Современные украинские историки и политическая элита рассматривают свою государственность после 1991 года как сплошную непрерывную линию. Кравчука и Зеленского объединяет одно и то же украинское государство. Однако и эвристически, и типологически, и с точки зрения понимания современных политических реалий в новейшей истории Украины можно выделить сразу три государства.
Независимость
16 июля исполняется 30 лет со дня принятия Декларации о государственном суверенитете Украины. Этот документ стал частью более чем двухлетнего процесса, который вошёл в историю позднего СССР как «парад суверенитетов». Последний, запустив цепную реакцию, оказался важным этапом в коллапсе Советского Союза.
К началу 1991 года во всех пятнадцати советских республиках были приняты документы, провозглашающие либо суверенитет в составе Союза, либо сецессию из Союза (Балтийские республики и Армения).
Даже если речь шла только о суверенитете в рамках СССР, республиканские власти присваивали себе новые полномочия в отношениях с Москвой, что в итоге поставило центральное руководство перед неизбежностью подписания нового союзного договора, то есть переучреждения государства.
Общая логика «парада суверенитетов» вела к тому, что СССР, если и сохранился бы на политической карте мира, то только в качестве конфедерации — Союза республик – и мало бы имел общего с государством, созданным Лениным. Таким образом, к концу 1990 года сохранение СССР в прежнем виде уже было политически и юридически невозможным. Как известно, подписание союзного договора было сорвано отчаянной попыткой КГБ сохранить статус кво с помощью государственного переворота в августе 1991 года.
Украинская Декларация не была ни самым радикальным, ни самым мягким из утвержденных союзными парламентами документов. Но, если рассматривать события ретроспективно, она, безусловно, стала первым шагом к учреждению независимого государства, которое было создано в результате принятия Верховной Радой Акта провозглашения независимости Украины 24 августа 1991 года и его подтверждения на всеукраинском референдуме 1 декабря 1991 года.
Для авторов Декларации независимое украинское государство было задачей неопределенного будущего. Они всё ещё видели суверенную Украину, с новыми полномочиями, в составе Советского Союза, но определяли независимость в качестве конечной цели движения к суверенитету.
В тексте прямо говорилось, что Украинская ССР «провозглашает о своём намерении стать в будущем постоянно нейтральным государством, которое не принимает участия в военных блоках и придерживается трёх неядерных принципов: не принимать, не производить и не приобретать ядерного оружия».
В то же время оговаривалось, что принципы Декларации будут использованы для заключения союзного договора, то есть станут переговорной позицией Киева в рамках обсуждения полномочий союзного центра в будущем Союзе республик.
Тем не менее, согласно Декларации, суверенная Украина в составе СССР уже должна была обладать признаками независимого государства. Так, республика заявляла о праве иметь вооружённые силы, безусловно заявляла о наличии у нее собственных внутренних войск и органов безопасности. Также у республики появлялось собственное гражданство при сохранении общего союзного гражданства, право на определение экономического курса, создание банковской системы, установление отношений с другими государствами и заключение с ними договоров напрямую, а также возможность введения собственной валюты в случае необходимости.
После принятия деклараций о суверенитете советские республики пошли в разном направлении. Некоторые объявили о восстановлении своих государств, существовавших до Второй мировой войны (страны Балтии), некоторые, как Россия, строили свою государственность на преемственности с СССР, другие впервые экспериментировали с собственной государственностью, иногда не уходя дальше консервации советского наследия на авторитарной или демократической основе. Единой логики здесь не было.
Украинское государство не стало проводить преемственность с первой независимой Украиной, которая быстро родилась и столь же быстра погибла в период интервенции и гражданской войны.
Новая Украина решила, что одного лишь приобретённого в Советском Союзе потенциала (передовой индустриальной базы, уникального человеческого капитала, развитого сельского хозяйства) будет достаточно для успешного движения вперед без руководства из Москвы. Для всё ещё советской украинской элиты фундаментальные изменения представлялись излишним и даже вредными. Никакого понимания реформистской политики не было – нужно лишь сохранять и пользоваться тем, что есть, включая все, по сути, советские практики и институты.
Три украинских государства
Современные украинские историки и политическая элита рассматривают свою государственность после 1991 года как сплошную непрерывную линию. Кравчука и Зеленского объединяет одно и то же украинское государство.
Однако и эвристически, и типологически, и с точки зрения понимания современных политических реалий в новейшей истории Украины можно выделить сразу три государства.
Первое – «постсоветское» государство, которая начинается первым сроком Леонидом Кравчука и заканчивается президентством Леонида Кучмы в 2004 году. Второе – «промежуточное» государство, которая берёт отсчёт с первого Майдана, президентства Виктора Ющенко и заканчивается февральским переворотом 2014 года. Наконец, третье, «национальное» государство, начинается с временного президентства Александра Турчинова и продолжается в настоящий момент. Главным отличием трёх государств является не только различное понимание Украины и связанная с ней политическая идентичность или идентичности, но и неформальный консенсус, который объединяет элиты и не позволяет их конфликтам разрушать государство.
Постсоветское украинское государство появилось как в целом инклюзивный проект, хотя украинский язык и был конституционно определен как единственный государственный. Дух и буква Декларации утверждали, что народ Украины составляют граждане всех национальностей, вне зависимости от того, какой язык они считают родным и на каком говорят дома. Первое государство занимало толерантную позицию в отношении вопросов идентичности. Это объясняется самим фактом рождения постсоветского украинского государства на основе компромисса преимущественно русскоязычного населения индустриальных центров и украиноязычной провинции, в результате голосования коммунистического большинства в Верховной Раде и Крыма и Севастополя на декабрьском референдуме за независимость.
