Арктические страны вплотную подошли к разделу шельфовых пространств Северного Ледовитого океана. Проблемы, связанные с международно-правовым статусом территорий в Арктике, возникли не вдруг и не на пустом месте. В позапрошлом и прошлом веках Россия и Советский Союз располагали возможностями сохранить либо установить свою юрисдикцию в отношении значительно большей, чем ныне, части сухопутной Арктики, однако они утратили Аляску, Шпицберген и так называемый общий район между Россией и Норвегией.
Исследование историко-правового аспекта установления нынешней государственной принадлежности сухопутных территорий, от которых отсчитываются границы исключительных экономических зон и континентального шельфа за их пределами, может иметь значение для делимитации морских пространств между Россией и соседними странами в Арктике. Отправной точкой утраты ею прав на большинство названных территорий стала Крымская война 1853–1856 годов.
КАК «УШЛА» АЛЯСКА
До продажи Аляски в 1867-м российские владения в Америке, по сути, не принадлежали государству, а были собственностью Российско-американской компании (РАК). Созданная в 1799 году по указу императора Павла I, она принадлежала российским подданным. Какого-либо акта о включении владений РАК в состав империи Россия не принимала. Такого рода собственность была обычным явлением в XVIII–XIX веках – достаточно назвать примеры Ост-Индской компании, компании Гудзонова залива и т. п. Однако в соответствии с правом того времени подобные участки рассматривались как находящиеся под суверенитетом того государства, компании которого заняли соответствующую часть сухопутной поверхности.
До продажи Аляски численность русского населения, включая военный гарнизон, колебалась на уровне 600–800 человек. Защитить расположенный вдали от России полуостров площадью 1,5 млн кв. км даже против небольшой вражеской флотилии они просто не могли. Для сравнения можно сказать, что гораздо меньшие по размерам Аландские острова, находящиеся между Швецией и Финляндией в Балтийском море, во время Крымской войны оборонял двухтысячный российский гарнизон. Он принял неравный бой в Бомарсунде с десятитысячной англо-французской сухопутной группировкой, поддерживаемой военно-морской эскадрой одноименных стран.
Крымская война привела к оскудению российской казны и продемонстрировала незащищенность дальневосточных и американских владений России перед лицом английского военного флота. Аляска могла стать легкой военной добычей как Великобритании, так и США. Тогдашнее российское руководство рассматривало страну в качестве континентальной, а не морской державы и полагало, что первоочередное значение для Российской империи имело укрепление ее положения на Дальнем Востоке. Основным официальным доводом в пользу продажи Аляски стала потенциальная опасность захвата полуострова быстро развивавшимися Соединенными Штатами Америки.
Первым продать Аляску и использовать вырученные деньги на укрепление российского Дальнего Востока еще до Крымской войны предложил генерал-губернатор Восточной Сибири граф Николай Муравьёв-Амурский. Сразу после войны в качестве основного проводника этой идеи выступил брат императора Александра II, 30-летний великий князь Константин, возвратившийся в Россию в 1857-м после отдыха на французских курортах.
Длительная проработка вопроса завершилась 16 декабря 1866 года. Решение было принято в обстановке строгой секретности на совещании, которое император Александр II провел в здании МИДа России с участием великого князя Константина, министра иностранных дел князя Александра Горчакова, министра финансов графа Михаила Рейтерна, управляющего Морским министерством Николая Краббе и посланника России в Вашингтоне Эдуарда Стекля. Доводы приводились следующие: избежать потери Аляски в результате захвата ее Великобританией или США, исключить территориальные конфликты с Соединенными Штатами в будущем при отсутствии реальной возможности защищать американские владения, получить хоть какие-то деньги для укрепления Дальнего Востока. Наконец, заявляли о важности нормальных и даже дружественных отношений с США, которые могли бы служить противовесом Великобритании в этой части Тихого океана.
