7 февраля 2024 г. в Москве состоялось открытие восьмого сезона Школы авторов «Учи учёного». С приветственным словом перед участниками и слушателями выступил Фёдор Лукьянов, а Дмитрий Ефременко провёл мастер-класс.
Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Фёдор Лукьянов рассказал участникам и слушателям об истории создания Школы авторов, её деятельности и ценностях. В частности, он отметил, что выбор темы сезона «Евразия в XXI веке: единство и борьба противоположностей» был обусловлен чередой важных политических, экономических и социальных событий в мире, на территории современной России и стран бывшего Советского Союза.
Затем с мастер-классом на тему: «Постсоветское пространство 33 года спустя: название есть, а суть осталась?» выступил заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН Дмитрий Ефременко. Приводим основные тезисы его выступления.
Что важно для понимания темы лекции и специфики обсуждаемого пространственного ареала в исторической ретроспективе:
- Множественные межкультурные коммуникации, далеко не всегда мирные, но формирующие определённое представление об ойкумене как пространстве разнообразия, в котором надо взаимодействовать и как-то уживаться друг с другом, при этом накапливая опыт, привычки, навыки такого взаимодействия, которое иногда становится и симбиотическим.
- Установление государственного контроля над этим пространством. Это впервые удалось (не очень надолго) Чингисхану и его преемникам, а затем – в реверсивном направлении, хотя и в других тоже, – Великому княжеству Московскому, Московскому царству и Российской империи.
Это расширение и необходимость контролировать огромные пространства, накладывали заметный отпечаток и на формы организации политической власти, и на способы рекрутирования политической элиты, и на культуру в широком смысле, на культурный ландшафт.
Разумеется, это пространство далеко не однородно в культурном, конфессиональном, этническом отношениях. Свою печать на его развитие накладывали и особенности индустриализации в XIX–XX веках, переселенческая политика, миграции, революционные потрясения, войны. С одной стороны, особенно в советское время, сильной была тенденция к культурной и социальной гомогенизации. С другой стороны, сохранялось и даже целенаправленно поощрялось разнообразие (политика «коренизации» в 1920-е годы). Даже особенности распада Советского Союза, механизмам которого лектор уделил особое внимание, придали новые черты общности пространству, утратившему своё государственное единство.
И для России, и для большинства постсоветских стран исторический смысл эпохи 1990-х гг. по преимуществу заключался не только и не столько в строительстве новой государственности, рыночно-демократическом транзите, становлении гражданского общества, а в исчерпании динамики распада и «обживании» руин советской системы. Например, Егор Гайдар заявлял, что суть преобразований 1990-х гг. – это «обмен власти на собственность» и «выкуп России у номенклатуры». Только на деле состоялся не обмен, а модификация в рыночных условиях дуалистического единства «власти / собственности» и производного от него социального порядка. И это со многими вариациями, характерными для той или иной страны, происходило практически везде на постсоветском пространстве.
К числу формальных институтов, которые унаследовала от позднего СССР и постсоветская Россия, и большинство других постсоветских стран, относятся возрождённая многопартийность и альтернативные выборы. Но ничуть не меньшее значение имели институты неформальные, питательной средой для которых являлись сетевые взаимодействия. Общей особенностью большинства стран постсоветского пространства оказалось то, что неформальные институты, разного рода сетевые связи выступили преимущественно в роли механизмов, корректирующих действие институтов формальных. На уровне элит, на уровне моделей перераспределения собственности и способов «решать вопросы» господство неформальных институтов было важной содержательной характеристикой постсоветизма. И оно в принципе объединяло постсоветское пространство, хотя в каждой стране функционирование неформальных институтов быстро обрастало тем, что можно назвать «национальной спецификой».
Изучение постсоветского пространства
По словам Дмитрия Ефременко, одна из проблем – как назвать подобные исследования и есть ли у них какая-то особая специфическая область, помимо того, что в фокусе изучения находится геополитическое пространство бывшего Советского Союза и связанные с ним социально-политические реалии.
