Россия планирует создать собственную орбитальную станцию и предупредит партнёров по МКС о выходе из проекта с 2025 года. Тренд на создание страновых космических околоземных лабораторий является, с одной стороны, продолжением размежевания межгосударственных отношений на Земле, но с другой – фиксирует преодоление кризиса государственной неуверенности в целях освоения ближнего, среднего и дальнего космоса, возникшего после окончания холодной войны.
В начале прошедшей недели вице-премьер Юрий Борисов в программе «Москва. Кремль. Путин» на телеканале «Россия 1» (ВГТРК), заявил, что «Россия планирует создать собственную орбитальную станцию и предупредит партнёров по МКС о выходе из проекта с 2025 года». Эта новость явно была последствием расширенного обсуждения итогов реализации космических программ страны, которое традиционно проводят на совещании с президентом в канун Дня космонавтики 12 апреля.
Общественность была ошарашена, даже от лояльной части блогосферы шли противоречивые комментарии, а уж независимые эксперты в очередной раз бросились «хоронить» пилотируемую космонавтику в России. Однако таким ли уж разрушающим тренды и непредсказуемым выглядит подобное заявление?
МКС является продуктом предыдущей эпохи не только финансовых трудностей космической индустрии, но и смены целеполагания. Её российский сегмент был изначальным заделом спланированной ещё в СССР станции «Мир-2», но в силу объективных причин, она была оставлена в недоделанном виде и без поддержки международных партнёров наверняка канула бы в лету – как многие мегапроекты в области космонавтики позднего СССР. Но хорошие отношения с США в 1990-е гг. позволили встроиться в международную кооперацию беспрецедентного масштаба, вытащить вовлечённые предприятия из финансовых проблем и за короткий срок поставить в состав станции три модуля из запланированных девяти.
Описывая соотношение участия американского и отечественного сегмента МКС (см. публичный гуляющий по интернету слайд АО «РКК Энергия»), стоит отметить, что российский сегмент МКС практически полностью зависит от американского по электроэнергии и на порядок уступает по потенциально научной загрузке – при отсутствии универсальных научных стоек соотношение целевого оборудования 3,2 кубометра против 58 кубометров научного оборудования в американском сегменте.
Не удивительно, что ещё в предыдущие годы научная составляющая пребывания на МКС вызывала большие вопросы руководства отрасли. Так, в 2018 г. Дмитрий Рогозин указывал, что Россия должна отказаться от проведения некоторых экспериментов на Международной космической станции (МКС), которые разрабатывались «по десять лет и уже потеряли актуальность.
Таким образом, вопрос о том, зачем мы тратим огромные деньги на поддержание отечественного сегмента МКС (чтобы сохранять навыки отряда космонавтов, вести передачи и блоги с орбиты и так далее) уже давно стал как минимум полем для дискуссии.
Теперь же мы подвели под этим некую черту. Руководство страны (и вице-премьер Юрий Борисов это подчеркнул) склонилось к созданию новой национальной орбитальной станции, «оценив перспективу продолжения участия в МКС». Конечно, это порождает ряд вопросов: почему «национальная» – кто так делает, если в кооперации вроде проще? Какой она будет? Что делать с отечественным сегментом МКС после 2025 года? Число вариантов ответа на последний вопрос – априори небольшое, и руководство «Роскосмоса» их уже озвучило:
«Мы передадим ответственность за свой сегмент нашим партнёрам (Национальному управлению США по аэронавтике и исследованию космического пространства – NASA) либо будем выполнять те задачи, которые необходимы для поддержания станции, на коммерческой основе, а не за счёт нашего бюджета», – заявил Дмитрий Рогозин. Он также добавил, что «российский сегмент МКС изношен на 80 процентов, а его поддержание в рабочем состоянии потребует примерно столько же средств, сколько должно быть потрачено на развёртывание отечественной орбитальной станции с 2025 года».
Что касается национальных станций, строящихся для ограниченного круга задач, то Россия здесь, во-первых, наследует традиции СССР и, во-вторых, будет строить свою станцию рядом с уже созданной к тому времени станцией КНР.
Более пяти лет назад руководство Китая заявило о подготовке собственной космической станции, и вот 23 апреля 2021 г. на стартовый стол китайского космодрома Вэньчан вывезли на старт ракету-носитель «Чанчжэн-5B Y2» с базовым блоком «Тяньхэ» («Млечный Путь») будущей национальной орбитальной модульной станции КНР.
Модуль «Тяньхэ» – это центр управления будущей станцией. Внешне напоминает модуль «Звезда» в составе МКС или базовый блок советской орбитальной станции «Мир». Планируется, что к «Тяньхэ» позже пристыкуют лабораторные модули «Вэньтянь» и «Мэнтянь». К нему смогут причаливать транспортный пилотируемый корабль «Шэньчжоу» и грузовой корабль «Тяньчжоу». Так что уже в мае 2021 г. есть шанс увидеть две обитаемые станции на орбите Земли. Почему бы не быть и трём?
О новой отечественной станции информация пока противоречивая – несмотря на презентации общественности в АО «РКК Энергия», опыт реализации предыдущих пилотируемых проектов показал, что они могут претерпевать значительные изменения по ходу реализации. Поэтому о сроках и параметрах станции (за исключением названия РОСС – российская орбитальная служебная станция) говорят пока очень осторожно. Точно известно, что в её основу ляжет модуль НЭМ (научно-энергетический модуль, планировавшийся для МКС), который после доработки под новую станцию могут запустить в 2025 году.
Можно понять капитанов отечественной промышленности. Ситуация с бесконечными переносами достройки сегментов отечественного сегмента МКС стала мишенью критики независимых экспертов очень давно. Сроки запуска последнего отечественного модуля, ожидающего отправки на МКС в июле этого года – многофункционального лабораторного модуля (МЛМ), передвигались более чем на пятнадцать лет. За это время многократно менялись руководители космической отрасли, головного предприятия – РКК «Энергия». Менялись принципы и формат управления индустрией. Сейчас в «Роскосмосе» скорее дуют на воду – хотя команда Дмитрия Рогозина наглядно показывает, что при определённых методах ручного управления можно передвигать сроки не только «вправо», но и «влево» – создавая грандиозные объекты космодрома Восточный с опережением графика.
Тем не менее можно говорить, что тренд на создание страновых космических околоземных лабораторий (гражданского и специального назначения) является, с одной стороны, продолжением размежевания межгосударственных отношений на Земле. Межстрановая координация падает каждый год – мы постоянно слышим о взаимных санкциях, торговых войнах, высылке дипломатов и совсем редко – о том, что ООН «что-то решила» или кого-то «принудила к миру». С другой стороны, этот процесс фиксирует преодоление кризиса государственной неуверенности в целях освоения ближнего, среднего и дальнего космоса, который возник после окончания холодной войны.
За прошедшие тридцать лет всё, что можно было сделать совместно на таких низких орбитах, уже было исследовано и сделано.
Остаётся надеяться, что при решении задач по-настоящему новаторских, являющихся большими шагами для всей цивилизации, межстрановой диалог сохранится и будет большим приоритетом, нежели конкуренция и секретность специальных задач. Таким полем деятельности в ближайшие десятилетия обязательно станет Луна, и технологические альянсы по её освоению будут формироваться буквально у нас на глазах.
Я уверен, до 2040 г. мы увидим высадку представителей как минимум одной из крупных держав на нашем естественном спутнике, с заявкой на роботизированную колонизацию и постройку исследовательской инфраструктуры. Остаётся ждать. И, возможно, национальная космическая станция России сыграет в этом процессе свою знаковую роль.