При установлении цены продажи Аляски выяснение вопроса о потенциальных экономических выгодах, которые могла иметь Россия от владения полуостровом, было подменено оценкой финансовой пользы, которую приносила деятельность Российско-американской компании. Абсолютно большая часть Аляски не была исследована на предмет наличия там полезных ископаемых. Стоимость определялась исходя не из ресурсного потенциала этой части Российской империи, а из невысокого уровня дивидендов держателей акций РАК.
В результате Соединенные Штаты заплатили России 7,2 млн долларов (то есть менее 5 долларов за каждый квадратный километр сухопутной территории Аляски). Для сравнения можно сказать, что незадолго до этого США купили у Дании острова Сент-Томас и Сент-Джон (общей площадью порядка 200 кв. км) за 15 млн долларов.
Большая часть выплаченной суммы должна была пойти в российскую казну, около 1 млн долларов предназначалось РАК, а 165 тыс. долларов передали посланнику Стеклю по статье «негласные расходы» (в частности, на взятки). А тот употреблял деньги практически бесконтрольно. Только эта доля была использована по назначению. Первые две части выплаченной суммы не дошли до адресатов. Сведения об их судьбе в российских источниках разнятся.
По некоторым данным, деньги до сих пор находятся на американском континенте, по другим – были погружены в виде золотых слитков на судно «Оркней», которое затонуло в Балтийском море после неудачной попытки захвата группой заговорщиков. А согласно третьим – близкие к великому князю Константину люди использовали деньги для закупки за границей оборудования для строительства частных Курско-Киевской, Рязанско-Козловской и Московско-Рязанской железных дорог. Не были реализованы и другие цели совещания, на котором решался вопрос о продаже Аляски, – укрепление позиций России на Дальнем Востоке, а также развитие дружественных отношений с Америкой.
КАК «УПЛЫВАЛ» ШПИЦБЕРГЕН
Еще до Крымской войны Россия утратила возможность расширить свои владения в арктической части континентальной Европы. Речь идет о районе Скандинавского и Кольского полуостровов, расположенном между Россией и Норвегией и заселенном саамами. Их в разное время, начиная с IX века, облагали данью норвежцы, шведы, финны, карелы и русские. Постепенно этот, по определению норвежцев, «общий район» многоданничества, а затем двоеданничества сокращался и переходил под территориальное верховенство Норвегии и России.
Конец многовековому разделу этого района, сократившегося к 1825 году до 3 тыс. кв. км, положила Конвенция «О границах между Россией и Норвегией в лапландских погостах», подписанная Россией и Шведско-норвежской унией в 1826-м. Российскую часть комиссии по демаркации возглавил подполковник Валерьян Галямин. Хотя часть спорного района должна была войти в состав Архангельской губернии, представители ее администрации для участия в работе комиссии приглашены не были, что отрицательно сказалось на результатах разграничения для России. Практически весь «общий район» в том виде, как его представляли себе норвежцы, отошел к Шведско-норвежской унии.
В краткой биографии Галямина на сайте «Музей декабристов» говорится, что он «за отличное исполнение этого поручения получил (от короля шведского) 2 тыс. руб., орден Меча и бриллиантовую табакерку». Архангельское генерал-губернаторство, недовольное проведенным «дележом», настаивало на пересмотре соглашения. Попытка пересмотра вышеупомянутой конвенции, предпринятая российской стороной в 1830-х годах, успехом не увенчалась. Но она явилась одной из причин того, что во время Крымской войны Швеция заключила с Великобританией и Францией договор, гарантировавший ей сохранение границ на Севере в соответствии с положениями этой конвенции.
Что касается еще одной сухопутной территории Западной Арктики, а именно Шпицбергена (площадь более 61 тыс. кв. км), хорошо известно, что в XVII–XVIII веках зимовки архангельских поморов на архипелаге были обычным делом и, например, отец Михаила Ломоносова, Василий Дорофеевич, пять раз ходил на Грумант (так архангелогородцы называли этот архипелаг). Число постоянных участников русских зимовок достигало 200 человек, что свидетельствовало об эффективной оккупации Шпицбергена и позволяло, по мнению украинского ученого Леонида Тимченко, говорить о возможности установления над архипелагом суверенитета России. В результате разорения поморских сел англо-французской эскадрой во время Крымской войны зимовки поморов на Шпицбергене прекратились.