Первое государство было консервативным и лишенным духа реформизма. Правящая элита рассматривала государство как что-то вроде модернизированной Украинской ССР, которая получила небольшую прививку рыночной экономики. Все советские политические институты, как и советская социальная система, были сохранены. Некоторые – даже под старыми вывесками (украинский парламент до сих пор называется Верховным Советом). По своему геополитическому выбору, это было нейтральное государство, опять-таки потому, что нейтралитет и сохранение статус-кво вокруг советского наследия были частью консенсусной постсоветской украинской идентичности.
Постсоветская Украина достигла своего пика при президенте Леониде Кучме – до сих пор самом популярном украинском лидере. Однако уже при Кучме она и начала разваливаться, когда началась медленная интеграция Украины в НАТО и когда украинский президент занялся поисками новой идентичности в противопоставлении с Россией (знаменитая книга Кучмы 2003 года «Украина – не Россия»).
Переходное государство трудно определить как отдельный проект. Эта нестабильная форма появилась как способ разрешения конфликта. Определяющим стала формула сосуществования противоборствующих элит Запада и Востока, закреплённая в изменённой Конституции. Конфликт Запада и Востока изначально не был идеологическим и геополитическим. Он был региональным (в смысле разных региональных идентичностей) и экономическим, и только потом идеология (язык, история) и ориентация на Россию и ЕС были использованы как орудие друг против друга.
Ценой первого Майдана и третьего тура президентских выборов стало резкое ослабление президентской власти и создание шаткого и опасного дуализма между президентом и правительством в исполнительной власти. В результате Украина превратилась в нефункциональное государство, в котором президент, не имея сильной партии за своим плечами, не мог править. У Виктора Ющенко такой партии не было, и для управления страной он стал опираться на группу олигархов, которые стали реальной политической и экономической властью.
Правление, не опираясь на институты, а поверх институтов, превратило Украину failed state, в котором коррупционный дележ ренты стал инструментом предотвращения раскола государства на Восток и Запад. Такое государство не могло быть долговечным, потому что оно возникло в интересах прекращения конфликта элит, а не в интересах граждан и тем более развития страны. Промежуточное государство не имело цели. Внешнее в нём стало внутренним – внутренние противоречия между украинским Востоком и украинским Западом заменили в нём внешние противоречия между Россией (Востоком) и Западом (ЕС и США). Политическая элита буквально металась между этими полюсами, что и предопределило конец второго государства.
Националистическое государство, как и переходное, стало порождением конфликта – второго Майдана, потери Крыма и войны в Донбассе. Второй Майдан начался как восстание граждан против коррумпированного failed state. Однако гражданское восстание на определённом этапе было захвачено националистами – малочисленной, но самой организованной политической силой. В этом смысле украинская «революция достоинства» – это тоже украденная революция.
При этом национализм, с его радикальной повесткой в сфере социальной инженерии, также стал выбором элиты, а не большинства. Большинство избрало Петра Порошенко в 2014 году как президента мира, который объединит Украину. Большинство проголосовало в 2014 году за «партию войны» на выборах в Верховную Раду, но не за идеологический националистический переворот. Осаждённая украинская элита пришла к выводу, что национализм будет тем универсальным ключом, который позволит сохранить государство в ситуации военного конфликта, поможет пережить травму потери Крыма, откроет дверь в единую Европу и одновременно защитит сам элиту от повторения Майдана.
В итоге национализм стал политическим и гражданским консенсусом, а построение национального государства под зонтиком Европейского Союза и НАТО – смыслом всего проекта.
Почему конфликты с Россией неизбежны
Три государства определяли к себе разное отношение и политику России.
Первое государство не могло быть для России ничем, кроме друга и партнёра. Высшей точкой этих отношений стал подписанный Кучмой и Ельциным в 1997 году Договор о дружбе, сотрудничестве и партнёрстве между Российской Федерацией и Украиной.
Второе государство для России стало источником проблем и конфликтов, а также потенциальный угрозы. Москва давила на рыхлый консенсус второго государства с помощью газовых войн, пытаясь усилить «партию Востока». Киев отвечал поставками оружия враждебной на тот момент России Грузии. Янукович старательно пытался создать России впечатление своего нейтралитета, при этом продолжая двигаться в сторону интеграции с Западом, потому что боялся реванша украинского Запада на очередных выборах. Однако эта политика приводила лишь к тому, что и ЕС, и Россия ещё больше давили на Украину, требуя от неё определиться со своей геополитической ориентацией.
Третье государство обречено быть врагом России, и корень проблемы – тут нельзя не согласиться с президентом Владимиром Путиным – лежит не в украинской травме потери Крыма. Эта обречённость основана на том, что украинский национализм строит свою идентичность на противопоставлении России и российской, по сути, имперской миссии на постсоветском пространстве. В то же время российский проект, «государство Путина», не является националистическим и, в виду приватизации советского наследия, не может не быть не имперским.
В этой ситуации ни Украина не имеет права позволить себе быть нейтральным государством, ни Россия не может предоставить Украину самой себе. Они обречены не только на соперничество, но и на новые конфликты, к которым обе страны тщательно готовятся. В свою очередь, Украина хорошо понимает, что не сможет выжить в этом конфликте в одиночестве. Поэтому Запад также обречен быть прямым или косвенным участником этого противостояния.