В России побывал президент Сенегала Маки Салл, ныне председательствующий в Африканском союзе. В центре переговоров с Владимиром Путиным была продовольственная ситуация в связи с конфликтом на Украине. По словам гостя, он уехал обнадёженный тем, что Россия готова активно участвовать в разрешении вопроса зерновых поставок. На Западе сам факт этого визита считают дипломатическим успехом Москвы. О том, как сейчас обстоят дела в Африке и чего там ждут от России, – интервью с Лоид Самбо, научного сотрудника отдела внешней политики и международных отношений научно-исследовательского центра при Университете им. Жоакима Чиссано в Мозамбике. Беседа подготовлена для программы «Международное обозрение».
– Лоид, какова сейчас ситуация с продовольствием в Африке?
– Сложно говорить обо всём континенте – это 54 страны, и в каждой свои особенности. Недавно выпущен доклад Всемирной продовольственной организации, где сказано, что ещё до пандемии Африка сталкивалась с острыми проблемами. Множество людей регулярно недоедают, по последним данным – порядка 192 миллионов. Одна из причин – хронические конфликты, которых в Африке достаточно. Это Сомали, Демократическая Республика Конго и так далее. Они усугубляют ситуацию с продовольственной безопасностью. Пандемия этому тоже очень способствовала. Миллионы людей потеряли средства к существованию, прежде всего те, кто зависит от неформальной экономики, а она очень пострадала из-за ковида.
Российско-украинский конфликт обостряет кризис. Россия и Украина – крупнейшие поставщики пшеницы и растительного масла, и Африка очень зависит от импорта. Мадагаскар – яркий пример такой зависимости именно от России и Украины, Мозамбик меньше. Но поскольку одновременно растут цены на энергоносители, а они воздействуют на всё остальное, Мозамбик и другие страны тоже это почувствуют. В общем, перспективы невесёлые.
– А кто-то от этого выигрывает? Например, производители сельскохозяйственных товаров на юге Африки?
– Возможно, ЮАР, но вряд ли в серьёзных объёмах. Африканские страны-производительницы не могут обеспечить весь континент, максимум свой регион. Мировая экономика взаимосвязана, слишком много факторов, и что-то будет всегда препятствовать тому, чтобы африканские страны извлекали выгоду. Скажем, на фоне вооружённого конфликта в Европе европейские страны ищут способы диверсифицировать источники энергоресурсов. Предполагается, что одним из них станет Мозамбик. Но у нас нет возможности производить сырьё в количествах, требуемых мировыми рынками. То же самое и с продовольствием из ЮАР. Возможность открывается, но нет уверенности, что ей удастся воспользоваться.
– Каково в целом отношение в Африке к событиям на Украине? Судя по голосованиям в международных организациях, распространена позиция «воздержаться от оценок»?
– В Африке не считают, что нужно как-то вмешиваться, занимать чью-то сторону. Цель внешней политики африканских стран – диверсификация контактов. Никому не нужна игра с нулевой суммой – или с теми, или с другими. И это мнение как официальных структур, так и общества. Конечно, Африке конфликт на пользу не идёт, всё ведь действительно взаимосвязано, необходимо скорейшее мирное решение.
Но давайте будем реалистами. Великие державы ведут себя именно так – это норма международных отношений. И Россия действует, как другие, равновеликие ей. Африка имеет богатейший собственный опыт того, что делают крупные страны, в первую очередь США и Европа. Ничего нового не происходит. Великие державы отстаивают свой суверенитет на глобальной арене, право действовать, исходя из своих интересов. Африке всё это не приносит ничего хорошего, но и не удивляет.
– Африку привыкли рассматривать как арену конкуренции внешних сил – не обязательно военной, но в любом случае геоэкономической, геополитической. Как с этим обстоят дела сейчас?
– Соперничество только нарастает. Великие державы хотят всё большего доступа к ресурсам. Всем теперь нужно стратегическое партнёрство с Африкой. Китай очень активен в сфере инфраструктуры, в сырьевом секторе появилась Россия. США, которые заинтересованы в энергоресурсах, поддерживают усилия по борьбе с терроризмом и экстремизмом. Но мы приобретём гораздо больше, если диверсифицируем связи, чем если однозначно сделаем ставку на кого-то.
– В России говорят о возвращении в Африку, а её там ждут? Как Россия выглядит в глазах африканцев?
В Африке есть ожидания, связанные с Россией, но Россия пока что их не оправдывает. Мы понимаем, что период после распада СССР был очень тяжёлым, и тем не менее. Есть страны, которые сталкиваются с внутренними конфликтами, и они видят в России полезного партнёра. В Мозамбике, например, возникла проблема агрессивного экстремизма, и прежде всего обратились к Москве – у нас работали российские частные военные компании. Правда, этого оказалось недостаточно, затем всё расширилось за счёт привлечения более широкой международной поддержки.
Экономическая поддержка – это к другим странам, Россия мало делает на этом направлении. Между тем для Африки это самое главное, ведь корни конфликтов, которые мы наблюдаем, в социально-экономических бедах. Не похоже, чтобы что-то менялось в среднесрочной перспективе. Мы видим, что приоритетом России является территория бывшего СССР. Да, Россия в последнее время стремилась проявлять большую активность в Африке, но это всё равно несравнимо с тем, что делают Китай, Индия, Япония, Южная Корея, не говоря уже о традиционных партнёрах на Западе. Если взять гуманитарные, человеческие контакты, есть большой нереализованный потенциал. Та же Южная Корея намного активнее всё это продвигает, чем Россия. Связей мало, знаний о России, её культуре недостаточно. Сейчас, например, в Мозамбике мы не можем даже увидеть российские информационные каналы, потому что они перекрыты западными провайдерами и партнёрами.
