Россия в глобальной политике

2–3 октября 2021 г. Совет по внешней и оборонной политике провёл первую «очную» Ассамблею после пандемии. Участники – видные ученые, дипломаты, военные, представители СМИ, экспертных и деловых кругов – обсудили новые (и хорошо забытые старые) идеи развития России и мира в изменившихся условиях, и наметили контуры будущих конфигураций в международной политике. Как всегда, своим видением ключевых мировых тенденций поделился почётный гость, министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Лавров.

Сессия 1. Переболевший мир, что делать России: менять его или меняться самой?

Ведущий: Фёдор ЛУКЬЯНОВ

Пандемия не перевернула мир, а лишь ускорила формировавшиеся ранее тенденции. Налицо политико-экономический, социальный и ценностный кризис, который затронул всех. Несмотря на локдаун, мировое сообщество остаётся взаимосвязанным, и игроки продолжают влиять друг на друга. Мы вступаем в совершенно новую геостратегическую эпоху, и это вступление сопровождается выбором нового пути. Этот вопрос стоит не только перед Россией, но и перед всем миром. Какая идея может стать направляющей?

В ходе общей дискуссии были высказаны следующие тезисы:

• Мир становится бессмысленно непредсказуемым, впереди десятилетия хаоса. Мы видим цивилизационный кризис Запада, который меняет самую суть их политики. При этом даже понятный китайский вектор невозможно просчитать на десять лет вперёд. Готовиться нужно ко всему. С Западом поддерживать торговые отношения, не прерывать связей, но при этом у нас нет субъекта для сделки, они сейчас невозможны. Надо заниматься самими собой. «Крепость Россия» – главная ценность. Лучше выходить из «крепости», чем иметь мягкие идейные и военные границы.
• Сейчас мы входим в период глобальной перестройки и пересборки, последняя была 100 лет назад. Налицо конфликт человека и природы, который в современном обществе не может быть разрешён. Если ничего не менять, человечество как вид вряд ли выживет. Нужна трансформация ценностей – от экстенсивного получения благ к поиску смысла жизни человека вне материального потребления.
• Ясно видим левый поворот и то, что западные элиты хотят его возглавить – чтобы вырулить из него без кризиса. Но им не удастся разделить мир на «умные элиты» и «всех остальных», это взорвётся. У России же есть способность возглавить левый поворот, чтобы встать во главе новой системы экономического цикла, выстроить более осмысленные отношения с природой. Для этого наш культурный код подходит лучше других.
• В будущем нас ждёт двадцать-тридцать лет турбулентности. Россия должна выступить центром стабильности, который кормит и согревает мир, не даёт его зажечь, собирает под свои знамёна людей здравого смысла. Это роль «доброй империи» – хранителя, кормителя и собирателя. На следующем этапе строительства нового общества нужно использовать культурный код России для выработки культурного кода землянина, чтобы построить новые экономику и общество.
• Многие тянутся к практике жизни нашей страны, многие переживали за нас, когда Россия проходила через трудные времена. Сегодня наша задача – показать реальную жизнь в России – для этого приглашаем представителей разных стран и организаций. В интеллектуальном и техническом плане Россия может возглавить левый поворот. Он произойдёт не сегодня – переходный период может продлиться лет двадцать – но непременно наступит.
