Накануне нового политического сезона (понятие условное, никакой паузы летом не было, но всё-таки) мы спросили нескольких специалистов по международным делам, изменилось ли что-то необратимо в мировой политике в 2022 году. Первый собеседник Фёдора Лукьянова – Георгий Дерлугьян, профессор Нью-Йоркского университета в Абу-Даби.
Есть великое высказывание китайского премьера Чжоу Эньлая якобы по поводу Французской революции: «Об этом ещё слишком рано судить». Впоследствии выяснилось, что это была неточность перевода. Его спросили, что он думает про французские бунты, он решил, что это студенческие восстания 1968 г. (а дело происходило в начале 1970-х), но прозвучало это как глубокая китайская мудрость. В китайцах все готовы увидеть другую цивилизацию, раз у людей иероглифы.
Я не думаю, что сейчас на середину 2022 г. (хотя рано ещё судить) что-либо изменилось кардинально.
Комментаторам нелегко, конечно, живётся, потому что надо каждую неделю, если не ежедневно, крутить эту мельницу, в отличие от нас – учёных. Однако это не значит, что ничего не происходит.
Я сошлюсь на выдающегося американского социолога Райта Миллса. Он был необычный человек, мотоциклист, родом из Техаса, ходил иногда с револьвером. В Советском Союзе его очень полюбили после книги «Властвующая элита», переведённой на волне десталинизации в 1959 г., откуда, собственно, об элитах и заговорили. Райт Миллс – классик современной социологии – в ответ на вопрос, как происходят великие исторические изменения, ответил парадоксально просто: «Очень-очень медленно, а потом – вдруг и внезапно».
Сейчас мы видим, как намечается большое количество больших изменений. Они в разных направлениях, векторы врастопырку. И одни группы векторов берут одни группы комментаторов, другие – кто-то ещё. Во что выльется результирующее, нам пока неясно. Я бы предсказал, что что-то будет происходить «вдруг и сразу», но сейчас мы ещё в историческом периоде таяния ледника. Он ещё тает, он пока не обрушился.
Встряска, случившаяся в феврале и продолжающаяся – это сдвиг куда-то. Подвижка началась. Это, несомненно, ещё не лавина ни с той, ни с другой, ни с третьей стороны. На сегодняшний день все те, кто были 23 февраля, они все ещё на своих местах, за исключением трагических потерь – людей, которые погибли с тех пор, которые были искалечены. За этим исключением – вроде бы как ничего и не происходило. Это не значит, что не произойдёт. Но как это будет происходить? Это не просто вопрос аналитики, это вопрос политического маневрирования, это вопрос борьбы, в каком направлении это будет происходить. Сейчас строится большое количество догадок. Многие из этих догадок, очевидно, не то что не умные, а люди вынуждены регулярно выходить за пределы своей компетенции. Скажем, вы видите военных специалистов, которые начинают рассуждать о мировой политике. И вы видите политологов, которые начинают рассуждать о тактико-технических данных или о тактическом продвижении. Все они out of depth, что называется, вышли из своей глубины, зашли не туда. Это примерно, как я бы начал говорить про балет или даже про те же нефтяные цены.
При этом надо учитывать, что в текущей ситуации есть объективная проблема. Конечно, есть очень мощный эмоциональный фон, который окрашивает всё, есть несомненно заказ, или заказы, которые тоже окрашивают и придают определённую оптику анализу.
Были произведены выстрелы, окутано поле огромным количеством пороховых дымов, и мы сейчас не понимаем, что происходит с ценами на нефть. Очень важен анализ. Единственная возможность – это смотреть, что вообще возможно, и очень важно смотреть, что невозможно. Люди очень часто говорят: «А вот подумайте, как это могло бы быть возможно, что бы сделало это возможным». По крайней мере, надо отсекать не только ложь, но и фантазии. И надо смотреть на то, какие могут быть результирующие, если они вообще могут быть из того, что происходит.
Опыт предыдущих кризисов (скажем, за последние пятьдесят лет) показывает, насколько преувеличивались угрозы. Может быть, на этот раз будет не так. Но в 1973 г. очень много говорили о том, что народонаселение взорвётся к 2000 г. так, что миллиарды людей физически не будут помещаться на планете. Сегодня проблема с тем, что падает рождаемость, или уже не так растёт. Я могу назвать бестселлер того времени, сейчас забытый, – “The Population Bomb” («Демографическая бомба», 1968 г.) Пола и Энн Эрлих, например. Очень боялись, что закончится нефть, но это были серьёзные массовые политические опасения 1970-х годов. А потом вспомните 1990-е или 2000-е – перестали бояться атомной войны, которой так боялись в 1960-х годах. Великая кинокомедия «Доктор Стрейнджлав» перестала пользоваться успехом у студентов. Они всё ещё слушают The Beatles, многие мои студенты появляются в аудитории с майками Че Гевары. Я не уверен, понимают ли они толком, кто такой был Че Гевара, но «Доктор Стрэйнджлав» – это они уже не понимают.
И вдруг это возвращается, то есть какие-то забытые вещи. Экономический кризис 1973 г., который начинался с нефтяного эмбарго. Какое было потрясение, какая сила стояла за ОПЕК – проехали, вроде бы как и не было. Даже распад Советского Союза. Какое было потрясение, а, в общем-то, и не было никакого потрясения: структуры повседневности не нарушились, вода из крана текла, люди ездили на работу, хотя стало тяжелее. Просто там, где раньше был дефицит, люди стояли в очередях, теперь не хватало денег, но продукты появились. В 2008 г. казалось, что рушится долларовая гегемония, что банковская система и мировые финансы вот-вот рухнут. Так и не рухнули. Не то, чтобы они здорово себя чувствуют – ковыляют, но продолжают сохраняться. А помните референдумы по Европейской конституции начала 2000-х годов. Ведь тогда казалось, что всё, шахматная доска подброшена в небо, фигуры болтаются где-то в воздухе и вот сейчас посыплются вниз. Помните такие движения Occupy Wall Street, «арабская весна»? Кто их вспомнит сейчас? Я просто называю один за другим глобальные тренды. Также, например, можно вспомнить периоды, когда раздувались биржевые пузыри доткомов, а потом они лопались. И казалось, что тоже всё обрушится или наступит что-то совершенно невероятное новое и вокруг будет сплошной интернет, либо наоборот – ничего.
Потому что смотришь с изумлением на всю эту мировую систему и думаешь, как это всё держится, чем это всё держится. Есть нелегитимные элиты, есть неспособные на эффективное восстание контрэлиты, революции происходят и ничего не приносят, войны ни к чему не приводят – это, в общем-то, путает, честно говоря, потому что результатов нет ни в чём. Вот всё, что могу сказать. Может быть, наступит даже какое-то облегчение, если всё начнёт в какой-то момент рушиться во все стороны. Пока этого момента не наступило.
