СИЛЬНЫЕ И СЛАБЫЕ СТОРОНЫ РОССИИ
Россия богата полезными ископаемыми (углеводороды, металлические руды), возобновляемыми ресурсами (лесные и водные) и плодородной почвой. Однако экономическая значимость природных богатств несколько обесценивается из-за сурового климата, дороговизны транспортировки и исторически сложившейся общественной инфраструктуры, не рассчитанной на потребности торгующей страны.
Состав российского экспорта (см. таблицу 1) свидетельствует о конкурентоспособности России главным образом благодаря природным преимуществам. На долю энергетических ресурсов (сырая нефть, газ, уголь), необработанной древесины, алмазов и цветных металлов (платиноиды, медь, никель, алюминий) приходится от 45 до 55 % всего российского экспорта. Вторую по значимости группу товаров составляют полуфабрикаты (нефтепродукты, металлы, удобрения, обработанная древесина) – от 19 до 23 % экспорта. Их конкурентоспособность зависит от наличия дешевого сырья и дешевой энергии. Последнее свидетельствует о том, что современная Россия способна конкурировать на мировых рынках в основном в добыче и первичной обработке природных ресурсов.
Географическая структура экспорта Советского Союза изначально была нацелена на Европу, и, как показывают данные таблицы 2, за последнее время мало что сделано в плане диверсификации торговых партнеров. Западное направление экспорта во многом зависит от морских терминалов и трубопроводов, предназначенных для поставки углеводородов. В целом сырая нефть, нефтепродукты и природный газ – это наиболее весомая часть общего объема экспорта.
Таблица 1
Пятнадцать основных групп экспортируемой продукции 4-го уровня по классификации HS (Международная гармонизированная система тарифной номенклатуры) за 1997–2006 гг., в млн дол. США. Источник: Comtrade (UNSD, 2006) и ФТС (2007), предварительные данные за 2006 г.; величины по группам 7102 и 7110 пересчитаны на основе статистических данных стран-импортеров.
Таблица 2
Пятнадцать ведущих внешнеторговых партнеров в порядке убывания среднегодовой стоимости экспорта за 1997–2005 г.г., в млн дол. США. Источник: Comtrade (UNSD, 2006) и ФТС (2007), предварительные данные за 2006 г.; индекс ИГГ рассчитан автором на основе 120 основных групп, HS 2 и HS 4 по секторам энергетики (HS 27) и машиностроения (HS 84-87) по данным за 2005 г.
Применяя индекс монополизации Герфинделя – Гиршмана (ИГГ) к торговле России с отдельными странами, обнаружится, что на долю группы 2709 HS (сырая нефть) приходится 40–50 % всего экспорта, особенно в государства – члены Европейского союза, или от 1 600 до 2 500 пунктов по шкале ИГГ. Отсутствие альтернативных экспортных товаров наиболее заметно в торговле России с бывшими странами социалистического лагеря, в частности с Польшей. Более широкий ассортимент продукции приходится на торговлю с государствами – ведущими республиками бывшего СССР (Украина, Белоруссия, Казахстан), но даже там основным товаром опять же является сырая нефть.
Анализ торговой статистики позволяет выявить ряд очевидных фактов. Во-первых, страна напрямую зависит от наличия природных ресурсов и мало полагается на трудовые ресурсы и капитал. Во-вторых, инвестиции, осуществленные еще Советским Союзом в развитие торгово-транспортной инфраструктуры, определяют зависимость России от двух групп внешнеторговых партнеров.
В первую группу входят страны Европы и Турция (после завершения строительства газопровода в 2005 году). Эти импортеры дорожат торговлей с Россией в основном по причине своей зависимости от российских углеводородов. Однако, учитывая изменчивость цен на энергоносители, вряд ли можно говорить о прочности данных связей и дальнейшем углублении российско-европейской или российско-турецкой интеграции. В лучшем случае это брак по расчету.