Этим воспользовалась Швеция, предложившая в начале 1870-х передать суверенитет над Шпицбергеном Норвегии. Намерениям Швеции, поддержанным рядом западных стран, воспротивилась Россия, предложившая объявить архипелаг «ничейной землей». Норвегия возобновила попытки добиться установления суверенитета над Шпицбергеном после обретения независимости (1905). Россия первой признала ее независимость, но не поддержала такие планы.
В 1910–1914 годах в Христиании (название г. Осло в 1624–1924 гг. – Ред.) прошли три конференции, посвященные разработке Конвенции о Шпицбергене и имевшие целью придать архипелагу статус «территории общего пользования, изъятой из сферы распространения государственного суверенитета», а также регламентированный международно-правовой режим. Их благополучному завершению помешала Первая мировая война.
Вопрос о статусе Шпицбергена решили на Парижской мирной конференции. Несмотря на возражения ряда стран, справедливо полагавших, что вопрос территориального приобретения архипелага норвежским королевством не имел никакого отношения к результатам Первой мировой войны, 9 февраля 1920 года здесь без участия России был заключен договор о признании суверенитета Норвегии над Шпицбергеном (Парижский договор, Шпицбергенский трактат).
По Парижскому договору страны, подписавшие его, согласились признать этот суверенитет на определенных условиях. Наиболее жесткие условия, касавшиеся разработки дополнительного международного джентльменского соглашения о Горном уставе, были внесены в договор по настоянию Великобритании. Они сохранились в неизмененном виде в его нынешнем тексте и, по мнению Министерства юстиции Норвегии, представляют собой положения, несовместимые с достоинством суверенного государства. В результате предложений Великобритании ключевые вопросы режима этого архипелага оказались в руках двух английских «юристов короны», которые неизвестно в силу каких причин решили их в пользу не английских компаний, а Норвегии.
После окончания Гражданской войны молодому Советскому государству как воздух было необходимо дипломатическое признание. Полоса таких признаний наступила в 1924-м: 1 февраля СССР признала Великобритания, 7 февраля – Италия. Тогда же полномочный представитель Советского Союза Александра Коллонтай в ультимативной форме поставила перед норвежцами вопрос о дипломатическом признании СССР в обмен на признание суверенитета Норвегии над Шпицбергеном.
15 февраля Норвегия де-юре признала Советский Союз. На следующий день, 16 февраля, Коллонтай вручила ноту, в которой, в частности, говорилось: «Советское правительство признаёт суверенитет Норвегии над архипелагом Шпицберген, включая остров Медвежий, и вследствие этого в будущем не будет выдвигать возражений против договора о Шпицбергене от 9 февраля 1920 г. и приложенного к нему Горного регламента».
Статья 8 договора предусматривала рассылку проекта Горного устава (Горного регламента) странам, подписавшим договор, до введения в действие Горного устава, но после вступления в силу договора. В случае выдвижения возражений по поводу устава хотя бы одной из них Норвегия была обязана созвать международную комиссию для окончательной выработки его текста и утверждения соглашения. Но, несмотря на выдвинутые возражения, Норвегия не созвала международную комиссию, а регулировала возражения на двусторонней основе и, кроме того, ввела устав в действие как акт национального законодательства (одновременно с договором о Шпицбергене – 14 августа 1925 г.), но не как международное соглашение.
В этой связи уже более 80 лет открытым остается вопрос о юридической обоснованности заявления советского правительства относительно Горного устава. В частности, почему оно обязалось не выдвигать возражений против не вполне разработанного и еще не утвержденного Горного устава, а также почему оставило без внимания вопрос о его юридической природе (акт национального законодательства или международное соглашение).