• Мы способны встать во главе поворота, но насколько он левый? И в мировой, и в российской истории есть примеры, когда будущие события развивались совсем не так, как ожидали современники. Россия может стать лидером изменений. Символичный горизонт планирования – 2062 год, 1200 лет Руси, 12 веков. Он хорош тем, что освобождает нас от текущей актуальной повестки и даёт возможность пофантазировать. Каковы основные идеи развития Росси, которые могут быть привлекательны для мира? Первое – необходимо предложить альтернативу обществу потребления. Сегодня главный критерий принятия решений – экономическая целесообразность и эффективность. Этот подход опасен. Главным мерилом должно стать счастье человека, гармонизация, он должен быть активным сотворцом.
• Традиционные культурные идентичности – залог его права на свободу. Такой человек сейчас находится под угрозой исчезновения – глобальный мир стирает идентичности. Человечество борется с вымиранием амурских тигров, но сегодня таким «краснокнижным» видом становится обычный человек.
• Мы отдаём преимущество локальному перед глобальным. Не надо надеяться на внешние силы – мы можем сделать мир лучше средствами, которые находятся в наших руках. Глобальные инвестиции никогда не сделают нас по-настоящему счастливыми, не обеспечат качество жизни. Основа благополучия – экономическая активность локальных сообществ, основанная на предпринимательской инициативе. Есть примеры, которые дают эффект. Прогресс – это не божество, не идол. Сегодня мы верим, что научный прогресс – важнейшая сфера человеческой деятельности. Однако он не должен быть направлен на разрушение человеческой сущности. По этой причине – из соображений безопасности – нужно поставить развитие ИИ под контроль общества и государства.
• С точки зрения демографии, альтернатива обществу потребления – не концентрация в мегаполисах, а равномерное расселение по стране. Такая Россия может стать привлекательной и для иностранцев.
• Что такое экономический рост? Продолжительность жизни коренных народов в России – сорок с лишним лет. По уровню жизни мы отстаём от Польши, скоро нас догонит Казахстан. Дело не в ВВП, а в развитии. А что мы можем сказать миру? Мы можем решить задачи развития? Задачу увеличения роста мы не решили – раньше у нас было 5 процентов роста в год, сейчас он снизился до 3 процентов. Мы не реализовали ни одного инфраструктурного проекта в Центральной Азии (в отличие от Китая) и даже в Сибири. Единственный успешный проект – Крымский мост. Мы говорим о проектах соразвития с соседями, но не реализуем их.
• Успешны идеи суверенитета, силы, консерватизма, независимости. В этом Россия – притягательный пример для многих. Но не пример научно-технологического развития. Только при условии серьёзных изменений мы сможем стать примером для других.
• У России есть опыт совместного проживания представителей разных конфессий, национальностей, собственные традиции бережного отношения к природе, которые воспитывались тысячелетиями. У нас сохранился потенциал – научные школы и талантливые люди. Есть надежда, что России удастся найти синтез – совместить технологическое развитие с идеями социальной справедливости, пониманием природы и духовных основ. Возникает вопрос не только о ценностях мирских, но и более высоких.