Вторую группу составляют республики бывшего СССР. Здесь положение иное. Исторически обстоятельства сложились так, что эти страны продолжают закупать широкий ассортимент российской продукции, отсюда и относительно низкие значения индекса ИГГ. Особенно показателен товарообмен с Казахстаном. Перекос в структуре торговли с Белоруссией объясняется тем, что до 2007-го поставляемая сюда российская сырая нефть перерабатывалась для последующей продажи готовой продукции государствам – членам Евросоюза. Как следствие – высокое значение ИГГ.
Наконец, Россия – важный экспортер некоторых видов неэнергетической продукции за пределы Европы и постсоветского пространства, в частности в Японию, США и Китай. Постепенный рост экспорта неосновных продуктов на новые рынки заставляет предположить, что Россия ищет пути диверсификации внешней торговли, однако об успехе пока говорить преждевременно.
ОРБИТА «ПРИТЯЖЕНИЯ» РОССИИ
Для определения прочности двусторонних торговых связей экономисты часто используют модель «притяжения». Будучи экономическим аналогом теории гравитации Ньютона, модель предполагает прямо пропорциональную зависимость объема торговли (экспорт и импорт) от экономической «массы» стран (ВВП) и обратно пропорциональную – от «расстояния» (Dist) между партнерами (i, j), или
Понятие «расстояние» включает в себя как торговые издержки, так и национальные предпочтения при выборе торговых партнеров (стремление к интеграции). Страны, показывающие более высокий объем торговли, находятся в более тесных отношениях между собой (более интегрированы), чем с другими странами.
Таблица 3
Пятнадцать основных стран, обнаруживающих «притяжение» России в соответствии с уравнением гравитации. ВВП рассчитан по паритету покупательной силы (ППС). Источник: IMF (2006) и CIA World Factbook (разные выпуски) – значения ВВП по ППС; Comtrade (UNSD, 2006) и ФТС (2007), предварительные данные за 2006 г. по объему экспорта и импорта России; расчеты автора.
Таблица 3 подтверждает предыдущее наблюдение, в соответствии с которым основными партнерами России являются две торговые группы: страны – республики бывшего СССР и государства – члены ЕС, но тест на гравитацию дает дополнительную информацию. Например, можно говорить о ядре постсоветской группы, которое включает Украину, Белоруссию и Казахстан. А среди государств – членов Европейского союза самую тесную связь с Россией обнаруживает Финляндия, тогда как Германия, Нидерланды и Италия быстро приближаются к уровню российско-финской интеграции.
Самое короткое «расстояние» в мире в 2005 году наблюдалось между такими парами стран, как Сингапур – Малайзия, Бельгия – Нидерланды и США – Канада, со средними значениями в диапазоне от 50 до 250. То есть самое короткое «расстояние» между Россией и Белоруссией (1 507 в 2006-м) значительно отстает от результата мировых лидеров торговой интеграции. Например, чтобы достичь аналогичного уровня, России и Белоруссии необходимо увеличить торговый оборот, в настоящее время равный примерно 20 млрд дол., до величины от 45 до 105 млрд долларов. Тем не менее уровень российско-белорусской кооперации довольно значителен и сравним с уровнем кооперации между Испанией и Португалией (1 285 в 2005 году).
Гравитационная модель пригодна для определения границ действительных либо потенциальных торговых союзов, которые часто создаются по аналогии со «звездообразными» сетями, используемыми для оптимизации транспортных маршрутов. Крупные страны или популярные мегаполисы таких (неформальных) союзов берут на себя ведущую роль и превращаются в центральный узел, пропускающий через себя потоки многосторонней торговли. Например, отнюдь не удивительно, что, обладая наибольшей «массой» в рамках Североамериканского соглашения о свободной торговле (НАФТА), США выполняют функцию центрального узла для Канады и Мексики. Германия «притягивает» к себе ряд государств Центральной Европы (Австрия, Италия, Швейцария, Польша и Венгрия), однако этот союз обладает более сложной структурой. Германия как центральный узел накладывается на менее крупный узел – Бельгию, которая находится на более коротком «расстоянии» от Франции, Люксембурга и Нидерландов. Швеция доминирует в Северной Европе, и к ней тяготеют такие страны, как Норвегия, Финляндия и Дания (скандинавская группа). Сингапур служит основным пунктом назначения торговых путей из Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), а Объединенные Арабские Эмираты оказываются в центре группы ближневосточных стран.