Статья 10 договора о Шпицбергене предусматривала возможность присоединения СССР к Парижскому договору после признания Советского Союза всеми странами, подписавшими этот договор. Последней из них стали США. Советский Союз присоединился к договору о Шпицбергене 27 февраля 1935 года. Терминологический анализ его официального перевода на русский язык позволяет сделать вывод, что ряд ключевых положений договора переведены с ошибками, которые затрудняют понимание правовых реалий осуществления деятельности иностранных лиц на архипелаге.
До сих пор отсутствует квалифицированный перевод Горного устава на русский язык. Это не позволяет практическим работникам строить такую линию в отношениях с норвежской администрацией архипелага, которая учитывала бы все особенности режима Шпицбергена. Вопрос о юридической природе Горного устава тоже не снят.
В 2001-м внешнеполитический комитет стортинга (парламент Норвегии) счел необходимым подчеркнуть, что Горный устав представляет собой акт национального законодательства, а не международное соглашение. Это заявление лишний раз свидетельствует об отсутствии юридической чистоты в норвежской нормативной базе, определяющей режим как Шпицбергена, так и прилегающих к нему морских и шельфовых пространств. Ныне их площадь составляет порядка 1 млн кв. км.
КАК ПРОВОДИЛИ ГРАНИЦЫ
Площадь континентального шельфа России равна 6,2 млн кв. км, из которых 4 млн кв. км потенциально богаты нефтью и газом. Если Комиссия ООН по границам континентального шельфа удовлетворит заявку России, эта площадь увеличится еще на 1,2 млн кв. км. Существуй международно-правовая основа установления суверенных прав арктических государств на пространства в пределах полярного сектора, Россия могла бы «прирасти» еще на 0,5 млн кв. км. В этой связи интерес представляет история установления границ полярных секторов и их использования при разграничении пространств в Северном Ледовитом океане.
На карте, составленной исследователями Даремского университета, изображена часть линий, которые были установлены здесь еще в позапрошлом столетии и поныне учитываются при разграничении пространств в Арктике. Так, например, граница между российской Аляской и английским доминионом Канада определена на основании двусторонней конвенции от 16(28) февраля 1825 года. Согласно статье 3 этой конвенции линия разграничения российских и британских владений в Северном Ледовитом океане следовала из моря Бофорта «вдоль 141 меридиана по прямой линии безгранично к северу, пока совсем не потеряется в Ледовитом океане». Разграничение сухопутных пространств между США и Канадой уточнено конвенциями 1903 и 1906 годов, где названная линия корректировке не подвергалась.
Она упоминается также в статье 1 договора между Соединенными Штатами и Россией от 18(30) марта 1867 года об уступке российских владений в Северной Америке. Той же статьей установлена линия разграничения российских и американских владений, которая в Северном Ледовитом океане шла из Берингова пролива до Северного полюса. Статья 2 Соглашения между СССР и США о линии разграничения морских пространств от 1 июня 1990 года, уточняющая прохождение линии, гласит: «Линия разграничения морских пространств идет от начальной точки 65Љ 30′ северной широты и 168Љ 58′ 37″ западной долготы на север по меридиану 168Љ 58′ 37″ западной долготы через Берингов пролив и Чукотское море по Северному Ледовитому океану, насколько допускается по международному праву».
Таким образом, линии разграничения владений между Соединенными Штатами и соседними государствами в Северном Ледовитом океане были установлены в международном договорном порядке еще в позапрошлом веке благодаря России. Видимо, в этом кроется одна из причин того, что у США не было необходимости принимать национальные законодательные акты, определявшие статус пространств в своем полярном секторе, хотя официальные голоса в пользу этого и раздавались.
