцах не представляют собой переворота в военном деле. Впрочем, благодаря появлению в России полноценного подводного необитаемого аппарата большой дальности «Посейдон» можно ожидать существенного ускорения и масштаба применения безэкипажных аппаратов, которые будут наращивать размеры и возможности подобно тому, как этот процесс шёл в авиации. Но и они всего лишь дополнят боевые корабли с экипажами.

В похожем темпе будет совершенствоваться и техника сухопутных войск. На поле боя всё более массово начнут применяться различные беспилотные системы, но они станут дополнением к пилотируемой технике. Боевые машины, как и на флоте, будут оснащаться новыми силовыми установками (гибридными или полностью электрическими), что отражает аналогичный процесс на рынке гражданской техники. Но в отличие от авиации и флота именно техника сухопутных войск первой столкнётся с проблемой компактных источников энергии и мобильных электростанций, способных заряжать эти источники в боевых условиях.

Пока прорыва в этой области ожидать не приходится. Хотя к 2020 г. технологии хранения энергии и выросли с 200 до 300 Вт*ч/кг, а к 2030 г. ожидается (но не гарантированно) улучшение этого показателя до 400 Вт*ч/кг за счёт следующего поколения литийионных и литиевых металлических батарей с серными твердотельными батареями, видимо, для военной автомобильной техники всё же будут применяться водородные двигатели и топливные элементы. В этом свете показательно сравнение электропикапа GMC Hummer EV с бензиновым автомобилем HMMWV. Так, масса электромобиля составляет 4100 кг по сравнению с 2676 кг у бензинового варианта, причём на долю аккумуляторной батареи приходится 1325 кг. Правда, суммарная мощность трёх электромоторов составляет 1014 л.с. (у его аналога с двигателем внутреннего сгорания только 195 л.с.), а паспортный запас хода – 560 км, что сопоставимо с дизельным вариантом[4]. Но очевидно, что с такой массой батареи машина практически не способна нести значимую полезную нагрузку и пока может рассматриваться как дорогая игрушка стоимостью 112 тысяч долларов для машин из первой партии в 1200 единиц. 

Кроме того, при электрификации армии остро встаёт вопрос об электрических и водородных станциях на колёсном шасси, которые существуют только в макетах, а единственным приемлемым на сегодняшний день вариантом является транспортная АЭС малой мощности, также существующая лишь в виде макета.

Таким образом, в ближайшем будущем в области транспортной военной техники можно ожидать внедрения образцов с гибридной силовой установкой, которая в коммерческом транспорте применяется всё более активно и демонстрирует весьма приемлемые показатели.

Собственно, та же проблема сделает маловероятным широкое использование в ближайшие годы мощных лазеров, экзоскелетов и роботов для сколь-нибудь продолжительной автономной работы на фронте. Соответственно, появление компактных и ёмких источников питания произведёт революцию, схожую с появлением атомной энергии, так как позволит существенно расширить сферы применения электроэнергии в военном деле. Как это выглядит на сегодняшнем уровне технологий, красноречиво показывает упоминаемый выше лазерный комплекс «Пересвет», для перевозки которого используется тягач КАМАЗ-65225 и удлинённый вариант полуприцепа ЧМЗАП-9990[5].

Практическое измерение

Не меньший интерес представляет собой и облик конфликтов будущего. Есть избитая фраза, что генералы готовятся к прошедшей войне. Однако в XXI веке эта фраза, как представляется, уже не столь однозначна, поскольку само понятие «прошедшей войны» довольно размыто. Например, начало и конец американской кампании в Афганистане или Ираке различались весьма существенно, а сами эти войны стали самыми продолжительными в истории США. Масштаб СВО, если рассматривать временной отрезок после Второй мировой войны, можно условно сравнить лишь с войной в Корее 1950–1953 гг., а также ирано-иракской войной 1980–1988 годов.

Поэтому, скорее всего, нынешним генералам и их сменщикам из 2030-х гг. придётся готовиться к ведению различных типов войн, что, безусловно, сильно усложнит их планирование и подготовку к ним. Самым неприятным кажется то обстоятельство, что, видимо, эти типы войн могут вестись одновременно. Что имеется в виду?