Сила «притяжения» России слабее по сравнению с ведущими лидерами мировой торговли, однако ее «масса» достаточна, чтобы привлекать евразийские государства. Помимо Белоруссии, Украины и Казахстана, которые прочно вошли в ее орбиту, «притяжение» России отчасти испытывают Узбекистан и Туркмения. В свою очередь, последние являются местными центрами «гравитации» соответственно для Киргизии и Таджикистана, а Украина – для Молдавии. Таким образом, формируется цепочка, соединяющая эти постсоветские страны в потенциальный Евразийский союз.
Кавказские республики явно не восполняют данную картину. Грузия, Армения и Азербайджан составляют отдельную группу, которая очень слабо связана с внешним миром. Российское присутствие в Закавказье до некоторой степени заметно в транзите центральноазиатского газа и экспорте электроэнергии.
ВАРИАНТЫ ГЛОБАЛЬНОЙ ИНТЕГРАЦИИ РОССИИ
Если исключить особые сектора, где отечественные производители обладают глобальным влиянием благодаря уникальности занимаемого положения (например, в производстве титановых сплавов для авиапромышленности или палладия для автомобилестроения), торговая интеграция России может происходить с двумя группами партнеров: с Европой и с постсоветскими государствами.
Вариант 1. Интеграция России и Европейского союза
Для большинства государств – членов ЕС Россия является поставщиком энергии. Как следствие, в глазах многих стран Евросоюза российско-европейская интеграция должна происходить в рамках энергетического сектора, по возможности не обременяя их дополнительными связями. Практическое отгораживание от России особенно характерно для тех стран, на отношение которых к России по-прежнему влияет факт былого советского господства. В то же время сведение к минимуму импорта из России не снижает их зависимости от ее углеводородов. Например, Польша и Литва отличаются исключительно высокими индексами ИГГ по импорту сырой нефти (9 446 и 9 903), то есть имеют дело с Россией как практически с единственным поставщиком.
Неудивительно, что эти страны требуют от Москвы ратификации Европейской энергетической хартии, чтобы обеспечить неограниченный доступ альтернативных поставщиков (из Центральной Азии) к ее трубопроводам и европейских компаний – к нефтегазовым месторождениям. Очевидно, что для России такая постановка вопроса неприемлема, поскольку в результате снизятся ее доходы от экспорта и транзита.
Другие европейские импортеры в меньшей степени озабочены российским энергетическим влиянием, поскольку диверсифицировали свою сеть поставщиков. Например, индекс ИГГ Германии по импорту сырой нефти равен 1 672, и на долю ее самого крупного поставщика – Российской Федерации – приходится 30 % импорта. В результате Польша настаивает на том, чтобы навязать России невыгодную сделку, тогда как Германия может позволить себе более умеренную точку зрения. Позиция же Москвы остается непоколебимой, что вполне понятно, учитывая ее большую зависимость от торговли углеводородами.
Итак, Россия не желает идти на компромиссы на энергетическом фронте, а в Европейском союзе нет консенсуса относительно переговоров. Что же касается двусторонних контактов с отдельными государствами – членами ЕС, то при нынешних обстоятельствах они могут оказаться более плодотворными и, по крайней мере на начальном этапе, способствовать сохранению стимула к интеграции. Две страны играют ключевую роль в экономическом объединении России с Евросоюзом: Германия обеспечивает потенциальную связь с центральноевропейской зоной деловой активности, а Финляндия служит необходимым звеном в отношениях с группой Северных стран.
Если допустить, что Европейский союз позволит своим членам самостоятельно определять скорость интеграции в восточном направлении, то Германия и Финляндия, будучи уже в разной степени вовлеченными в двустороннюю торговлю, предпочтут ускоренную интеграцию. Однако структура их торговли с Россией асимметрична, и подход, основанный на взаимных уступках со стороны отдельных компаний, окажется неэффективным. Значит, для координации процесса потребуется государственное вмешательство.