Многие исследователи постсоветского пространства хотели бы уйти от самого термина Post-Soviet studies, и в обоснование этих устремлений время от времени заявляют о кризисе постсоветских исследований. Впервые об этом начли говорить лет двадцать назад. Причём событийных аргументов для этого появлялось всё больше и больше: расширение НАТО и Европейского союза на Восток, захватившее Балтийский регион, «цветные революции» 2000-х гг., новые интеграционные процессы в регионе бывшего СССР, Евромайдан, Крым и Донбасс, наконец, специальная военная операция. С каждым новым таким событием исследовательские инструменты, понятия, пространственно-временные рамки исследований как будто бы становились всё менее адекватными и эффективными. В конце концов после февраля 2022 г. на Западе в помойку были выброшены последние остатки научной объективности, открыто признана политизация таких исследований, и уже именно в качестве инструмента политической борьбы началась форсированная разработка представлений о деколонизации и применительно к бывшему СССР и нынешней России.
Российское экспертное сообщество во многом оказалось не готово к такому обороту событий. Ведь Советский Союз был одним из главных борцов с колониальной системой и внёс в её ликвидацию важнейший вклад. Да и в постсоветских государствах не было сильного общественного запроса на то, чтобы представлять самих себя в качестве бывших колоний. Но тут дело не только в фактических аргументах или стройности концептуальных выкладок. Это явно манипулятивная позиция. И сегодня приходится обновлять систему аргументации в противовес тезису «постсоветское пространство как пространство деколонизации».
Помимо этой, искусственно конструируемой дискуссии о советском колониализме, существуют попытки аналитически разорвать постсоветское пространство, ссылаясь на разные аргументы – географические, этнические, этнорелигиозные, идентитарные и другие, и выделить из этого гигантского массива какие-то более или менее крупные локальности под разными названиями – «Восточно-Центральноевропейский регион», «Балтийский регион», «Закавказье или Южный Кавказ» и так далее. Такой подход имеет плюсы в плане специализации, максимального учёта местных социокультурных специфик. Но сразу же теряется масштаб и сужается круг заинтересованной аудитории до сравнительно небольшого числа специалистов, глубоко знающих языки, культуру, экономику соответствующего региона. А хочется при этом показать масштаб, всемирную значимость перемен в конкретном регионе. Нужен референт и одновременно медиатор, «значимый другой». Ведь просто бессмысленно сравнивать Эстонию и Туркмению, если вы при этом сознательно исключили из анализа референта – Российскую империю, Советский Союз или нынешнюю Российскую Федерацию. Именно в соотношении с этим российско-имперским или советским референтом соответствующий кейс – эстонский или туркменский – обретает совсем другое измерение.
Но сейчас обнаруживается ещё более любопытная тенденция. До событий 2022 г. на Западе в качестве ядра постсоветского пространства рассматривали Россию, Украину и Белоруссию, а прочие регионы – как периферию. Теперь же тезис «Украина це Европа» начинает приниматься ментально в западных постсоветских исследованиях, на его основе формируется некая новая эпистемология. Ставится задача изменения конфигурации воображаемой географии других постсоветских государств и внутренней географии России. Под эту задачу подбираются и исторические аргументы. Что же в этих условиях должны делать российские исследователи и учёные дружественных стран? Прежде всего, по оценке Дмитрия Ефременко, у нас нет своего нормального россиеведения, комплексного междисциплинарного изучения страны и её отдельных регионов. Необходимо начинать эту работу едва ли не с нуля. Далее, у нас в крайне неудовлетворительном состоянии находятся все страноведческие исследования, начиная с украинистики, что весьма дорого обошлось два года назад. Возможно, впрочем, проблема была в том, что в России чуть ли не каждый второй считал себя специалистом по Украине. Нужно ставить эти исследования на систематическую основу и их институционализировать.
Есть ещё один аспект, важный для постсоветских исследований, – это разрыв научных контактов и коммуникации. Он, конечно, ещё не полный и не окончательный. Но пока пространство диалога стремительно сокращается.
