Данная статья основана на материале, подготовленном для заседания российско-американской рабочей группы в рамках Валдайского клуба, декабрь 2011 года.
«Привет всем! Это российское посольство в Китае! Мы только что открыли микроблог. Фолловьте нас!»
Такое сообщение об открытии аккаунта посольства появилось на китайском сайте Sina Weibo 1 декабря 2011 года. Конечно, российские дипломаты не ожидали волны нападок, подобной той, что периодически захлестывает сайты японского и американского посольств. Однако, по данным Би-би-си, за несколько дней были приняты тысячи недоброжелательных посланий. Судя по характеру атак, вполне предсказуемая масса пользователей-националистов была слегка разбавлена либералами-реформаторами. Завсегдатаи блогосферы упрекали Россию в имперских грехах царского и советского режимов и в экспорте коммунизма в Китай.
Вот несколько типичных посланий.
«Вспомните, Россия занимает 1,5 млн кв. км нашей территории. Они отделили от Китая Внешнюю Монголию, трижды пытались аннексировать Синьцзян, убили жителей 64-х деревень на восточном берегу Амура, истребили более миллиона китайцев за 100 лет и разграбили Северо-Восточный Китай. Они так и не извинились за это».
«Именно вы распространили коммунистическую заразу по всему миру! Именно вы установили везде диктатуру! Вы агрессивны по природе! Вы источник зла в человеческом обществе!»
Кто-то из блогеров подошел к теме шире: «Расстрел в Катынском лесу, Пражская весна, страны Балтии, катастрофа на Чернобыльской АЭС… Что это?».
Одна женщина попыталась противопоставить единство с Россией козням Японии и США, которые стремятся взять Китай в кольцо, но с ней быстро расправились: «Когда это Китай дружил с Россией? Из всех стран Россия навредила Китаю больше других в новейшей истории, и последствия этого мы ощущаем до сих пор». Британцам с их опытом взаимодействия с Китаем в прошлом остается только надеяться, что это широко распространенная точка зрения.
Другой блогер отмечал пагубное влияние «желтых русских внутри Китая», имея в виду КПК. Еще одно послание требовало, чтобы Россия вернула Китаю Владивосток или – как автор его называл – Хайшеньвай. Большинство антироссийских постов было быстро удалено, но на это сообщение посольство ответило: «Такого географического названия, как Хайшеньвай, не существует. Мы не можем вернуть вам то, чего нет».
Мне это напомнило о разговоре летом 1959 г. с советским партийным работником в Ленинградском госуниверситете. Мой тогдашний собеседник возмущался статьей в The New York Times об огромных восточных территориях России, где указывалось, какие из них раньше принадлежали Китаю. В те времена между Москвой и Пекином еще не было открытой вражды. После того как между Китаем и СССР возникли разногласия, Хрущев язвил по поводу неспособности КПК вернуть себе Гонконг, несмотря на яростную антиимпериалистическую риторику, а китайцы предостерегающе отвечали, что не забыли о разграблении китайских земель царской Россией. Так что единственная неожиданность в этих записях – то, что пока никто не упомянул о декларации Льва Карахана (заместитель народного комиссара РСФСР по иностранным делам. – Ред.), содержавшей обещание вернуть все, что было конфисковано Российской империей (принята в 1919 году).
Виражи российско-китайских отношений
Приведенные твиты свидетельствуют о том, что национальный имидж меняется медленно. В одной докторской диссертации, вынесенной на защиту в Гарварде в 1980-х гг., упоминалось о том, с каким трудом в 1950-е гг. руководству КПК удавалось заменить в сознании китайцев Соединенные Штаты на СССР как друга Китая. Спустя 10 лет картинка снова изменилась, Мао Цзэдун обвинил КПСС в «социальном империализме» и предостерег о возможном Пёрл-Харборе по-китайски. После смерти Мао и начала реформ в КНР и потом в Советском Союзе Дэн Сяопин был готов сгладить ссору. Но хотя он и пригласил Михаила Горбачёва посетить Китай, его все больше беспокоила внутренняя политика последнего и проводимые им преобразования. Когда Горбачёв приехал в Пекин, лишь эфемерное и вскоре подавленное студенческое движение за демократию приветствовало перестройку и гласность.