Другая причина кроется в режиме морских пространств в пределах американского сектора. Россия сыграла далеко не последнюю роль в решении и этого вопроса. Так, в 1821-м она предприняла попытку установить царским указом стомильную зону российской природоохранной юрисдикции в Беринговом море, введя запрет на осуществление в ней промысла морских животных иностранными судами. Этот указ подвергли тщательному рассмотрению в арбитражном суде между Великобританией и США от 15 августа 1893 года о добыче морских котиков в Беринговом море, решения которого создали прецедент для будущего подхода к линиям разграничения, установленным в морских пространствах в XIX столетии. Из арбитражного решения следует, что линия российско-американского договора (1867) разграничивает только сухопутные пространства.
У России и Канады границы полярных секторов были установлены в международном договорном порядке в позапрошлом веке лишь с одной стороны. В 1926 году СССР и Канада окончательно определили национальными законодательными актами статус сухопутных пространств в своих полярных секторах и соответственно их западную и восточную границы. У западной границы российского полярного сектора образовалась прямоугольная впадина, наличие которой объясняется учетом координат, указанных в договоре о Шпицбергене.
В качестве основы в этом договоре были использованы положения проектов конвенции о Шпицбергене, которые до Первой мировой войны разрабатывали представители Норвегии, России и Швеции. В статье 1 проекта этой конвенции, представленного Россией в 1910-м на конференции в Христиании, речь шла об островах, расположенных между 10° и 35° восточной долготы от Гринвича и между 74° и 81° северной широты. На Парижской мирной конференции эти положения российского проекта конвенции были механически перенесены в договор о Шпицбергене, а затем продублированы в решениях советского правительства.
Следует отметить, что в российском проекте Конвенции о Шпицбергене содержалось предложение, предусматривавшее распространение природоохранных мер, разрабатываемых для территории архипелага, на открытое море вокруг Шпицбергена. Однако это предложение не нашло поддержки разработчиков, поскольку противоречило международной практике того времени, и в проект конвенции не вошло.
После Второй мировой войны мировое сообщество пришло к пониманию необходимости международно-правового урегулирования вопроса об осуществлении суверенных прав прибрежных государств в морских пространствах, прилегающих к их территории. Это и было закреплено в Женевских морских конвенциях (1958). Возможность раздела Северного Ледовитого океана на арктические сектора, где поверхность Земли покрыта не водой, а льдом, не получила соответствующую международно-правовую основу ни в этих конвенциях, ни в Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. Ускоренное таяние ледового покрова Северного Ледовитого океана может вообще снять с повестки дня вопрос об их режиме.
В наиболее выигрышном положении среди арктических государств с точки зрения свободы маневра в международно-правовых подходах к шельфовым пространствам Северного Ледовитого океана (в частности, в пределах своего полярного сектора) оказались США, не присоединившиеся до сих пор к вышеупомянутой Конвенции ООН по морскому праву. При разграничении пространств с Канадой в море Бофорта Америка настаивает на применении принципа срединной линии, а Канада – на линии российско-английской конвенции от февраля 1825 года.
При проведении линии разграничения в Беринговом море Соединенным Штатам выгодно использовать линию, определенную конвенцией от марта 1867 года, а России – срединную линию. Судя по последним исследованиям, использование срединной линии в Северном Ледовитом океане также не исключает большую выгоду для нашей страны. Этим можно объяснить тот факт, что Конгресс Соединенных Штатов в свое время незамедлительно ратифицировал Соглашение между СССР и США о линии разграничения морских пространств (т. н. линия Бейкера – Шеварднадзе) от 1 июня 1990 года, а российские законодатели до сих пор этого не сделали.
Немногочисленные российские эксперты по Арктике придерживаются того мнения, что Россия больше потеряла, чем выиграла, от заключения соглашения. При этом эксперты-политологи считают, что в его основе лежало стремление советского руководства укрепить отношения с США, а эксперты, специализирующиеся в области международно-правовой проблематики Северного Ледовитого океана, – повлиять на ход переговоров о разделе морских пространств с Норвегией. Однако ни те, ни другие надежды не оправдались.
