Массовые волнения и беспорядки с начала 2011 г. потрясают страны Северной Африки и Ближнего Востока. Ученые и дипломаты, исламоведы и ориенталисты, аналитики и публицисты пытаются дать объяснение этому феномену. Поднимаются вопросы о мотивах, движущих силах, социальной базе, ближайших и отдаленных последствиях развертывающихся процессов. При этом высказываются самые разнообразные точки зрения.
Многие считают происходящие события следствием вмешательства извне. США и Запад в целом, Израиль, исламские экстремисты, «Аль-Каида»* или просто некие «они» называются внешней силой, которая стоит за бушующими волнами всеарабского протеста. Аналитики, склоняющиеся к поиску внутренних причин, называют исламских фундаменталистов «регионального» масштаба. Часто ссылаются также на коррупцию и безработицу, бедность и высокие цены на продукты, перенаселенность, «мальтузианскую ловушку». Используется даже новый термин «молодежный бугор» – необычно высокая доля молодежи в возрасте 15–24 лет в общем объеме взрослого населения. И неизменным рефреном звучит: народ Туниса (Египта, Ливии) просто устал от своих диктаторов – Бен Али (Мубарака, Каддафи). Но при всем изобилии подобные объяснения создают пеструю мозаику, не складывающуюся в общую картину. Между тем, по мнению автора, удовлетворительные ответы на поставленные вопросы способна дать лишь оценка событий с точки зрения глобальных социокультурных процессов, которая поможет за сутолокой наличных исторических событий разглядеть движения глубинных ментальных слоев, вызывающих столь масштабные социальные катаклизмы.
Две матрицы сознания
В недавно вышедшей монографии Игоря Яковенко и вашего покорного слуги «Манихейство и гностицизм: культурные коды русской цивилизации» вводятся понятия манихейской и гностической матриц сознания. В предельно упрощенном виде их содержание можно сформулировать в следующем виде.
Манихейский взгляд: мир состоит из двух сущностей – «мы» и «они», единственная цель «их» – погубить и уничтожить «нас», а сейчас идет последний бой, который закончится нашей победой.
Гностический взгляд: человек погружен во враждебный, опасный и профанный мир, в котором его жизнь – тяготы, страдания и страдания, а избавление возможно лишь за пределами этого мира.
И манихейство, и гностицизм глубоко укоренены в русской культуре и русском социуме. Более того, анализируя события отечественной истории на протяжении многих веков, можно высказать следующую гипотезу. И «загадочные циклы» русской истории, заканчивающиеся всякий раз крушением государственности, и сам механизм крушения можно объяснить тем, что в определенные эпохи в общественном сознании происходит массовая перезагрузка, при которой гностическая (депрессивная) доминанта матрицы сознания заменяется манихейской (эмоционально-агрессивной).
В период господства гностической доминанты умами и чувствами социума овладевает растерянность, апатия, страх перед будущим, тоскливое чувство неопределенности, бескачественности, космического сиротства. И самое главное – ощущение отсутствия выхода, перспектив, надежды на избавление. Это состояние можно назвать синдромом абсолютной социальной безнадежности.
Политическим содержанием таких периодов являются авторитарные или откровенно диктаторские режимы, главная забота которых направлена на сохранение «стабильности» в обществе. Инструментами реализации этой «заботы» являются централизация государственной жизни, бюрократизация, произвол, подавление гражданских свобод. Постепенно распространяясь, гностическая доминанта (синдром безнадежности) охватывает все более широкие слои населения. И синдром этот начинают ощущать уже не только его беднейшие, маргинальные, потерявшие работу и жилье представители. Выход для себя и своих семей перестают видеть и сравнительно обеспеченные слои – мелкие предприниматели, чиновники, интеллигенция. Наиболее остро подобная ситуация переживается молодежью, особенно теми молодыми людьми, которые получили образование, но не видят для себя места в обществе.
По мере развития кризиса гностические смыслы получают мощную подпитку. Наступает фрустрирующее осознание значительной частью социума всей глубины несовершенства мира, а также происходит дискредитация наличной государственно-идеологической конструкции, оказавшейся неспособной предотвратить ментальный кризис. Дальнейшая экспансия гностических смыслов, расширение области их влияния ставит под угрозу уже саму возможность существования социума как такового. Длительное господство гностических доминант грозит привести (и не раз в истории приводило) к гибели социума, к сходу его с исторической авансцены.