А почти весь сегмент автохтонных исследователей постсоветского пространства займут украинские авторы и примыкающие к ним. Однако слушать их будут при том условии, если они придают мейнстриму некоторый национальный национальный колорит, но не более того. То есть это заведомо третьестепенные роли внутри западного эпистемного сообщества.
К сожалению, нечто подобное начинает происходить и у нас. Ещё хорошо, если у нас остается желание аргументированно спорить. Но есть опасность, что мы вообще перестанем хотеть слушать западных представителей Post-Soviet studies, исходя из презумпции злонамеренности западного мейнстрима.
Дмитрий Ефременко подчеркнул, что постсоветские исследования нужны, причём в этом заинтересованы и многие социально-гуманитарные дисциплины. Но если мы хотим избежать страноведческой атомизации, необходимо поставить на ноги россиеведение, и уже с учётом вклада комплексных междисциплинарных исследований России пытаться формировать комплексную программу исследований всего постсоветского пространства – не только как набора страновых кейсов, но как того, что заслуживает целостного взгляда. Затем нужно идти дальше, выходить на следующий уровень, и начинать изучать постсоветское пространство уже внутри Большой Евразии, особенно с учётом формирующихся там геополитических осей Россия – Китай, Россия – Иран, Россия – Индия, Россия – Турция, ну и, конечно, процессов, связанных с геополитическим противостоянием с Западом.
Три сценария будущего
Заключительная часть лекции была посвящена трём возможным сценариям дальнейшего существования постсоветского пространства в контексте текущего военно-стратегического и политического противостояния.
Первый сценарий предполагает крушение киевского режима или утрату им контроля над югом, востоком и – возможно – центром Украины, что позволит России консолидировать под своим началом (в разных фактических и юридических формах) бóльшую часть западной оконечности постсоветского пространства. Однако этот контроль будет всячески оспариваться со стороны Запада. Остаток Украины будет в том или ином виде абсорбирован Западом при помощи стран ЕС и НАТО, имеющих с Украиной общую границу. В целом даже при этом благоприятном сценарии длительное время значительная часть экономических и силовых ресурсов России будет направляться в этот регион для его стабилизации.
На Южном Кавказе Россия будет пытаться укрепить влияние в каждом из государств, но это будет происходить без резких движений и в условиях жёсткой конкуренции за влияние в регионе. По факту России придётся мириться с сохранением очень сильных позиций Турции. Возможно, что Россия по образцу астанинского формата пойдёт на балансирование своих интересов с интересами Турции и Ирана, пытаясь при этом блокировать влияние ЕС и США. Возможно, через какое-то время Россия с согласится с тем, что её собственное влияние перестанет быть в регионе решающим.
В Центральной Азии по всей видимости будет произведено нечто вроде инвентаризации отношений с каждой из стран с учётом их фактической позиции в период СВО (в том числе тех аспектов, которые не афишируются в СМИ). Скорее всего, будут предприняты усилия, возможно, в кооперации с Китаем, направленные на ограничение влияния США и ЕС (вероятно, и Турции) на политику и экономику этих стран. В конечном счёте, одним из основных показателей влияния служит то, в чьих юрисдикцикциях размещают свои активы политико-экономические элиты соответствующих стран. Очевидно, потребуются определённые усилия, чтобы побудить представителей элиты этих стран в большей степени хеджировать риски для своих активов, после чего – убедить их и в экономическом плане ориентироваться в первую очередь на механизмы ЕАЭС и инициативы «Пояс и путь».
Второй сценарий исходит из возможности того, что решительного перелома в ходе военных действий достигнуть не удастся. Происходит «заморозка» военных действий по линии боевого соприкосновения. Фактически это траектория подготовки к новой войне, которая может быть отложена на достаточно длительное время, но подавляющий объём ресурсов и внимания страны она отвлечёт на себя. Фактически мы получаем к Западу от нынешней линии фронта мощнейший источник постоянной угрозы и зону полного контроля со стороны США и НАТО.