Однако сложно совместить отстаивание идей консерватизма как основы развития с прорывом в современный мир. Глядя вовне, возникают мысли, что «Крепость Россия» нужна. Но может ли «крепость» развиваться только внутри себя? Она начнёт стагнировать. Возможно, это не так, но тенденция уснуть внутри и «не трогайте меня» – опасна.

• Что такое научно-техническая революция и насколько она связана с социально-гуманитарной политикой? У неё три составляющих: первая – цифровизация, вторая – новые материалы (композитные и другие), третья – новая система управления (не иерархическая – в первую очередь сетевая и графовая). Экономика впервые в истории становится персонализированной и прогностической. Следствие – сейчас начинается новая точка пересборки.
• Главное в новом мире –прогноз. Но прогноз – это не бинарное состояние. Мы видим предпосылки создания квантовых, фотонных компьютеров и так далее. Всё, что сейчас происходит в IT можно сравнить с началом прошлой научно-технической революции, когда появились первые керосиновые лампы – они не имеют никакого отношения к электричеству.
• Современные айтишники вводят нас в заблуждение, говоря, что ИИ победит: он не может принимать решения, как человек. Гнаться за Google и Китаем, которые вырвались вперёд, смысла не имеет – у нас нет ни времени, ни ресурсов. В среднесрочной перспективе многообещающее направление – фотоника.
• Каждый раз, когда начинается научно-техническая революция, происходит одно и то же – заново изобретается конвейер, который снижает себестоимость. Впервые в истории он будет не физическим, а цифровым. Необходимо создать стратегическую систему управления, связанную с временем, пространством и соединением этих сущностей – для этого у нас есть все. Но не нужно распыляться на одновременно большое количество технологий – важно создать несколько, которые, как атомный проект, потащат за собой все остальные отрасли.
• Прежде чем привлекать людей «здравого смысла» со всего мира и инкорпорировать их в «добрую империю», сможем ли мы удержать таких людей внутри страны? Считается, что человек даже умеренно либеральных взглядов не может быть патриотом, быть полезным своей стране. Хотелось бы, чтобы в процессе «пересборки» и выстраивания «крепости» часть людей не оказалась за её пределами. Это вечный вопрос о ценности плюрализма в кризисных ситуациях. Естественная реакция на катаклизм – выстроить жёсткую линию, так как некогда дискутировать. С этим трудно спорить, но здесь кроется опасность утраты адекватности восприятия.
• Нельзя забывать, что окружающий мир живёт и меняется по своей собственной динамике и не всегда смотрит на нас с надеждой и подражает нам. Е.М. Примаков сформулировал концепцию полицентричного мира, который после холодной войны в наибольшей степени благоприятствует интересам России. После неудачной попытки американцев сформировать глобальную однополярность, казалось, что мир становится полицентричным. Но, похоже, что эту фазу мы проскочили – возможно, ближе всего были к ней в первом десятилетии XXI века, до 2008 года.