Нет нужды упоминать о том, что распад СССР стал тяжелым ударом для Дэн Сяопина и старшего поколения китайских лидеров. В молодости именно пример большевиков вдохновил их на создание КПК. Теперь социалистического «старшего брата» не существовало, и они тщательно изучали причины его краха и пришедший на смену режим, чтобы извлечь полезные уроки. При Борисе Ельцине Россия заменила Индию как главный негативный пример того, что происходит со страной, не управляемой компетентным однопартийным режимом, подобным тому, что действует в КНР. Тем не менее «третье поколение» китайских руководителей (в том числе Цзян Цзэминь), по-видимому, сохранило приятные воспоминания о годах учебы в Советском Союзе и Восточной Европе. Цзян Цзэминь очень гордился тем, что ему когда-то говорили: как обладатель хороших вокальных данных, он, если бы родился в России, мог бы петь в хоре Советской Армии. Хотя его главной целью было улучшение отношений с США, Цзян Цзэминь способствовал созданию в 1996 г. «Шанхайской пятерки», где КНР и Россия играли ключевую роль, а также ее последующей трансформации в Шанхайскую организацию сотрудничества (создана в 2001 году). С приходом на пост российского руководителя Владимира Путина постепенно созрели условия для того, чтобы российско-китайские отношения могли стать противовесом Соединенным Штатам.
Неспециалист может выделить три главные составляющие этих отношений. Противовес власти США искали преимущественно в стенах ООН, посредством голосования или угрозы применения вето, часто по вопросам вмешательства Вашингтона во внутренние дела других стран. Такая практика, вероятно, останется важной составляющей в отношениях Москвы и Пекина. Два других компонента – энергетика и продажи вооружения – выглядят менее устойчивыми.
Хотя Китай как промышленный гигант по-прежнему будет нуждаться в надежных поставках энергии, руководство стремится диверсифицировать источники. Обращает на себя внимание статья, опубликованная в полуофициальной газете China Daily после визита в Пекин премьер-министра Путина осенью прошлого года, когда двум странам не удалось подписать соглашение о сотрудничестве в газовой сфере. Заголовок говорит сам за себя – «Китай прав, отказываясь от газовой сделки», но статью стоит прочитать целиком. Первое объяснение – российская цена, которая оказалась слишком высокой. Признавая, что Россия берет с Германии 400 долларов за тысячу кубометров, автор заявляет, что даже при цене 250 долларов покупать газ у России «не имеет смысла». Потребуются огромные затраты на транспортировку в промышленные центры, Шанхай и Гуандун; кроме того, покупку газа по такой высокой цене не поймут Туркмения и другие центральноазиатские поставщики, которые берут гораздо меньше. Но основной аргумент заключался в том, что цены на энергоресурсы останутся низкими, потому что сейчас все сосредоточены на извлечении сланцевого газа, запасы которого в Китае, как утверждается в статье, составляют 100 трлн кубометров, и это помимо альтернативных российских источников природного газа. Эти цифры можно считать официальными, поскольку автор возглавляет информационное управление, занимающееся энергетикой, хотя China Daily осторожно указывает, что высказанное мнение может не совпадать с точкой зрения издания.
Одной из причин, по которой упомянутая газета держит автора, которым является Хань Сяопин, на некотором расстоянии, может быть несколько антироссийский тон его статьи. Он пишет: меньше всего Россия хотела бы услышать, что цены на нефть и газ останутся относительно низкими вследствие финансового кризиса. И добавляет: «Еще одна вещь, которая вряд ли порадует Россию, – это перспектива энергетически независимого Китая».
Анализ Хань Сяопина звучит в унисон с недавним докладом СИПРИ «Отношения Китая с Россией в сфере энергетики и безопасности», подготовленным Линдой Якобсон и Полом Холтомом. Они пишут, что «энергетическое сотрудничество между Китаем и Россией является довольно скромным… Китайские эксперты отмечают ряд проблем для будущего нефтяного сотрудничества, в том числе снижение производства в Сибири, барьеры для притока иностранных инвестиций в Россию и ценовые конфликты… В то же время Китай диверсифицирует импорт энергоресурсов, а правительство разработало амбициозный план разведки запасов сланцевого газа». Сотрудничество в атомной энергетике продолжается, «однако намерение Китая разрабатывать собственные технологии, а также конкуренция со стороны Франции и США делает российские технологии менее привлекательными».