Именно в такой момент в значительной части социума и происходит перезагрузка задающей матрицы сознания. Новая «мироустроительная» идея демонстрирует в эти периоды свою огромную воодушевляющую массы привлекательность, создает сильное поле мотивации, вовлекает в свою орбиту все большее число сторонников. Новую идею непременно сопровождает радикальная критика, даже профанация существующих порядков и легитимирующей их государственно-идеологической конструкции. Но только этого недостаточно. Быть может, главной составляющей новой идеи, вселяющей в массы надежду на разрешение кризиса (и действительно способствующей его финализации), является формируемый в ее рамках акцентированный образ врага, ответственного за неудачи и трудности, приведшие к кризису. Общество делится на «своих» и чужих». Единственным и естественным способом преодоления кризиса становится непримиримая, понимаемая в манихейском смысле борьба между расколовшимися частями социума, которая может быть облечена в самые разные формы (крестьянская война, революция, гражданская война, перестройка, бунты и т.п.). Вступает в силу эсхатологическая презумпция последней битвы, победа в которой разом решит все задачи и ответит на все вопросы. Срединное время, равноудаленное и от начала мироздания, и от конца света, сменяется эсхатологическим временем «конца истории». Гностическая парадигма в сознании социума сменяется манихейской.
Утвердившаяся манихейская парадигма имеет для общества в целом объективно благотворный характер. Преодолевшая гностические настроения часть общества отождествляет себя с силами «добра» и «света», что дает ей огромный заряд экзистенциальных позитивных переживаний, позволяющий прервать и обратить вспять процесс нарастания гностических настроений, принимавший опасный для культурного целого характер.
В ряде случаев подобные манихейские настроения значительной части социума и являются непосредственной причиной крушения государственности. При этом именно манихейской подоплекой разворачивающейся борьбы объясняется обвальный, катастрофический характер крушения государственности. «Не политическая мысль, не революционный лозунг, не заговор и не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть», – так описывал события февраля 1917 г. в России очевидец и участник событий Владимир Станкевич.
Мозги в одном направлении
Еще одна тема, представляющая значительный интерес в свете обсуждаемых проблем, – вопрос об истоках массовой поддержки этого испепеляющего «не заговора и не бунта, а стихийного движения». Другими словами – как формируется социальная база переворота, носящего манихейский характер? Здесь мы также сталкиваемся с рядом обстоятельств, не укладывающихся в классическую схему. Многочисленные исторические примеры говорят о том, что перезагрузка гностической матрицы сознания на манихейскую происходит неожиданно даже для самых вдумчивых наблюдателей, пристально следящих за развитием событий. Обобщая эти примеры, можно прийти к выводу, что сама смена гностически-манихейской парадигмы наступает фактически вне времени, мгновенно, является как внезапное озарение, овладевающее массами.
Еще Александр Зиновьев в «Зияющих высотах» высказал мысль о возникновении своего рода «силовых линий», «разворачивающих мозги людей в одном и том же направлении». По сути, Зиновьев говорит о силовых линиях социального поля, то есть о таких зонах социокультурного пространства, в которых межличностное взаимодействие принимает особо интенсивный характер, в результате чего и возникает эффект «разворота мозгов людей в одном и том же направлении». В таком социальном поле человек действует автоматически, как будто по приказу извне. Массовое следование унифицированным стандартам моды и потребления, как и феномен массовой культуры в целом, – все это тоже примеры «разворота мозгов». Мгновенный, внешне не мотивированный переход гностически настроенного социума к манихейской парадигме – из той же серии явлений.
Отсюда следуют важные выводы.
Во-первых, в целом ряде случаев ни современные методы социологических измерений, ни экспертные оценки не способны обеспечить надежное прогнозирование подобных переходов даже на очень коротких отрезках времени. Современная социология оценивает степень готовности конкретного индивидуума к активным социальным действиям, которая может быть достаточно низкой. А следовало бы оценивать напряженность социального поля, некий пороговый уровень которой способен радикально повысить эту готовность в считанные дни и даже часы. Однако необходимым инструментарием современные социологические науки, насколько нам известно, не располагают.
Во-вторых, сказанное позволяет по-новому взглянуть на вопрос о социальной базе переворотов подобного типа. Вывод достаточно нетривиальный: для того чтобы случился переворот манихейского типа, заранее сформированная массовая социальная база как таковая вообще не требуется. Не нужны и такие традиционные формы самоорганизации гражданского общества, как партии, программы, общественные движения. Нужен лишь массовый переход социума к манихейскому типу сознания, вызываемый своими специфическими механизмами.
В упомянутой монографии теория переворота манихейского типа развивается на примерах из многовековой истории России. Однако в некоторых своих аспектах эта теория применима и для описания и объяснения революций начала 2011 г. в арабском сообществе.
События 1950–1960-х гг. в арабском мире – обретение независимости (в некоторых случаях в суровой борьбе), создание суверенных государств. Это период воодушевления и подъема, надежд и ожиданий. То есть типично манихейская фаза развития. Массовое сознание победившей стороны, запрограммированное манихейской матрицей, вознаграждается огромным чувством полноты человеческого бытия, переживает неслыханный эмоциональный подъем. Тем самым на более или менее длительный срок достигается консолидация общества, а энтузиазм масс гарантирует их готовность какое-то время мириться с тяготами и лишениями.