Сейчас мы двигаемся к новой биполярности. С одной стороны, она будет проще – проще определять внешнеполитические приоритеты, тактику. Но для России она будет гораздо менее благоприятна, чем порядок, основанный на полицентричности, и даже менее, чем старая биполярность, когда СССР был одним из её полюсов.

• В новой конфигурации Россия не будет полюсом силы – им станет Китай как растущая сверхдержава, которая в этом вполне заинтересована. Чем ближе мы к Китаю, тем проще нам конфронтировать с Западом, но тем менее самостоятельная роль и меньшее влияние России.
• Есть островки возможной полицентричности – такие, как Индия – но и она постепенно начинает дрейфовать в сторону Запада. По законам тяготения в мировой политике, чем ближе Россия к Китаю, тем дальше Индия от нас и ближе к Западу. Потому что больше всего Индия боится Китая.
• О свойствах новой биполярности. Идеологическая борьба снова пришла на международную арену. Она более понятна, чем марксизм-ленинизм (для широких масс), а концепции национализма, великодержавия и традиционных ценностей близки и понятны значительной части населения, и не только в России.
• В конфликтах Россия и Запад всё чаще оказываются по разные стороны баррикад. Пока нет речи о прямых военных столкновениях, но уже вырисовывается контур: если в конфликте США занимают одну сторону, то Россия занимает другую.
• Гонка вооружений – самая яркая черта прошлой холодной войны. Существует формула, что Россия не втянется в гонку вооружений, так как уже её выиграла. Мы ещё не выиграли, но кое в чём опередили. Путин не так давно сказал, что мы обогнали американцев в новейшем гиперзвуковом оружии, но они ускоренно пытаются нас догнать, и надо заранее создавать системы против американского будущего гиперзвукового оружия. Это классическая модель гонки вооружений.
• Этим летом произошло важное событие, на которое слабо отреагировали – Китай развернул в пустыне Гоби строительство более 300 шахтных пусковых установок межконтинентальных баллистических ракет. Это важно потому, что до настоящего момента Китай имел все атрибуты сверхдержавы, кроме одного – он отставал по ракетно-ядерному оружию.
• Когда Трамп пытался втянуть Китай в переговоры, Россия стояла на том, что КНР имеет право не присоединяться, так как оружия у неё меньше, чем у Франции, которая в договорённостях не участвует. Сейчас наступила новая реальность. Если Китай продолжит строительство (а он будет его продолжать) и установит ракеты «Дунфэн-41», то теоретически он сможет в течение десяти лет развернуть более 300 таких ракет и более 3000 ядерных боеголовок. Это вдвое больше, чем тот потолок, о котором Россия и США договорились десять лет назад по договору СНВ-3.
• Какие будут последствия? Во-первых, Китай почувствует себя сверхдержавой номер один. Во-вторых, внимание США, которых мы до сих пор держим на переговорном «крючке» по стратегическим вооружениям, будет переключаться на Китай. Мы будем терять статус второй ядерной сверхдержавы в мире, который ставил Россию в уникальное положение в глобальном миропорядке, несмотря на 2 процента мирового ВВП. Похоже, что второй (или первой) станет Китай, а Россия будет смещаться на второй ряд этого миропорядка.
• В-третьих, непонятно, как дальше будут развиваться отношения России и Китая. История советско-китайских отношений показывает, что отношения могут быстро измениться, а ракетно-ядерное оружие остаётся. С таким потенциалом Китай всё меньше будет считаться с нашими интересами и всё больше требовать, чтобы Россия следовала в его фарватере.
• Всё же Россия и Индия ещё имеют шанс не допустить новой биполярности. На Западе сейчас не с кем вести переговоры, учитывая их внутренние проблемы. Тем не менее не надо опускать руки – продолжать вести переговоры с американцами, с НАТО для того, чтобы не допустить возникновения этой новой биполярности, которая в условиях военно-технической революции приведёт нас к глобальной войне.
• Несколько важных выводов. Первое – нужно попытаться вырваться вперёд в цифровой сфере, а это означает повышение роли образования. Второе – за десять лет максимально ограничить возможности давления на нас. Третье – пока мы интеллектуально открыты, у нас есть огромное преимущество – гибкость ума. Четвёртое – вопрос морально-этический и одновременно связанный с ним вопрос – куда мы идём, для чего мы строим? Интеллектуальная и экономическая локализация ведёт к расширению свободы – и наш «сибирский крен» направлен в сторону той самой воли, которая давала нам возможность меняться. Сейчас нам нужна крепкая оборона, быстрый выбор направления интеллектуального и научного развития и сохранение человека благодаря консервативным ценностям.