В сфере вооружений, по оценкам авторов СИПРИ, с 1991 по 2010 г. 90% обычных вооружений, импортируемых КНР, закупалось в России, но следует отметить, что Китай не размещал крупных заказов с 2005 года. Кроме того, нужно учитывать шесть факторов, влияющих на способность России удовлетворить потребности Китая: уровень российских технологий, конкуренция с другими поставщиками, качество экспортируемого вооружения, поставки российского вооружения в Индию, опасения по поводу копирования вооружений китайцами, конкуренция между КНР и Россией на мировом оружейном рынке. Авторы считают, что совместные военные учения, которые с 2005 г. четыре раза проводились под эгидой ШОС, были успешными и «могут стать более важным аспектом отношений». Мир сколь угодно может впечатляться усилиями Китая по обновлению российского авианосца, но авторы приходят к выводу, что «два краеугольных камня партнерства последних 20 лет – военное и энергетическое сотрудничество – дали трещину. В результате значение России для Китая продолжит снижаться».
Также интересен и содержащийся в докладе анализ общественного мнения как фактора развития отношений. Якобсон долгое время прожила в Пекине, вероятно, много беседовала с китайскими политическими деятелями как в академических, так и в официальных кругах, аналогичные дискуссии проводились и с их российскими коллегами. Доклад выходит за рамки чисто коммерческих вопросов, подчеркивая «давнее взаимное недоверие между двумя странами». Кроме того, как отмечают авторы, «необычайный рост Китая изменил его статус в отношениях с соседями – с уровня младшего партнера в советский период до экономического доминирования сегодня… В обеих странах эксперты по стратегическому планированию предупреждают, что нынешняя конкуренция может перерасти в ярко выраженное соперничество, полностью разрушив идею стратегического партнерства».
Вряд ли что-то из сказанного выше стало новостью для России, однако все это позволяет предположить, что Москве стоит укреплять отношения с другим давним азиатским партнером – Индией. Соединенные Штаты начали сближение с Индией еще в период президентства Джорджа Буша-младшего, а настоящий прорыв произошел после заключения соглашения по ядерным вопросам. Администрация Барака Обамы отдавала должное необходимости поддерживать прочные отношения с крупнейшей демократией мира, однако те, кто формирует общественное мнение в Индии, полагают, что в целом Вашингтон пренебрегает Дели в пользу стабилизации своих контактов с Пекином. Разумеется, как отмечалось выше, укрепление связей России с Индией может повлиять на отношения с Китаем, но, вероятно, такая попытка не лишена смысла.
Противоречия с Америкой
По своей природе китайско-американские взаимоотношения более конфликтны, чем китайско-российские. Системные политические разногласия, свойственные периоду холодной войны, были практически забыты к середине 1980-х гг. на волне одобрения курса реформ Дэн Сяопина и открытия возможностей для американских компаний, наводнивших Китай своими товарами и инвестициями. Правда, идейные различия вновь дали знать о себе после 4 июня 1989 года. Но, несмотря на события на площади Тяньаньмэнь и регулярно возникающие вопросы по правам человека, в дальнейшем американские администрации считали необходимым сотрудничать с Китаем. Тем не менее политики, особенно в Палате представителей, не перестают напоминать об этой теме, в частности, в годовщины событий 1989 года.
Курс юаня остается болезненной проблемой в отношениях двух стран, равно как и промышленный шпионаж и неспособность Китая обеспечить соблюдение прав американских торговых и инвестиционных компаний. С другой стороны, США получили значительную выгоду от приобретения КНР американских гособлигаций, а у китайцев появился доступ на самый открытый рынок в мире, хотя это и спорно. Две страны вовлечены во взаимовыгодные экономические отношения.
Еще более важны стратегические вопросы, и сейчас стороны регулярно встречаются на самом высоком уровне, чтобы обсудить экономические и военные проблемы. Многие вашингтонские политики и стратеги из Пентагона рассматривают увеличивающийся военный потенциал Китая как растущую угрозу и, возможно, часть долгосрочного плана по вытеснению Америки из Восточной и Юго-Восточной Азии (Азиатско-Тихоокеанского региона). В прошлом году Соединенные Штаты заверили своих друзей и союзников в приверженности долгосрочным обязательствам и готовности остаться в этой части мира, а также поддержать своих партнеров в переговорах с Пекином по таким острым вопросам, как принадлежность островов в Южно-Китайском море (проблема усугубляется наличием месторождений нефти на шельфе).