Экономические выгоды интеграции – положительный эффект от специализации – очевидны, но их реализация в политической плоскости требует от сторон договоренности относительно национального раздела этих выгод. Поскольку немецкие и финские компании фокусируются на экспорте машиностроения и электроники, а Россия отвечает в основном энергоносителями, эти три сектора формируют ядро интеграционной деятельности. Стимулировать развитие интеграционной деятельности в рамках этого ядра можно путем слияний и приобретений, одобренных государством, или в результате создания предпочтительных условий для взаимных прямых инвестиций в новые активы. Однако следует иметь в виду, что российские производители машинного оборудования и электроники не пользуются политическим влиянием, сопоставимым с тем, которым обладает национальное энергетическое лобби («Газпром» и «Роснефть»), а немецкие и финские компании не питают особого интереса к сфере добычи нефти и газа. Поэтому очевидно, что Германии и Финляндии целесообразно позволить российской энергетической отрасли расширяться на Запад при условии доступа их национальных компаний на российские рынки машинного оборудования и мобильной телефонии.
Факты свидетельствуют о том, что некоторые немецкие, финские и российские компании уже открыли для себя потенциальные возможности данной стратегии. Германский автомобилестроительный концерн Volkswagen объявил о планах развития технопарка в Калуге стоимостью 400 млн евро. Фирма AMD продает свое предприятие по производству микрочипов в Дрездене, оцениваемое в 250–300 млн дол., российской компании «Ангстрем» в Зеленограде. Планируемое слияние телекоммуникационных активов российской компании Altimo и шведско-финского концерна TeliaSonera стало бы шагом в том же направлении. Однако очевидно, что процесс интеграции протекает хаотично ввиду несоответствия ряда предпринимаемых сторонами действий логике межсекторального подхода на основе взаимных уступок. Более того, некоторые шаги, вероятно, способны вызвать раздор, поскольку они скорее похожи на враждебные со стороны соответствующих стран попытки поглощения. Россия поступила вполне разумно, не потребовав членства в правлении концерна EADS, поскольку в понимании немецкой стороны это мало что может добавить к стоимости EADS в данный момент. В то же время попытки концерна Siemens получить контрольный пакет акций в компании «Силовые машины», основном российском производителе энергетического оборудования, вызвали у России подозрения в том, что концерн пытается определять программу реконструкции отечественной энергетики. Точно так же недавно выяснилось, что финской энергетической компании Fortum может быть отказано в приобретении контрольного пакета акций Территориальной генерирующей компании № 1 (ТГК-1) в Санкт-Петербурге по стратегическим соображениям.
Вышеприведенные наблюдения показывают, что попытки российских и зарубежных компаний проводить трансграничные слияния по собственной инициативе часто провоцируют экономический национализм, несовместимый с подлинным партнерством. Несмотря на общественное давление, политические власти отказываются передавать в иностранное владение, по их мнению, «жемчужины отечественной экономики». Чтобы добиться прогресса, обе стороны должны быть готовы пойти на компромисс относительно национального контроля над теми секторами, где их сравнительные преимущества слабы, одновременно подготавливая почву для того, чтобы собрать урожай в других. В конечном счете значение имеют суммарные двусторонние выгоды, тогда как национальное распределение этих выгод подлежит корректированию в ходе дальнейших переговоров.
Вариант 2. Евразийский экономический союз
В другом географическом регионе, на евразийском пространстве, Россия остается для ряда стран центром притяжения. Более того, поскольку российский и другие евразийские рынки исторически были всегда тесно связаны между собой, имеется большой спрос на широкий ассортимент товаров местного производства. Следует полагать, что дан достаточно сильный импульс региональной интеграции, способной перерасти в создание полноценного единого рынка.