Осло твердо придерживается принципа срединной линии при разграничении морских пространств с соседями. В частности, использование этого чисто математического подхода применительно к России дает Норвегии преимущество в силу более выгодного географического положения: норвежский полуостров Варангер, от которого отсчитывается линия разграничения, «отодвигает» ее на российскую сторону. Россия же предлагает провести здесь разграничение по принципу справедливости, предполагающему необходимость учета существующих особых обстоятельств и использование для этих целей западной границы советских полярных владений, установленной постановлением Президиума ЦИК СССР от 15 апреля 1926 года.
Тот же принцип должен использоваться в зоне действия договора о Шпицбергене, где Норвегия обязалась установить справедливый режим, предусматривающий предоставление таких же прав частным лицам и компаниям стран – участниц договора на хозяйственную и научную деятельность, как и своим подданным, а также направлять взыскиваемые налоги не в казну государства, а на нужды архипелага. Чтобы обойти эти неудобные для себя положения, Осло использует специфические приемы юридической техники, создавшие такое положение, при котором производные от договора международное соглашение и акты национального законодательства, разработанные для регулирования отношений в зоне действия договора, не обладают необходимой юридической чистотой.
Страны-участницы Парижского договора от февраля 1920 года признали суверенитет Норвегии только над сухопутной территорией Шпицбергена и острова Медвежий. Согласно статье 8 договора, Горный устав также действует только на той же территории. Но еще в начале 1960-х, то есть задолго до установления границ территориального моря вокруг Шпицбергена (1970), Норвегия в одностороннем порядке распространила действие Горного устава и соответственно договора на геологический шельф архипелага. При этом официальные лица утверждают, что с 1963 года там же действовало шельфовое законодательство континентальной части страны. Ни одна из стран – участниц договора о Шпицбергене не обратила внимание на одностороннее изменение Норвегией пространственной сферы действия Горного устава. А она должна была получить на это их согласие.
Норвежские законодатели сочли достаточным вышеописанное специфическое распространение пространственной сферы действия договора до границ территориального моря архипелага. В законе о нефтегазовой деятельности, принятом в 1985-м и устанавливающем юрисдикцию Норвегии на принадлежащий ей шельф, они вывели сухопутную территорию Шпицбергена и геологический шельф в пределах его территориального моря из пространственной сферы действия этого закона.
Тем самым законодатели из Норвегии подменили вопрос об общепринятом порядке распространения юрисдикции прибрежного государства на прилегающие морские пространства рассуждениями о том, что с пространственной точки зрения действие договора о Шпицбергене якобы ограничено пределами территории архипелага. При подписании же Парижского договора в 1920 году не было международно-правовых норм, позволявших прибрежным государствам устанавливать суверенные права за пределами территориальных вод.
Попытка разобраться с этими проблемами, предпринятая в июне 2006-го британским внешнеполитическим ведомством, которое собрало экспертов министерств иностранных дел стран – участниц договора о Шпицбергене (без участия норвежского представителя), не дала результатов.
В этом году Комиссия ООН по границам континентального шельфа единогласно утвердила рекомендации об установлении внешних границ шельфа Норвегии. Вопрос о режиме шельфовых пространств вокруг Шпицбергена она не рассматривала. После подачи в 2006 году норвежской заявки в эту комиссию Россия сделала специальное заявление Генеральному секретарю ООН о том, что действия норвежского государства не должны наносить ущерб вопросам, касающимся делимитации континентального шельфа между Норвегией и Российской Федерацией, а ее рекомендации – положениям Парижского договора (1920) и режиму морских районов, прилегающих к архипелагу.
Судя по скудной информации официальных пресс-релизов о результатах ежегодных российско-норвежских переговоров о разграничении морских пространств в Баренцевом море и Северном Ледовитом океане, основное внимание стороны уделяют именно вопросам разграничения. Руководители обоих государств, кроме того, сделали заявления о возможности различных подходов к порядку разграничения.