В ответ Китай напоминает (многие американцы об этом забыли или никогда не знали), что Джон Фостер Даллес когда-то предвидел «мирную эволюцию» («хэпин яньбянь») китайской коммунистической системы. Особенно после событий в Восточной Европе в 1989 г. и в Советском Союзе в 1991 г. эта угроза постоянно витает над китайскими лидерами – «хэпин яньбянь» постоянно упоминается в китайской прессе. В подобных статьях заверения Соединенных Штатов о наращивании присутствия в Азиатско-Тихоокеанском регионе и поддержке стран Юго-Восточной Азии в спорах с Китаем рассматриваются как возобновление попыток сдерживания или окружения КНР. Даже если бы правительство игнорировало такие заявления, об этом вскоре напомнили бы националисты и ксенофобы китайской блогосферы, которые недавно атаковали российское посольство, не говоря уже о бравых отставных генералах, охотно появляющихся на китайском телевидении, чтобы поделиться своими воинственными взглядами. Общественное мнение сегодня превратилось в силу, которую китайские власти должны принимать во внимание, а возможно, даже реагировать на нее.
Убывающая легитимность КПК
Разумеется, китайские руководители не беспокоились бы по поводу высказанного полвека назад мнения давно покойного госсекретаря США, если бы у них не было внутриполитических оснований полагать, что его прогноз может оправдаться. Несмотря на впечатляющее развитие страны за 30 лет, политическая система Китая остается уязвимой. И вот почему.
В 1950-е гг. КПК, возможно, была наиболее эффективно управляемой, организованной, а также самой дисциплинированной партией в коммунистическом блоке. Даже страшный голод начала 1960-х гг. и расправа с героями революции, которые выступили с критикой политики «Большого скачка» Мао Цзэдуна, не потрясли основ солидарности партии, хотя отношения с крестьянством были подорваны. Все изменила «культурная революция» 1966–1976 годов. Высшее руководство партии в центре и в провинциях подверглось репрессиям, Мао поощрял хунвэйбинов, которые набрасывались на когда-то неприкосновенных лидеров КПК и учиняли над ними расправу. При Дэн Сяопине большинство репрессированных лидеров реабилитировали, в некоторых случаях посмертно, но «культурная революция» показала, что даже самые могущественные люди могут стать жертвой произвола. Престиж и легитимность партии так и не восстановились. Кроме того, массовая коррупция, поразившая все уровни власти в куда больших масштабах, чем при Чан Кайши (как говорят старые партийные работники, у которых сохранилась хорошая память), лишила партию уважения. Остался только страх перед наказанием, которое может обрушиться на обычных граждан по решению члена партии.
Второй опорой КПК в 1950-е гг. была идеология. В период «культурной революции» идеи Мао ставились гораздо выше марксизма-ленинизма и считались решением любых проблем, больших или маленьких. Это как-то не вязалось с программой реформ, и хотя Дэн Сяопин успокаивал консерваторов, заявляя, что идеи марксизма-ленинизма-маоизма остаются одним из четырех столпов партии и не подлежат сомнению, на практике доктрина с тех пор потеряла актуальность. Большинство из 80 млн членов КПК рассматривают вступление в партию как здравый карьерный ход, а не акт идеологической веры. Тем не менее при создании Китайской Народной Республики в 1949 г. марксизм-ленинизм послужил КПК в качестве средства объединения граждан и государства, ту же роль в прошлом играло конфуцианство. Как и конфуцианство, это была тотальная доктрина, сочетавшая основные принципы управления с нормами поведения граждан, своего рода амальгама государства и общества. Сегодня в Китае царит идеологический вакуум, отчасти объясняемый необычайным распространением официальных и неофициальных христианских церквей, готовых принять десятки миллионов верующих, а также появлением сект-культов, таких как Фалуньгун.
Наконец, Китай уже давно перерос период харизматичных революционных лидеров. Трудно ожидать, чтобы Цзян Цзэминь или Ху Цзиньтао обладали такой же властью, как Мао или Дэн Сяопин, хотя Ху кажется несколько бЧльшей фигурой, чем просто первый среди равных. Но и он наверняка не может или не хочет держать население в страхе или добиваться популярности (в отличие от «дедушки» Вэнь Цзябао, главы Госсовета, который регулярно появляется со слезами на глазах в зоне катастроф или стихийных бедствий). Вероятный преемник Си Цзиньпин, возможно, изменит имидж генерального секретаря. Однако проблема Си заключается в том, что у него нет легитимного мандата. Дэн Сяопин принял ряд мер, чтобы реформировать верхушку руководства, включая введение ограничений по срокам полномочий и возрасту, но он, как и Мао, считал, что лучшая система преемственности власти – это его личный выбор. Ху Цзиньтао был последним, чью кандидатуру он поддержал, а это означает, что фигура Си Цзиньпина появилась в результате кулуарных договоренностей, и этого может оказаться недостаточно, чтобы преодолеть кризисы, с которыми неизбежно сталкиваются все политические лидеры.