Мы много раз упускали возможность, но история снова даёт нам шанс заняться самими собой, пока американцы и китайцы сконцентрированы на взаимном сдерживании.

• Мир делится на техно-экономические блоки. Глобализация предыдущего цикла закончилась, и сейчас происходит конкуренция разных социально-экономических моделей на следующее столетие. Здесь вырисовываются два блока – англо-саксонский и китайский. Перед нами стоит ключевая задача – у нас не хватает критической массы. Нужно нарастить своё экономическое и технологическое пространство, иначе нас просто сомнут. Выстраивать это пространство нужно с игроками, у которых та же задача – с ЕС, Индией, Бразилией, Ираном и так далее. Однако технологическая составляющая ещё не вошла в наши умы – при этом в индийском МИДе уже есть целый департамент технологической политики.
• Когда Россия сближается с Китаем, она отстраняется от Индии. Кроме того, многие забывают, что Индия очень близка к англосаксонскому миру, она смотрит на Запад, боится Китая. Но если КНР и Индия разрешат свои территориальные споры мирным образом, вполне возможно, что в новом биполярном мире она встанет рядом с Китаем. Не стоит забывать и про глобальный исламский мир со своими возможностями, угрозами, способами влияния.
• В глазах Запада Россия – экзистенциальная угроза, неуправляемая, нас трудно приручить. Хотя мы не наносим экономического ущерба, не владеем активами в США (как Китай), не угрожаем в финансовой сфере. Тем не менее как экзистенциальную угрозу нас будут ослаблять, втягивать в конфликты, сеять нестабильность внутри. Поэтому важно в ближайшие десять лет удержать Россию в том состоянии, в котором она находится сейчас.
• Вторая задача – поиск стержня, национальной идеологии, веры. Например, мы должны меньше говорить про свою исключительность – нас должны воспринимать как исключительных, но нам не стоит этого себе вменять («Мы – герои, готовые к подвигу»). Да, история показала, что мы способны на иррациональность.
• Сейчас у нас есть идея патриотизма, вера в Россию, вера в себя, вера в Бога. При этом мы абсолютно деидеологизированы.
• Говоря о прорывах (декарбонизации, зелёной экономике и прочем), важно понимать, что можно осваивать всё, но нельзя утерять «мозги» – причём не только в классическом смысле. Можно жить здесь, но работать на других – это тоже потеря мозгов.
• У Запада есть ресурс – мировая финансовая пирамида накопила огромное количество денег, которые можно вкладывать в развитие. У нас же откуда взять средства? Есть определённая подушка безопасности, но она не предназначена для финансирования развития. Поэтому ресурс – «затягивание поясов», что в принципе неплохо. Сейчас говорят о чрезмерном потреблении. Началась новая, постпромышленная, «переболевшая» эпоха – после пандемии мы увидели, что можно отказаться от чего-то и жить иначе, меняются потребности. Можно платить меньше и быть счастливей. Есть и другой опыт – Китай объявил внутреннее потребление главным ресурсом развития, так как выход населения на уровень среднего класса подтянет всё остальное. Нужно двигаться в новый мир, лучше – с опережением, смотреть за горизонт будущей, декарбонизированной экономики.
• Мы не проглядели Китай. Его ядерный статус никогда не подвергался сомнению, другой вопрос – масштаб этого статуса. Дело не в количестве вооружений, а в способности единицы оружия нанести существенный ущерб.
• Европейцы нашли темы, которые будут иметь значение: зелёный переход (всё, что связано с изменениями климата; причём это будет происходить в ближайшее время: к 2050 – безуглеродная энергетика), цифровизация, социальная Европа (более справедливое общество, борьба с нищетой, доступ к рабочим местам, человеческое счастье), военно-политическая автономия (особенно актуально после катастроф в Афганистане). Эти вызовы потребуют от российской политики корректировки на европейском направлении. С другой стороны, это новые возможности улучшить отношения с Европой, если работать в этом направлении.
• Возможность зелёного перехода при создании нового экономического уклада – вопрос открытый. Может быть, полностью это не реализуется, но процесс будет развиваться в этом направлении. Так, в Европе, выделено 800 трлн евро, из них 80 процентов на зелёные технологии, 20 процентов на цифровизацию. Мы находимся в моменте перехода на новую систему международных отношений, и он связан во многом с тем, что наступает новая технологическая реальность. И мы должны не допустить отставания.
• То, что мир входит в эпоху потрясений – иллюзия. Пример – если наблюдать за событиями в США из России, можно подумать, что там происходит небывало острый конфликт. Но это иллюзия, вызванная тем, что у нас есть доступ к слишком большому объему информации. Если посмотреть на старые номера New York Times, то они говорят про тот же раскол. Откуда иллюзия нестабильности? Дело в том, что мы недооцениваем стабильность, которая есть в России – не экономический застой, а именно стабильность. Когда мы смотрим на внешний мир, он кажется нестабильным в сравнении с нашим. «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее». Сохранение стабильности – важная, динамическая задача при движении вперёд.

Говоря об обществе всеобщего потребления, не будем попадаться в интеллектуальную ловушку, которую нам расставляют на Западе. Потребление должно быть, и надо обеспечивать предложения для этого потребления. СССР распался не из-за идеологических состыковок, а из-за джинсов.