Как стало ясно в 2022 г., столкновения между государствами никуда не исчезают. Так что пилотируемые образцы военной техники сохранятся для наиболее сложных конфликтов с равным противником. Будут активно применяться системы искусственного интеллекта и автоматизированные системы управления. В силу дороговизны и сложности таких изделий позволить их себе смогут немногие государства, поэтому диспаритет в военных потенциалах между первой десяткой военных держав и всеми остальными странами будет нарастать. Ядерное оружие также сохранит позиции на случай таких конфликтов, которые, вероятно, могут активно мультиплицироваться по мере снижения роли и веса Соединённых Штатов на мировой арене и отказа от призывов к войне за абстрактные «демократию и права человека».

График 1.

Конфликты с участием государств и негосударственных акторов в 1990–2016 годы[6].

Источник: Our World in Data. URL: https://ourworldindata.org/war-and-peace (дата обращения: 8.12.2022).

Сама природа настоящих и прогнозируемых военных конфликтов требует использования конвенциональных вооружений. Попытки поднять вопрос о возможном применении Россией ядерного оружия в ходе СВО ещё раз показали, что даже в таком высокоинтенсивном конфликте использование ядерного оружия нецелесообразно – для него нет соответствующих целей, а потенциальные потери на международном уровне не перекрывают военных достижений. Об этом ясно сказал президент России в октябре 2022 г.: «Нам не нужно этого делать, для нас смысла нет никакого в этом – ни политического, ни военного»[7].

С другой стороны, участие в конфликтах будущего стран с развитой ядерного энергетикой, не говоря уже о государствах, обладающих полным или частичным ядерным топливным циклом, может резко повысить риск применения радиологического оружия против мирного населения. Как это может выглядеть, также рассказал Владимир Путин: «Мы же не случайно обнародовали данные спецслужб по поводу того, что готовят какой-то инцидент с так называемой грязной бомбой, это же просто сделать. Мы даже знаем, где примерно это делается. Остатки ядерного топлива немножко преобразовали, технологии, имеющиеся на Украине позволяют это сделать, загрузили в “Точку-У”, подорвали это устройство, сказали, что это Россия сделала, нанесла ядерный удар»[8].

Конфликтогенность будет активно подпитываться военными расходами ведущих государств.

Мировые военные расходы растут примерно с 2014 г., а с учётом событий 2022 г. эта тенденция явно усилится, в первую очередь в странах НАТО и СНГ. Активно наращивают военные расходы Индия и Китай. Постоянное удорожание разработки и производства новых поколений вооружений, необходимость массового производства для пополнения складов делает рост оборонных бюджетов практически неизбежным, причём как в текущих, так и постоянных ценах.

Сохранятся конфликты низкой интенсивности с участием государств и различных вооружённых групп. Именно они станут привлекать существенное количество беспилотной техники, которая в условиях слабого технологического противодействия сможет проявить все свои лучшие качества. Не столь остро будет стоять и вопрос зарядки их батарей, что также повлияет на интенсивность применения новых роботизированных систем. Стремясь минимизировать материальные и людские потери в подобного рода боевых действиях, государства сделают упор на максимальное использование удалённых средств поражения с минимальным контролем территории непосредственно человеком. Сроки проведения операций в таких условиях уже не будут принципиально значимыми, что приведёт к их затягиванию на многие годы, по сути сведёт их к тому, чтобы поддерживать некую «минимальную температуру» конфликта, не давая ему разрастаться и перекидываться на новые территории. Война США и их союзников в Афганистане продолжительностью в двадцать лет вполне может служить прообразом того, как это будет выглядеть.

График 2.

Динамика мировых военных расходов в 1988–2021 годы

Источник: Trends in World Military Expenditure, 2021. SIPRI Fact Sheet, April 2022.

Всё вышеперечисленное способно привести к «раздвоению» или даже «растроению» структуры вооружённых сил государств, имеющих глобальные амбиции, для максимально возможной адаптации к любого рода конфликтам и, соответственно, к оптимизации затрачиваемых на армию средств. Очевидно, что применять дорогие системы первого эшелона для борьбы с повстанцами – непозволительная роскошь, поэтому наличие более дешёвых образцов вооружений, а также менее подготовленного личного состава может стать выходом из положения. При этом «вторая армия» будет служить резервом для немногочисленных частей первой в случае их вовлечения в долгосрочный конфликт с высококлассной державой или коалицией государств.