Другой возможный преемник, Бо Силай, ввел совершенно иной стиль руководства в своем мегаполисе Чунцин – популистскую комбинацию крайне вольной трактовки законов для борьбы с преступностью и возрождения «красных» песнопений вкупе с революционными идеалами эпохи Мао. Если бы сенсационные события последних нескольких месяцев не разрушили его репутацию, Бо вполне мог бы стать соперником Си Цзиньпина в следующем составе Постоянного комитета Политбюро.
Что бывает, если руководство расколото, было продемонстрировано во время событий на площади Тяньаньмэнь. Политбюро, состоящее из пяти членов, разделилось: двое за введение военного положения, двое против, один воздержался. Попытка созвать постоянный комитет Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП), чтобы передать ему руководство, была обречена на провал. В результате восемь предположительно отошедших от дел 80-летних ветеранов во главе с Дэн Сяопином взяли власть в свои руки, ввели военное положение и подавили выступления студентов на площади Тяньаньмэнь. То, что по сути являлось политической проблемой, пришлось разрешить военными средствами.
Хватило бы при аналогичных обстоятельствах Цзян Цзэминю, Ху Цзиньтао или Си Цзиньпину авторитета, чтобы отдать приказ военным убивать китайских граждан и ожидать подчинения? Это важный вопрос, поскольку, как известно из официальных источников, ежегодно по всему Китаю насчитываются десятки тысяч антиправительственных выступлений, более 100 тыс. в прошлом году и, по оценкам одного китайского эксперта, по крайней мере одно действительно серьезное волнение каждые пять дней. Безусловно, задача руководства – не допустить эскалации локальных беспорядков до национального уровня, именно поэтому китайские лидеры были потрясены кризисом с атипичной пневмонией и скандалом с меламином в молоке, и им повезло, что землетрясение в Сычуани затронуло только одну провинцию.
Проблемы лидерства усугубляются неспособностью властей контролировать интернет, где есть не только блогеры-националисты, но и обычные граждане, которые пытаются привлечь внимание к злоупотреблениям чиновников. Опросы показывают, что центральное руководство уважают, в то время как местных лидеров, процветающих за счет поборов, ненавидят, но центр, по-видимому, утратил способность контролировать членов КПК на местах. Если местный партийный чиновник не заинтересован в продвижении по карьерной лестнице в Центральный комитет, а желает лишь использовать коррупционные схемы, чтобы повысить свой уровень жизни, непонятно, как его приструнить. Поскольку коррупция на местах широко распространена, единственное решение – это чистить авгиевы конюшни с помощью новой «культурной революции». Но ни один китайский лидер не пойдет по такому катастрофическому пути.
Индия, как и Китай, пронизана коррупцией и «галопирующим нарушением норм», как выразился один эксперт. Многие члены региональных парламентов обвиняются в совершении различных преступлений, часто тяжких. Бизнесмены вынуждены давать взятки, чтобы выправить себе необходимые разрешения. Центральное правительство осуществляет реформы крайне медленно, поскольку его одолевают противоборствующие групповые интересы. Однако в отличие от Китая у Индии имеется предохранительный клапан: власти терпимо относятся к массовым демонстрациям даже в столице, а политическая система позволяет гражданам избавляться от «мошенников и негодяев», что они часто и делают. До сих пор эти особенности обеспечивали жизнеспособность системы.
Появление Китая и Индии как развивающихся глобальных супердержав, вероятно, станет доминирующим геополитическим событием XXI столетия. Это две гордые нации, в которых патриотизм легко уступает место национализму и даже ксенофобии, и ни то ни другое государство не хочет играть роль второй скрипки при России или Америке. Поэтому и России, и США придется менять свои привычки. Но оба государства, и в особенности Китай, имеют серьезные внутренние проблемы, которые могут остановить то, что сейчас кажется неудержимым восхождением к вершине.