• Надо сделать всё для того, чтобы нашим гражданам предоставлять те блага, которые необходимы во всех уголках страны. Авторитет власти будет не очень высоким, если мы не сможем этого предоставить. Самое главное – не сумма благ, а баланс. У нас крайне неравномерное распределение ресурсов, колоссальная разница между Москвой, Санкт-Петербургом и всеми остальными регионами. Не закончен процесс газификации.
• Переходить к прорывам нужно, необходимо интеллектуально их готовить. Но мы должны создавать инфраструктуру, которая, возможно, будет основанной на устаревших технологиях, зато своих. Несомненно, нужно развивать Сибирь и Дальний Восток. Это и демографически колоссальная проблема. Не надо нам туда филиппинцев или малазийцев. Нам не надо выходить за исторические контуры, они вполне широкие. Нужно развиваться в этих контурах. Чуждые этнические элементы не выдержат нагрузки. Двигаться по пути импортозамещения. Мы должны понимать, что это не просто развитие экономики, это вопрос национальной безопасности. В это надо вкладывать деньги уже сегодня. Если начнём через десять-пятнадцать лет – опоздаем. Привлекать инвестиции, насколько это возможно. Сейчас ключевой этап для обеспечения прорыва. К зелёной экономике мы можем прийти, только подтянув «незелёную» экономику. Нам надо сделать так, чтобы компьютеры базировались на наших компонентах. Наша притягательная сила – многорелигиозность, полиэтничность. Но на этом лидерства не получится. Мы будем становиться всё более привлекательными, если будем обладать возможностями. Пока суровые реалии мира потребления никуда не ушли – оно просто меняется. Будем ли мы центром или нет в мировой политике – неважно. Важно, что мы сможем сделать, располагая такими возможностями.
• Могут ли традиционные семейные ценности стать инструментов внешней политики? Проблемы снижения численности страны, сокращения рождаемости стали вопросами национальной безопасности. 2 июля была утверждена стратегия, где впервые традиционные ценности признаются основой для поступательного развития страны. Казалось бы, семья и семейные ценности – фундаментальны. Но с середины XX века на Западе началась тенденция разрушения семейных традиционных ценностей. При этом проблема перенаселения нашей планеты прочно входит в общественно-политический дискурс. На международных конференциях обсуждаются меры по борьбе со снижением численности населения.
• Участие во всех этих инициативах не соответствует национальной идее России. В соответствии с этим в будущем не избежать некоторой конфронтации с ООН. Нам нужно защищать свои традиционные ценности. Предложение для внешней политики – провести анализ документов, которые направлены на депопуляцию. Нужно денонсировать статьи, которые не соответствуют стратегии национальной безопасности страны. Нам необходимо создавать соответствующие площадки для обсуждения этой темы. У нас есть единомышленники и лоббисты, в том числе в странах ЕС. Мы должны создавать условия для наших семей и транслировать традиционные ценности на международный уровень.
• Мы говорим о сокращении потребления, ориентируясь на шведскую модель. При этом модель потребления Москвы – не Швеция, а Дубай. Встает вопрос о преодолении разрыва между всей страной и столицей. Кроме того, если для Запада мы – неподконтрольная экзистенциальная угроза, то Китаем мы так не воспринимаемся.
• Причина непредсказуемости мира – его безыдейщина. Мы тридцать лет пытались встроиться, инерционно угнаться за Западом. Но там всё трещит по швам, и мы остановились, потому что встраиваться некуда. Отказаться от потребления? Мы к нему и не приступали. Нужно возвращаться к лидерской роли государства (не к СССР). Мы – держава, выигравшая войну, сохраняющая мир. Держава – означает «держать самих себя». Нужен сильный лидер и местное самоуправление. Сегодня нет ничего более важного для внешней политики, чем внутренняя политика. Нет ничего более оборонного, чем нападение. Цель – сохранение человечества и сохранение мира. Если будем планировать и разрабатывать стратегии без видения сегодняшнего дня, мы не преуспеем. Когда в 1891 г. Александр III принимал решение о строительстве Транссиба, у него была альтернатива – сократить расходы за счёт партнёрства с Ротшильдами – но он её отверг, и железные дороги строили русские люди за русские деньги. И основной задачей тогда было не богатство России, не хлеб или пашни, а именно связанность страны. И это решение принималось, исходя не из образа будущего, а из знания настоящего.
• В регионах есть и поиск идей, и понимание преимущества локального над глобальным – «локальная» Россия уже давно живёт в поствремени, длительном периоде после предыдущей страны. Всемирный слом, частью которого мы безусловно являемся, куда младше, чем наш собственный слом, произошедший тридцать лет назад.

Мы достаточно обжились в своей постсоветской реальности, чтобы уже начинать ею «подруливать» – тем более что цикл заканчивается в ближайшее время, лет через десять.