Ядро группы формируют пять стран: Россия, Белоруссия, Украина, Казахстан и – в меньшей степени – Узбекистан. Вокруг этого ядра создается поле притяжения для менее крупных европейских стран (Молдавия) и государств Центральной Азии (Киргизия, Туркмения и Таджикистан). Долголетие и сила складывающегося союза зависят от суммарных выгод, которые он способен принести своим членам. Речь идет о доходах от использования эффекта масштаба производства, особенно высокого в капиталоемких отраслях, и о более устойчивой рыночной позиции, которая позволяет такой группе энергичнее отстаивать свои интересы в мире. Чтобы с выгодой для себя утвердиться на такой позиции, странам необходимо координировать свои действия в отношениях с внешними потребителями и производителями. В свою очередь, именно на пути усиления координации появится возможность роста глобальной эффективности; во всяком случае блок этих стран сможет устанавливать более высокие цены на свою продукцию и закупать импортные товары дешевле, нежели в условиях конкурентной борьбы между собой.
Усилия России по интеграции при существующей структуре торговли с другими странами – республиками бывшего СССР сопровождаются выходом на передний план энергетического сектора. Превращению его в двигатель межгосударственной кооперации препятствуют несколько барьеров. Первый из них – это система неравного ценообразования на энергоносители дома и за границей, созданная в целях скрытого субсидирования отечественных потребителей энергии, но исказившая природу интеграции. Печальное состояние российско-белорусского «единого экономического пространства» служит тому примером. Самостоятельные почти во всем, кроме цен на энергию, белорусские предприятия получили в 2006 году фактические субсидии от России в виде поставок нефти и газа на сумму около 4 млрд долларов. Естественно, Минск осознал, что такой «союз» дает ему массу привилегий и не требует никаких обязательств, и отказался двигаться дальше. Неудовольствие России и намерение вновь ввести таможенную границу между обеими странами в конце 2006-го положило начало полномасштабной торговой войне, нанесшей ущерб даже той толике доброй воли, которая еще теплилась в их отношениях. Аналогичное недовольство зреет в Казахстане, который тщетно пытается получить «справедливую» цену от продажи своего газа на российской границе.
Второй барьер на пути превращения энергетического сектора в двигатель межгосударственной кооперации возник еще на заре независимости бывших советских республик в результате подписания ими с западными энергетическими гигантами соглашения о разделе продукции (СРП). Россия первой прекратила такую практику, однако Казахстан хотя и все более неохотно, но по-прежнему полагается на иностранных партнеров в сделках, которые многими расцениваются как СРП. Поскольку условия данного соглашения нельзя пересмотреть в принципе, региональная интеграция в энергетическом секторе требует согласования с иностранными энергетическими компаниями.
При наличии доброй воли эти проблемы технически разрешимы. Дело в том, что основной источник потенциальных конфликтов связан с распределением доходов энергетики в рамках союза. Однако, чтобы устранить конкуренцию, будущим членам достаточно обменяться пакетами акций в национальных нефтяных и газовых компаниях в количестве, отражающем их реальный вклад в общие доходы от добычи и транзита. Кроме того, процесс заключения и мониторинга сделок может быть облегчен, если перспективные члены создадут региональный комитет по координации и разрешению конфликтов, аналогичный Международному энергетическому агентству (МЭА, IEA). Кстати, такому органу вполне по силам предложить «евразийское» решение проблемы застопорившихся в 1994 году переговоров по Энергетической хартии. В случае достижения договоренности между евразийскими странами – производителями нефти и газа, с одной стороны, и странами транзита относительно общей позиции – с другой, возрастет вероятность того, что их голос будет услышан в МЭА.
Помимо заключения многостороннего соглашения в области энергетики, Россия может выступить с инициативой о создании серии двусторонних интеграционных проектов. В особенности это касается черной металлургии, где пересекаются интересы России и Украины как крупных экспортеров стали, конкурирующих на международных рынках. Объединение усилий в виде соглашения, например в области строительства магистральных трубопроводов, а также координация планов экспорта позволят развивать специализацию внутри этих стран. В результате совокупная прибыль обеих сторон только увеличилась бы, однако в настоящее время движение идет в обратном направлении. Инерция взаимного недоверия заставляет российскую сторону искать замену украинской сталелитейной продукции – в частности, планируется строительство нескольких заводов по производству труб большого диаметра. В случае реализации этих планов, такой крупный украинский производитель, как Харцызский трубный завод, будет вытеснен с российского рынка, отчего наибольшие убытки понесет последний. Предотвратить подобные торговые войны, пагубность которых для обеих сторон очевидна, способно помочь лишь достижение общего соглашения о кооперации в этой жизненно важной сфере для развития общего евразийского рынка стали. (Показательно аналогичное соглашение об угле и стали, заключенное европейскими державами в 1951 году на пути к ЕС.)