У России не будет достаточных ресурсов, чтобы осуществлять достаточную проекцию силы в регион Южного Кавказа. Влияние Турции будет наиболее сильным. Армения поэтому не пойдёт на окончательный разрыв с Россией, но фактически Ереван осуществит очень сильный дрейф в сторону Европейского союза, который, возможно, заставит его пересмотреть свои связи с ЕАЭС. Грузия при благоприятном для неё развитии событий ещё продвинется в плане сближения с ЕС. В случае смены власти и появления в Тбилиси условного Саакашвили 2.0 нельзя исключать попытки реванша за 2008 год. Тем не менее Абхазия сохранит свою независимость при полной экономической и военно-технической зависимости от России.
В Центральной Азии позиции Москвы будут ослабляться, хотя нельзя исключать, что в кризисных ситуациях – если будет позволять ситуация на западных рубежах – Россия всё-таки будет пытаться реагировать достаточно решительно. Однако систематически противодействовать укреплению в регионе позиций Запада едва ли получится. В целом эффективность интеграционных механизмов ЕАЭС начнёт сокращаться.
Третий сценарий, наименее вероятный, состоит в существенном военном поражении, включающем в себя потерю новых территорий и внутреннюю дестабилизацию страны, ставящую под вопрос сохранение территориальной целостности даже в границах 2014 года.
Здесь очень многое будет определяться масштабами внутренней дестабилизации, но применительно к западной части постсоветского пространства следует ожидать того же, что и в предыдущем сценарии, хотя и с крайне вероятной сменой режима в Белоруссии и приходом к власти в Минске антироссийских сил. Также в зависимости от уровня дестабилизации нельзя исключать интервенции со стороны Украины на некоторые территории РФ. Недавний указ Владимира Зеленского уже сформировал для этого идеологическую базу.
Обстановка на Южном Кавказе будет определяться доминированием Турции, хотя его будут пытаться оспаривать США и ЕС. Нельзя исключить военных действий между Арменией и Азербайджаном в связи со стремлением последнего получить коридор в Нахичевань. Грузия вполне может пойти на попытку силовым путём восстановить контроль над Южной Осетией и Абхазией. Последняя сохранится только в том случае, если опеку над ней возьмет Турция.
Применительно к Центральной Азии можно рассматривать как инерционный сценарий, так и различные кризисные сценарии, включающие попытки захвата власти в тех или иных государствах экстремистскими силами, а также межгосударственные конфликты.
Если говорить коротко, то последний из рассмотренных вариантов – это вариант политико-военной деконструкции постсоветского пространства в период, когда Россия будет решать вопрос сохранения самой себя в качестве целостного и независимого государства. К счастью, на сегодняшний день шансы на его реализацию незначительны.
Итог
Политически постсоветское пространство в меняющихся конфигурациях (и – возможно – с изменением самого названия) будет сохраняться до тех пор, пока существует его доминанта, Российская Федерация, располагающая достаточными возможностями для проекции силы (в разном понимании – от мягкой до сверхжёсткой) на территорию бывшего СССР. Это влияние в любом случае будет оспариваться многими международными игроками. В случае же утраты Россией международной субъектности либо сокращения её до степени, когда проецировать что-то серьёзное вовне уже невозможно, рудименты постсоветского пространства, связанные с особенностями социально-политических порядков, русским языком, культурным ландшафтом будут сохраняться, но как целое постсоветское пространство начнёт схлопываться достаточно быстро.
Что же касается позитивной перспективы, когда доминантой постсоветского пространства остаётся сильная и динамично развивающаяся Россия, то она, очевидно, будет состоять в интеграции всего этого территориального массива в мегапространство Большой Евразии.
- Малахов В. С., Летняков Д. Э. «Колониальная аналогия: о пользе и вреде языка постколониальных исследований в постсоветском контексте»
- Мартин Т. «Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939»
Школа «Учи учёного» функционирует при поддержке Фонда поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова
