Состоявшийся во Франции второй тур парламентских выборов привёл к неожиданному результату – крайне правое «Национальное объединение», ещё неделю назад грезившее об абсолютном большинстве, оказалось лишь третьим. Истеблишмент вздохнул с облегчением: зло удалось остановить в шаге от получения власти. Однако радость будет скоротечной, ведь кризисная полоса, в которую угодила политическая система страны, только начинается.
Главным «виновником» этого процесса оказался действующий президент Эммануэль Макрон, чьё решение распустить нижнюю палату сразу после июньских евровыборов с трудом вытекало из логики событий. Успех крайне правых в ходе европейской кампании, ставший первым звеном в последовавшей цепочке, не был сам по себе шокирующим, ведь они уже побеждали и пять, и десять лет назад. В других странах ЕС, включая соседние Германию и Испанию (где тоже выиграли не партии власти), предпочли не делать резких движений, понимая, что кажущийся взлёт евроскептиков не приведёт к коренному изменению расклада сил во всём объединении. И лишь французский лидер, словно идя всем наперекор, предпочёл перетасовать карты, сделав ход, к которому, как он считал, оппозиция будет не готова.
Ближайший рациональный расчёт, стоявший за инициативой первого лица, сводился к желанию вернуть абсолютное большинство на национальном уровне, которое макронисты потеряли ещё в 2022 году. Следуя стереотипной логике, Елисейский дворец посчитал, что на евровыборах граждане проголосовали «сердцем», позволив себе выпустить пар, но теперь, когда речь зашла о действительно значимом вопросе, они массово испугаются содеянного и «умом» поддержат президентский лагерь ради стабильности и благополучия. Хотя все опросы показывали противоположное, глава государства продолжал упрямо верить в свою счастливую звезду, оставаясь в убеждении, что его ораторских навыков, харизмы и политтехнологий хватит для обуздания правой волны. Ведь амплуа «спасителя» от популистов сработало и в 2017-м, и в 2022 гг., да и все промежуточные кризисы своего правления Макрон с виду успешно преодолевал (то же восстание «жёлтых жилетов», которое властям в целом удалось спустить на тормозах). Помимо явной переоценки собственных сил, уязвимым местом этой схемы выступало как будто полное игнорирование того факта, что голосование за «Национальное объединение» (НО) – это уже не удел маргинального, протестного электората, а такой же демократический выбор многих французов из всё большего числа регионов страны и из всё более разнообразного спектра социальных групп.
Под лозунгом «либо мы, либо Ле Пен» макронисты бросили в бой все свои лучшие силы: премьер-министра Габриэля Атталя, лично участвовавшего в теледебатах и ещё недавно считавшегося потенциальным преемником Макрона; лояльные столичные СМИ, ежечасно рассказывавшие о недостатках НО; десятки тысяч полицейских, дежуривших в дни голосования на случай погромов (которые, как всегда, случились, но в некритичных масштабах). Неделя между двумя турами и вовсе явила миру сеанс политической эквилибристики, не уступающей президентским выборам в США. На фоне лидерства крайне правых в первом туре парламентской гонки все системные силы – от правоцентристских «Республиканцев» до разномастного «Нового народного фронта» слева при активном участии правящего блока в центре – пошли на ситуативную коалицию, минимизировав борьбу между собой, лишь бы не допустить прохода лепенистов в каждом конкретном округе. «Скорректировав» тем самым волеизъявление избирателей (количество депутатских мест у всех разошлось с процентами поддержки), пропрезидентские силы всё же решили свою главную задачу. Формальный лидер НО Жордан Барделла сейчас не станет премьер-министром, никакого большинства (ни абсолютного, ни относительного) у крайне правых не будет, да и численность фракции в Национальном собрании, пусть и несколько увеличивающаяся, позволит и дальше держать их за «санитарным кордоном».
Однако цена оказалась слишком высока. В тактическом плане лагерь президента, поставив всё на борьбу с НО и пойдя ради этого на сделку с левыми, пропустил тех на первое место. «Новый народный фронт» (ННФ), созданный из социалистов, «Зелёных», «Непокорённой Франции» и других с явной отсылкой на похожий блок 1936 г., стал приемлемой альтернативой для колебавшихся избирателей, поверивших в мнимый радикализм лепеновцев, но не желавших оставаться с Макроном из-за его социально-экономических реформ. Новых Блюмов и Торезов у Фронта, конечно, нет: тот же «непокоренный» Жан-Люк Меланшон, пусть и самый яркий из современных левых, у слишком многих – даже среди союзников – считается одиозной фигурой. Однако в целом ННФ сумел предложить гражданам группу новых лиц, которые не потерялись на фоне Барделла или Атталя и, видимо, дальше будут основными игроками на этом фланге. Среди них, например, Рафаэль Глюксман, взявший разбег в ходе европейской кампании под знаменами Соцпартии (тогда – третье место). В отличие от макронистов, у левых имеется понятная, пусть и небесспорная, ценностная база: облегчение миграций, защита прав меньшинств, забота о климате, сохранение щедрых пособий. Во Франции – стране с сильными левыми традициями, где внесение в Конституцию права на аборт недавно преподносилось как дело первостепенной значимости, – такие установки особенно востребованы в крупных городах (у интеллигенции, отчасти среднего класса) и их пригородах (у жителей этнических анклавов).
В стратегической же перспективе действия Эммануэля Макрона привели к тому, что французская политическая система оказалась в небывалой для себя ситуации, когда парламент фрагментирован на три примерно равных полюса – за вычетом правоцентристских «Республиканцев» со своей небольшой фракцией зажатых между центром и правым краем. Основная сложность состоит в том, что, с одной стороны, никто так и не получил абсолютного большинства, а с другой, что все три полюса практически недоговороспособны из-за слишком глубоких идеологических противоречий. Если крайне правые остаются в изоляции, то и с левыми у Макрона не всё гладко, учитывая уже задекларированное им нежелание пускать во власть людей Меланшона. Подвисает вопрос о кабинете министров, ведь кого бы президент ни назначил премьером (в том числе сохранив Атталя на данном посту), тот на первом же заседании нового созыва 18 июля рискует получить вотум недоверия от депутатского корпуса.
С такой картиной Франции предстоит жить как минимум год, ведь новые досрочные выборы ранее этого отрезка провести нельзя по Конституции. А сейчас впереди – не только Олимпийские игры (они как раз несколько приглушат остроту политических баталий), но и согласование государственного бюджета на следующий год, обычно происходящее осенью.
Словом, главным итогом летних кампаний оказался тупик режима Пятой республики – притом тупик этот создал сам же президент.
Многие деятели оппозиции и эксперты говорят о том, что всё движется к превращению нынешнего строя (смешанного, президентско-парламентского) в чисто парламентский, по аналогии с Третьей и Четвёртой республиками. На это можно возразить, что смена порядкового номера должна сопровождаться крупномасштабными поправками в Конституцию 1958 г., в нынешних реалиях тем более невозможными; более того, трудно считать центром политического устройства орган, в новой конфигурации едва ли кажущийся рабочим. К тому же никто не отменял роль главы государства как гаранта функционирования всех высших институтов власти. Именно в этом амплуа, похоже, и выступит в ближайшие недели Эммануэль Макрон, пытаясь разобраться с последствиями собственного решения. Наиболее вероятным пока представляется вариант, когда он, повторяя тактику второго тура, попробует составить альянс всех системных сил (с отсечением радикалов на обоих флангах). Безусловно, такая конструкция окажется слишком ненадёжной, из-за чего возможны и другие варианты: «техническое правительство» (из политически нейтральных функционеров) или правительство меньшинства, которое будет искать партнёров от случая к случаю, как уже было в 2022–2024 годах. Между тем, если у макронистов всё же получится расколоть ННФ и образовать расширенный лагерь умеренных сил, такой расклад развяжет руки на будущее Меланшону и Ле Пен, которые каждый по-своему начнут рассуждать об «украденной победе» и подойдут к президентской гонке 2027 г. без груза проблем от сосуществования с Макроном.
Между тем представляется убедительной точка зрения о том, что и самого президента пока не следует списывать со счетов. Хотя его план завёл всех в тупик и стал причиной сокращения его же собственной фракции в парламенте, макронизм (и как мини-вселенная вокруг первого лица, и как умонастроение французского истеблишмента вообще) остался на плаву – проявил удивительную живучесть, даже проиграв в июне-июле все три голосования.
В этих сферах парламент имеет некоторые полномочия (утверждение бюджетов, контролирование деятельности министерств и прочее), но любая из имеющихся сил вряд ли захочет рисковать положением и, например, всерьёз выступать за примирение с Россией на контрасте с нынешним курсом. Тем более что российская тема остаётся во французском медийном пространстве «чёрной меткой», эффект от которой в очередной раз испытали на себе Ле Пен и Барделла.
Глобально же всё это означает, что пока политики решают квадратуру круга, в стране останутся без внимания все ключевые проблемы, будь то слабый экономический рост, углубление региональных и социальных диспропорций или неэффективное регулирование миграционных потоков. Приходя к власти в 2017 г., Эммануэль Макрон шумно отрицал старый политический мир, чьи правила игры, написанные неоголлистами и социалистами, могли показаться безнадёжно устаревшими. Однако новая реальность, непредсказуемая и слабо контролируемая, теперь выглядит ещё менее дружелюбной.
Автор: Алексей Чихачёв, кандидат политических наук, научный сотрудник Лаборатории анализа международных процессов ИМИ МГИМО МИД России, старший преподаватель Кафедры европейских исследований СПбГУ