Обострятся конфликты гибридного типа, в которых одной из сторон будут частные силовые подразделения (частные военные компании или силовые структуры крупных национальных и транснациональных корпораций), а, возможно, окажутся задействованы все игроки сразу (вооружённые силы государств, негосударственные формирования и частные структуры). Определённая связь с национальными государствами сохранится, однако велика будет и доля автономности.

Видимо, привычным явлением станет использование кибероружия для точечных ударов и контрударов по объектам военной и критической инфраструктуры потенциальных противников, но без перехода «красных линий», после которого может последовать ответный удар конвенциональным или даже ядерным оружием. Эта проблема вынудит ведущие военные кибердержавы выработать modus operandi, хотя для понимания подобного подхода может потребоваться «Карибский киберкризис», вызванный в том числе и несистемными игроками.

По мере сокращения численности населения «золотого миллиарда», падения общего престижа воинской службы в мире и курса на сокращение численности армии ряд государств может столкнуться с проблемой заполнения всех штатных единиц. Это приведёт к более активному привлечению мигрантов в армию в обмен на предоставление гражданства и иных социальных благ, а также, возможно, возвращение призыва в ограниченном виде, рост масштабов привлечения женщин к службе. Это уже обсуждается, пока на уровне идеи, в ряде стран Европы[9].

Наконец, небезынтересным представляются причины будущих конфликтов. Вероятно, в ближайшие десять-двадцать лет обострится вооружённая борьба за природные ресурсы, причём к традиционным добавятся редкоземельные металлы. Ужесточится контроль над центрами переработки аккумуляторных батарей как источника вторичных материалов. Острая схватка предстоит за контроль над источниками питьевой воды, сельхозугодьями в комфортных климатических районах. Нельзя исключать и конфликты на религиозной и идеологической основах.

Революция в военном деле

Некоторые эксперты называют возросшую роль БПЛА очередной революцией в военном деле. Беспилотная авиация прошла большой путь с момента её массового применения во Вьетнаме и на Ближнем Востоке в 1960–1980-е гг., что позволяет говорить о качественном изменении её возможностей и количественном росте – к примеру, в вооружённых силах США имеется около 11000 БПЛА различных типов, без учёта микро-БПЛА[10].

При этом очевидно, что средства противодействия несколько отстают в своих возможностях. С другой стороны, качественные перемены БПЛА привнесли, как представляется, только в тактическое и оперативно-тактическое звено, поскольку крупные аппараты уязвимы перед любыми средствами ПВО, пилотируемой авиацией и эффективны только при воздействии на слабого противника без развитой системы ПВО[11]. При анализе технического уровня применяемых аппаратов и методов их использования выясняется, что ничего нового в них нет, а основные подходы были сформированы к 1970-м гг., если не раньше.

Шагом вперёд может стать внедрение в БПЛА искусственного интеллекта, что сделает их полностью автономными. Но даже и в этом случае можно говорить лишь о росте их возможностей и защищённости перед средствами радиоэлектронной борьбы в связи с отсутствием канала связи с наземным пунктом управления.

Реальную революцию в военном деле могут произвести только действительно массовые компактные средства борьбы на новых физических принципах, но до их внедрения в войска ещё очень далеко.

Революционным также может стать перенос силового противостояния в космос, причём как на околоземное пространство, так и на планеты Солнечной системы. Это станет рывком в развитии военного дела, так как боевые космические средства, скорее всего, будут безэкипажными и уровень искусственного интеллекта в их управлении будет намного выше, чем на Земле. Но данный сценарий осуществим лишь в случае наличия на доступных планетах действительно ценных и дефицитных полезных ископаемых, которые окупят расходы на космические войска. Так что пока и здесь перспективы очень туманны.

Заключение

В ближайшие десять-двадцать лет ожидать коренного перелома в природе конфликтов и средств их ведения не стоит, хотя автоматизация и миниатюризация оружия продолжится. Сами конфликты не исчезнут и приобретут новые формы.

Классическая «война на истощение» с огромным расходом живой силы и материальных средств, как показал 2022 г., до сих пор востребована. Качественный скачок вероятен с появлением новых материалов и источников питания, которые сделают возможным существование автономных боевых систем с высоким потенциалом, позволяющим размещать на них энергоёмкую полезную нагрузку. Расширятся и сферы применения искусственного интеллекта, хотя человек всё равно сохранит возможность управлять самыми разрушительными системами вооружений – во избежание «восстания машин», которое действительно может привести к Третьей мировой войне.