• На самом деле в рассуждениях о локальных, региональных, суверенных сломах мы похожи не на осаждённую крепость, а на довольно большое тело. При всех региональных различиях, в одном государстве уживается очень много укладов. После окончания прежней модели «посттраектория» развития у этого тела собственная. Её коррекции со стороны мировой постреальности возможны и неизбежны. Однако наша постреальность началась гораздо раньше, чем у остального мира.
• Вопрос идеологии – как совмещаются несовместимые вещи: коммунисты за Христа, патерналистский капитализм и прочее? Как в нормальном постапокалипсисе. Как в фильме «Безумный Макс» – руль от мотоцикла, колёса от авто, мотор от лодки, за неимением другого. То, что подобрали из деталей предыдущего, советского времени, будет ездить ещё довольно продолжительное время – примерно лет десять, до 2030 г. Постсоветский цикл – как и любой постцикл – сорок лет. Вспомним Моисея, который сорок лет выводил свой народ из предыдущей модели хозяйствования. Вспомним, что одна из основных, наиболее масштабных программ развития России – перечень национальных целей – заканчивается 2030 г., с «нахлёстом» горизонтов развития Арктики, Дальнего Востока и Сибири до 2035 года. Но и прошлый цикл постимперского развития СССР тоже занял сорок лет (1917–1957 гг.).
• Плохая новость – такой горизонт планирования не позволяет отмахнуться от актуальной повестки. На выходе сорокалетнего постцикла должно быть представлено два «товара»: первый – идеологический, второй – в реальном секторе.
• В идеологии мы должны выйти на совмещение несовместимого с превращением его в непротиворечивое. Но для этого нужно сначала одарить мир и страну уникальным предложением, уникальным товаром именно в реальном секторе. Прошлый постцикл, постимперский период СССР, предложил стране и миру товар, даже отрасль, которых не было нигде – повестку, которая вырывалась за пределы планеты: первый искусственный спутник Земли. Что сейчас чем-то подобным будет в 2030 году – бог весть. И будет ли, сможем ли мы предложить этот товар?
• С точки зрения идеологии надо вспомнить, что прежний постимперский цикл вышел на отрицание прошлого периода. XX съезд КПСС, 1956 год. Это произошло естественно, неискусственно. Знал ли кто-нибудь в 1946 г. о том, что случится в 1956-м? Скорее нет, и в первую очередь этого не знал Н.С. Хрущёв. И мы пришли к такому идеологическому выводу, после которого «СССР – СССР» просуществовал меньше, чем «СССР постимперский». Поэтому – как сейчас говорить о том, какая у нас будет идеология в 2030 году? Но основываться нужно не столько на идеологии, сколько на создании и перспективах «нового спутника», который и является главным объединительным элементом для собственно «России – России», а не «России постсоветской».
• Вопрос насыщения и пресыщения потреблением – интеллектуальная забава «золотого миллиарда».

Призывы «затянуть пояса» будут сложно восприниматься, потому что до разговора о сокращении потребления должно наступить насыщение.

• «Реколонизация Сибири», движение на Восток, внутреннее развитие – очень хорошие национальные идеи. Кроме того, нужна концепция национального благополучия страны – самая приземлённая, самая важная, которая, конечно, будет обосновывать и нашу внешнюю притягательность. Здесь в первую очередь надо обращать внимание на репатриацию русского и русскоязычного населения. Мы должны её стимулировать, она может нам дать миллион-полтора новых граждан, которые приедут сюда и будут заселять в первую очередь те места, где мы будем вкладывать деньги в развитие. У нас есть собственный ресурс, не надо искать его где-то далеко (китайцев или филиппинцев).
• Идея повернуть на Восток, осваивать Сибирь – хороша, но стоит сообразовываться с реальностью. Ситуация заключается в том, что вся Сибирь приехала в Сочи. С 2014 г. население увеличилось вдвое за счёт притока людей не из Армении (как раньше), а из Сибири, Кемерово, Новосибирска, Тюмени и так далее. Раньше опасались, что миллионы китайцев снимутся с места и колонизируют нашу Сибирь. Вместо этого они уезжают из городов, которые построили на границе с Сибирью, и едут на юг, потому что там теплее, они хотят туда. В Сочи 24 первых класса, так как количество детей выросло из-за притока населения, в регионе кричащая социальная обстановка. Население двигается с Севера на Юг, а не на Восток. Если мы действительно хотим поворот, то нужны существенно иные средства и льготы («Дальневосточный гектар» – псевдольготы, они не работают).

Обзор и фото вы найдёте здесь.