Однако действенность манихейских переживаний оказывается в историческом плане достаточно кратковременной. Постепенно расширяется осознание того факта, что, несмотря на некоторые успехи и отдельные исключения, в целом страны арабского мира не добились впечатляющих результатов в экономике, развитии демократических институтов, безопасности.
Консолидация авторитарных режимов в большинстве стран региона еще больше усугубила ситуацию. Нищета, безработица, вопиющая социальная несправедливость, причем последнее наиболее важно, поскольку способно нивелировать экономические достижения, которые могут иметь место в обществе. (Ведь арабские государства, которые охватили волнения, за исключением, пожалуй, Йемена, объективно не относятся к числу застойных и неразвитых. А Египет и вовсе имел шансы превратиться в одну из самых быстроразвивающихся экономик мира за 3–4 года.) Плюс к этому полное отчуждение от власти, невозможность участия в национальном строительстве. Понимание того, что узурпаторы установили систему коррупции и воровства, с которой невозможно бороться. Длящееся порой десятилетия чрезвычайное законодательство, которое, с одной стороны, развязало руки злоупотреблениям силовых структур вплоть до применения пыток к недовольным, с другой – перекрыло любые каналы цивилизованного социального протеста. Сами того не осознавая, эти режимы «ежедневно, ежечасно и в массовом масштабе» генерируют, укрепляют и расширяют гностическую базу социума.
Это полная и наглядная картина того самого синдрома абсолютной социальной безнадежности, соответствующая переходу социума в манихейскую фазу. Сам переход характеризовался следующими особенностями.
Консолидирующей манихейской идеей выступил достаточно примитивный лозунг типа «отстраним от власти смертельно надоевшего диктатора». «Грубый и зримый», простой и понятный. Подобная идея содержит акцентированный образ врага, победа над которым разом решит все проблемы. Она раскалывает общество на «своих» и «чужих». В общем, имела все шансы стать, за неимением других, новой «мироустроительной» идеей.
В быстроте и внезапности перехода большую роль сыграли социальные компьютерные сети. Их роль заключается в консолидации и увеличении скорости формирования социального поля, в достижении им того порогового уровня, который и определил массовый переход социума в новую фазу. В этом их огромная роль. Но не более того.
Когда смотришь телевизионную картинку, изображающую ликование победивших масс, не отпускает ощущение, что раньше что-то подобное уже показывали. Бьющие через край эмоции, объятия незнакомых людей, размахивание национальными флагами – да это же сцены радости по поводу победы своей футбольной команды. Но ведь футбол и все, что около него происходит – один из видов симулякра, цель которого увести, хотя бы на время, конкретную личность от реальной действительности, погрузить в виртуальный мир и при этом предоставить ей свою порцию субъективного чувственного удовлетворения. Получается, что охватившие арабский мир перевороты манихейского типа – это специфический предельно широкий вид симулякра, социальная роль которого все та же: предоставить личности возможность вырваться, хотя бы на время, за пределы опостылевшей действительности и получить максимально полную порцию чувственного субъективного удовлетворения.
Манихейский характер переворота определил невозможность никаких компромиссных вариантов и даже переговорного процесса по поиску компромиссов (до основанья, а затем… посмотрим, что получится). После того как произошел манихейский раскол общества, запоздалые обещания любых реформ не имеют никаких шансов.
Перспективы после победы, как правило, туманны. Прежде всего, манихейские настроения запрограммированы только на разрушение, они принципиально не могут быть использованы в созидательных целях. К тому же манихейский энтузиазм недолговечен. После реализации единственного лозунга – «отстраним диктатора» – общество остается без какой-либо собирающей, вдохновляющей идеи вообще. Ведь для реализации переворота такого типа, как указывалось выше, не требуются ни сколько-нибудь разработанные политические программы, ни политические партии, их выдвигающие. Их и не было. Объективные экономические, социальные, демографические трудности никуда не делись, через короткое время даже самые активные участники событий их почувствуют. К ним, безусловно, добавятся неизбежные последствия нарушения деятельности государственных структур – хаос и неразбериха. Непрерывно усиливающийся поток беженцев, прибывающих на остров Лампедуза, составляют в том числе и те «участники событий», которых уже оставили манихейские переживания.
На излете манихейской фазы, после столь яркого эмоционального подъема, апатия, овладевающая обществом, действительно превращает его в «чистый лист бумаги», на котором могут появиться как пастельные картинки прежней жизни, когда, в общем-то, жилось не так уж и плохо (во всяком случае, порядка было больше), так и тексты самого радикального содержания.
* Запрещено в России
