«Барон Мюнхгаузен славен не тем, что летал на Луну. Он славен тем, что никогда не врёт». Слова, которые сценарист фильма «Тот самый Мюнхгаузен» Григорий Горин вложил в уста главного героя, вспоминаются в связи с Генри Киссинджером. Самый знаменитый международник мира умер в возрасте ста лет.
Киссинджером восхищались, его ненавидели. Многие считали экс-госсекретаря начальником «мировой закулисы», отчасти поэтому его высказывания неизменно вызывали живой отклик. Правда, часто негативный. Леволиберальные круги вменяли ему в вину Вьетнам, варварские бомбёжки Камбоджи и Лаоса, убийство Альенде, клеймили за моральную неразборчивость. Поклонники Киссинджера, сторонники школы реализма в международных отношениях, живым олицетворением которой он был, вспоминают его роль в повороте лицом к коммунистическому Китаю, что повлияло на мировую политику следующих десятилетий.
Едва ли найдётся другой деятель такого калибра, который на протяжении долгой жизни большого учёного и крупного практика твёрдо придерживался бы одной картины мира. Диссертация Генри Киссинджера в Гарварде в начале 1950-х была посвящена Венскому конгрессу, который завершил эпоху Наполеоновских войн. Исследование стало классическим, обосновав идею баланса сил всех значимых игроков как необходимой предпосылки международной стабильности. Следующие семь десятилетий автор в любой ипостаси руководствовался именно этим – от подхода к завершению войны во Вьетнаме и разрядке напряжённости с СССР до текущего украинского конфликта.
Когда мир осыпается на политико-идеологические осколки, собрать которые в нечто осмысленное и функционирующее не получается, целостность взгляда завораживает. Отсюда ренессанс Киссинджера в последние годы. Правда, воспринимать его не хотели, а скорее уже и не могли. С концом холодной войны международная политика обрушилась в пучину дисбаланса, который считался уже не проблемой, а достоинством. Власть тех, кто прав (уверен в своей правоте), не нуждается в противовесах. А битва добра со злом не предусматривает сделок.
Не бывает и безоговорочной победы – проигравший восстанавливается и требует своих прав, нарушая равновесие. Поэтому его целесообразно уважить превентивно, встроив в общую систему на приемлемых основаниях. Этот подход противоположен тому, что доминирует сегодня: ценностная правота должна быть реализована в полной мере посредством стратегического разгрома неправого.
К России Киссинджер относился с бесстрастностью естествоиспытателя – как к важному элементу баланса, не больше, но и не меньше. Врагом её после распада СССР не считал. В современной среде этого было достаточно, чтобы постоянно получать ворох упрёков в путинизме.
Уже почти в столетнем возрасте Киссинджер увлёкся проблемой ИИ – он, мол, качественно изменит всё, и не обязательно к лучшему. Рискну предположить: схватившись за эту тему, гуру сублимировал свои более общие сомнения, применимы ли ещё концепции всей его жизни. Возможен ли ещё баланс в принципе? Сам об этом уже не узнает, а нам предстоит увидеть, переживут ли его идеи нынешний исторический этап.
Коммерсант