В основу своей позиции по делимитации морских пространств между Россией и Норвегией в Баренцевом море норвежцы положили нормы современного морского права, тщательно стараясь избегать совмещения исторических, политических и экономических аспектов проблемы. А в России из чувства исторической справедливости не любят вспоминать, что в конце Второй мировой войны в Советском Союзе рассматривались планы изменения статуса Шпицбергена (чтобы главная часть архипелага с островом Шпицберген управлялась совместно Норвегией и Советским Союзом как «кондоминиум», а остров Медвежий был передан под суверенитет СССР), а также установления советской юрисдикции до норвежской реки Тана с целью исправления неудобных для СССР положений конвенции от 1826 года.
В практической деятельности норвежцы первыми предприняли попытку в выгодном для себя ключе совместить экономические, политические и правовые аспекты двусторонних отношений, связанных с проблематикой Шпицбергена и освоением углеводородных ресурсов Баренцева моря. В день вхождения StatoilHydro в Штокмановский проект в 2007-м норвежские нефтегазовые власти объявили тендер для подачи заявок на блоки в зоне действия договора о Шпицбергене. В ответ «Газпром» не включил норвежцев, считавшихся фаворитами, в число разработчиков Штокмановского проекта, а вопрос о поставщиках услуг и продукции повис в воздухе. Российская реакция привела к тому, что в норвежской компании зазвучали голоса о нецелесообразности ее участия в проекте, но они были, по сути, тихо задавлены командой с политического уровня.
О ПОЛЬЗЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ СУДОВ
Для защиты собственных интересов на востоке и западе Россия могла бы последовать примеру Соединенных Штатов, использующих различные принципы разграничения пространств с соседями по Арктике, а также прибегнуть к помощи института международных судов. Прежде чем обратиться к их помощи на западном направлении, необходимо составить себе четкое представление о доктринальных основах договора о Шпицбергене и связанного с ними целого комплекса других неизученных вопросов.
У российских компаний есть чисто практический интерес в этом вопросе. При прохождении разграничительной линии через месторождение, которое расположено на российском шельфе и на шельфе в зоне действия договора о Шпицбергене, они будут платить часть налогов Российскому государству, а другую часть – в размере 1% от стоимости добытых нефти или газа – направят на нужды Шпицбергена.
Помимо переговорного процесса, активно ведущегося еще с советских времен, передача Россией спорных вопросов в международные суды, лишний раз подтвердила бы ее приверженность использованию норм международного права для решения проблем пространств со спорным режимом и спорных пространств в Арктике. Необходимость такого подхода зафиксирована, в частности, в решениях конференции министров иностранных дел пяти арктических государств, прошедшей в мае прошлого года в Гренландии.
Причем вопросы режима пространств в зоне действия договора о Шпицбергене не обязательно должен решать Международный суд ООН в Гааге. Страны – участницы этого договора спорят о том, в каких пространственных пределах действуют его нормы. Но при этом забывают о частных лицах и компаниях, права которых нарушаются в результате односторонних действий норвежского государства.
Страны – участницы договора о Шпицбергене согласились признать суверенитет Норвегии над архипелагом, а та – соответственно приобрести его при том условии, что она создаст справедливый режим для граждан стран-участниц. Если Норвегия не выполняет это условие, она нарушает права частных лиц и компаний. Вопросы же нарушения прав частных лиц и компаний решает не Международный суд ООН в Гааге, рассматривающий только межгосударственные дела, а международные третейские суды, разбирающие тяжбы частных лиц.
Для России урегулирование вопроса о спорных пространствах с соседними государствами, а также о режиме пространств вокруг Шпицбергена через международные суды стоит свеч. Так, например, одни только спорные пространства с соседними арктическими странами представляют собой более 200 тыс. кв. км шельфа, в пределах которого может находиться более 2 % мировых запасов нефти и газа. Если в годы войны судьбу таких территорий на европейской суше решало искусство военачальников, то сейчас при разграничении шельфов между Россией и ее соседями в Арктике первую скрипку должны сыграть юристы-международники, а также политики и дипломаты. Нашими естественными союзниками в этих вопросах могут быть Канада и Дания.