Кооперация в сельском хозяйстве и связанных с ним отраслях – это еще одна область, где интересы пяти стран достаточно близки, чтобы начать переговоры. Россия, Украина и Казахстан являются крупными экспортерами зерна, а Белоруссия и та же Украина занимают сильные позиции на рынке молочных продуктов. Кроме того, Белоруссия сохранила заводы по производству сельскохозяйственного оборудования, чья продукция – тракторы и грузовики – вполне может быть востребована на рынках бывшего Советского Союза. Для всех названных стран характерно стремление оживить свой агропромышленный сектор, но на сегодняшний день их планы не скоординированы. Повысить эффективность каждого из этих внутренних планов можно путем дополнения их межгосударственными соглашениями о сотрудничестве в области сельскохозяйственного производства и торговли. К сожалению, добиваясь решения краткосрочных проблем, национальные власти продолжают полагаться на конфронтационные меры. От этого использование имеющихся ресурсов не становится более действенным. Так, чтобы удержать внутренние цены на хлеб от повышения, Украина ввела экспортные квоты на зерно – в результате значительную часть урожая пришлось уничтожить в ущерб национальным производителям.
Торговля с другими странами
Российский потенциал интеграции с другими странами ограничен отдельными проектами. К тому же у России кроме энергоносителей найдется не так уж много других продуктов, обладающих привлекательностью на мировом рынке. Существующие проекты не обеспечены общеэкономическими взаимосвязями, и поэтому ни у России, ни у ее партнеров нет достаточных оснований для активного участия государства в их продвижении. Некоторые российские компании, такие, как «Норильский никель» и «Русал», став «слишком крупными», чтобы довольствоваться региональным лидерством, агрессивно расширяют свое мировое влияние. В такой ситуации роль государства становится минимальной и сводится к посредничеству в межгосударственных отношениях.
* * *
Продолжающаяся глобализация и логика экономического роста побуждают Россию искать способ реализации своих сравнительных преимуществ в мировом разделении труда. Осуществив полную экономическую перестройку и накопив международные резервы и опыт, Москва нащупывает свой путь, лавируя между скрытыми рифами и изучая заманчивые возможности.
Среди потенциальных партнеров выделяются две основные группы. Первая включает в себя несколько государств – членов ЕС, развивших относительно прочные двусторонние связи с Россией. Судя по силе тяготения, в качестве ключевых стран, которые связывают Россию с Европой, выступают Германия и Финляндия. Усиление этих связей будет способствовать введению России в более крупные области интеграции, развивающиеся в Северной и Центральной Европе. Кроме этого, Москве вполне по силам сформировать прочный фундамент, на который мог бы опереться региональный союз стран – республик бывшего СССР. Подобное объединение может быть построено за счет использования многочисленных каналов кооперации в энергетическом, сталелитейном и агропромышленном комплексе.
Сегодня только государственная политика России и Казахстана в общих чертах совместима с двумя сценариями, описанными в данном исследовании. Москва и Астана активно ищут новые каналы взаимодействия, но готовы отступить на второй план, если инициативу возьмут в свои руки негосударственные компании. Правительства Германии и Финляндии проявляют меньше расторопности, учитывая обязательства в рамках Европейского союза. Их удовлетворяет роль посредников, не вмешивающихся в частные инициативы и планы местных компаний в отношении России, даже если те внутренне противоречивы. Правительства Украины и Узбекистана пока еще не определились с направлением, в котором они хотели бы двигаться, и посылают неоднозначные сигналы местным и иностранным игрокам. Минску, по-видимому, никуда не деться от все более авторитарного правительства, которое подозрительно относится к интеграции с кем бы то ни было.
