Два ярких политических события последних дней – дебаты кандидатов в президенты США, завершившиеся конфузом Джо Байдена, и провал партии Эммануэля Макрона на внеочередных парламентских выборах во Франции – остро поставили вопрос о состоянии западного истеблишмента. Звеном в этой цепи, вероятно, станет и всеобщее голосование в Великобритании, на котором правящим сейчас консерваторам предрекают небывалый разгром.
В каждом случае свои причины. Но выявляется одна закономерность. Непонимание, как решать нарастающие социально-экономические проблемы, ставит крест на усреднённости политического мейнстрима, принятой за норму после конца холодной войны. Избиратели ждут идей и предложений. Для того чтобы они появились, нужна сущностная полемика. А она в последние десятилетия не велась.
Сначала наступил «конец истории». Исчезновение СССР восприняли как доказательство безоговорочного триумфа западной модели. Это повлияло и на внешне-, и на внутриполитическое поведение. На Западе, особенно в Европе, восторжествовал центризм – партии у власти чередовались и составляли коалиции (консерваторы, социалисты, либералы, отдельные ненадолго вырывавшиеся вперёд маргиналы), но курс менялся незначительно. Считалось, что это не нужно – общее направление очевидно, возможны лишь незначительные корректировки.
Действительно, политэкономия превратилась в глобальную, всё меньше определялось внутри страны.
В Соединённых Штатах дело обстояло иначе, поскольку они находились на вершине мировой пирамиды, но и там присутствовало представление о предопределённости политики. Америка всё больше зависела от собственного доминирующего положения в мире, соответственно, любому руководителю требовалось укреплять его.
В конце 2000-х выяснилось, что либеральная глобализация не только не решает всех проблем, но и создаёт новые, да ещё и в наиболее развитых государствах. Ощущение неблагополучия и неуверенности в будущем крепло. Смены личностей и партий тасовали те же карты. Ответов в установившейся парадигме не находилось. Но внутренняя напряжённость нарастала, и сублимацией стало возникновение альтернативной повестки. Вместо социально-экономических проблем на передний план выдвинулись доведённые до смыслового предела темы равноправия и внимания к любым, даже выдуманным, идентичностям.
Считать ли это сознательным трюком истеблишмента либо логическим развитием либеральной концепции – дело вкуса. Но этот феномен породил острую поляризацию социально-политической повестки. Не по модели XIX–XX веков, когда идеологический спор шёл о материальной основе развития. Теперь дискуссия норовит апеллировать к этическим предпосылкам, а это делает сущностный разговор заведомо невозможным. Подходы именно ценностные, то есть оценочные, а не идеологические, прикладные. Последние, соглашаться с ними или нет, подразумевают набор практических мер по решению насущных проблем общества. А первые – нет.
Истеблишмент по-разному противодействует протестным течениям. Один метод – записать их в категорию морально недопустимых, а предотвращение их прихода к власти объявить битвой за сохранение демократии. Второй – подменить протестные фигуры суррогатами. Первое наблюдается повсеместно. Яркий пример второго – утрированный и эластичный центрист Макрон, которого правящие круги выдвинули семь лет назад на фоне паники из-за победы Трампа и сторонников «Брекзита».
Как видно, и тот, и другой метод даёт сбой. Попытки просто задавить и маргинализировать популистов уже не проходят. Налицо запрос на содержательную идейную борьбу, в которой предлагались бы разные решения значимых вопросов. Недавние аутсайдеры стараются упирать на это. Удаётся им не всегда, но сдвиги есть.
К каким изменениям и когда это приведёт – неизвестно. Несмотря на тревожное перевозбуждение мейнстрима, социальных революций не происходит. «Нормализация» экс-маргиналов – процесс встречный, они тоже адаптируются к существующей рамке. Однако процесс смены политических поколений начался. И бесследно он не пройдёт.
Автор: Фёдор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике».
Профиль
