Сирия стала лесом после большого пожара, когда деревья продолжают гореть изнутри, но снаружи этого не видно. Крах режима Асада следует рассматривать скорее как отсроченное событие, нежели неожиданное. О том, кто остался от этого в выигрыше, насколько вероятен раздел Сирии, какова роль Турции и Израиля в происходящем, Фёдору Лукьянову рассказал Таха Озхан, директор по исследованиям Института Анкары (Турция) в интервью для передачи «Международное обозрение».
Фёдор Лукьянов: Многие говорят, что Турция, наряду с Израилем, является одним из крупнейших бенефициаров произошедшего в Сирии. Какие настроения царят в Анкаре?
Таха Озхан: Анкара, как вы можете заметить, довольно сдержанно реагирует на происходящее. Риторика не такая громкая, какой она обычно бывает в подобных случаях. Сейчас Анкара спокойна, холодна в выражениях и, я бы сказал, очень расчётлива. Используются рациональные и осторожные формулировки – никакого ликования и никакого волнения. Я не наблюдаю никаких восторгов со стороны Анкары, она действительно очень осторожна в этом вопросе.
Фёдор Лукьянов: Ощущение, что произошедшее в Сирии превзошло все ожидания. Никто не был большим другом Асада, но ожидала ли Турция такого быстрого краха его режима?
Таха Озхан: Нет, никто ничего подобного не ожидал. Но это не значит, что крах режима Асада стал большим сюрпризом. В течение последних двух лет эксперты, особенно те, которые занимаются Сирией, внимательно наблюдали не за самим режимом, а за его возможностями. Потенциал режима Асада и его выживаемость были небольшими. Среди этих экспертов был и я сам – в своих работах я неоднократно обращался к сирийской реальности, писал о ней на протяжении последних полутора лет, даже, я бы сказал, последних пятнадцати месяцев. И те, кто находился в Сирии и имел возможность общаться время от времени, и те, у кого был доступ к достоверным сведениям из Сирии, признали, что режим исчерпал себя.
Режим не функционировал, и не только в военном отношении, но и во многих других. Мы обсуждаем ситуацию в стране, в которой миллионы жителей стали вынужденными переселенцами. Более десяти миллионов человек – это беженцы, уехавшие за границу. В стране миллионы перемещённых лиц и более 10 млн беженцев, укрывшихся в соседних странах и Европе. Экономическая активность в Сирии прекратилась. Режим Асада – это не функционирующий режим, потерявший контроль над значительной частью страны. Его военное присутствие в последнее время также оставалось ограниченным несколькими избранными районами. Падение этого режима, с моей точки зрения, было не столько неизбежным, сколько естественным.
Представьте себе, что солдаты, которым было поручено стоять на страже режима, получали всего 5 долларов в месяц в качестве зарплаты и небольшого количества продуктов. Это было единственным, что Асад мог дать своим солдатам в таких условиях, поэтому очевидно, что оборона или противостояние оппозиции военными средствами становились невозможными. Если взглянуть шире, мы увидим, что режим Асада поддерживался меньшинством населения и просто не мог бесконечно сопротивляться подавляющему большинству. Его падение было лишь вопросом времени.
На мой взгляд, крах режима Асада следует рассматривать скорее как отсроченное событие, нежели неожиданное. Ожидали ли мы, что что-то подобное случится сейчас? Нет, определённо – нет, но в последние десять-пятнадцать месяцев у нас было ощущение, что что-то происходит, что режим не функционирует даже минимально. Полагаю, следует понимать падение режима как результат предсказуемого развития событий, хотя время этого падения до сих пор оставалось неопределённым для всех нас.
Фёдор Лукьянов: Говорят, что Турция имеет тесные связи с Сирийской национальной армией. Это понятно. Как вы думаете, оказывает ли Турция влияние на ХТШ («Хайят Тахрир аш-Шам» – признана террористической и запрещена в РФ)?
Таха Озхан: Я думаю, это очевидно. Турецко-сирийская граница протянулась на тысячу километров, и значительная часть границы проходит в непосредственной близости к районам, в которых действует ХТШ, а также к тому месту, где Сирийская национальная армия в буквальном смысле слова организовывается при поддержке Турции. Не секрет, что это происходит, это известно и уже было произнесено вслух.
Если мы рассмотрим историю отношений Турции с ХТШ, то увидим, что они отражают процесс трансформации ХТШ. ИГИЛ (признана террористической и запрещена в РФ) осуществляла в Турции кровавые теракты с бесчисленными жертвами. И эти действия заставили Турцию расширять свою деятельность в сфере безопасности за пределы своей территории в Сирию. За десять лет группы, которые действовали под эгидой ИГИЛ, трансформировались. В какой-то момент Турция признала организацию «Аль-Нусра» (признана террористической и запрещена в РФ) террористической, приведя свои законы в соответствие с резолюциями ООН. Но ХТШ претерпела существенные изменения в Идлибе. Дело не в политике и идеологии – это была неизбежная трансформация, связанная с их новой ролью. Они были вынуждены заниматься предотвращением новой миграционной волны, потому что это стало безоговорочным приоритетом для Анкары – установить хотя бы минимальную стабильность на севере Сирии, прежде всего в Идлибе. Противодействие миграции и терроризму стало основанием для взаимодействия Турции с ХТШ.
И это взаимодействие постепенно нарастало с 2014 года. Конечно, группа извлекала свои выгоды из государственных ресурсов, которые вкладывала Турция. Но это была единственная задача, никто тогда не рассматривал ХТШ как силу, которая должна с оружием в руках двинуться на Дамаск. Фокус сместился с военных вопросов на гражданское управление – школы, больницы, экономическое развитие, банковская система, социальная помощь. ХТШ создала более эффективную систему управления, чем в других частях Сирии. Турции это было очень выгодно в связи с главной целью не допускать миграции.
В общем, цель была не наращивать их военную мощь, а гарантировать порядок и стабильность. Турция никогда особо не скрывала своих системных отношений с вооружёнными группами, в особенности с Сирийской национальной армией, но это особый случай, он хорошо известен. Турция открыто говорила о своей роли в её формировании.
Порядок и стабильность, которых удалось достичь в Идлибе под руководством ХТШ, способствовали эволюции самой этой группировки. Чем большая ответственность за управление на вас ложится, тем более серьёзной организацией вы становитесь. В какой-то момент они развились до состояния некоего прототипа государства. Это сейчас им очень помогает, это помогало и последние три-четыре года.
Конечно, приобретённый опыт не означает, что им удастся столь же эффективно установить порядок и стабильность на всей территории Сирии. Восстановление систем управления и безопасности, которые работают в пределах всей страны, – совсем другой масштаб. Отношения между ХТШ и Турцией сейчас критически важны. Многое нужно прояснить в военной сфере, но намного важнее тот административный ресурс, который группировка может получить от Турции или других стран, чтобы охватить всю Сирию. Сами они в данный момент на это не способны, им нужно внешнее содействие. Может ли опыт Идлиба стать моделью? Необязательно.
Фёдор Лукьянов: Уцелеет ли Сирия как единое государство? Насколько вероятен раздел?
Таха Озхан: В некотором смысле Сирия – как Ирак. Если бы существовали органичные и реалистичные возможности, чтобы разделить Ирак, его бы давно уже разделили. Но Ирак – неделимая страна. Если попытаться делить её на религиозном основании, то разрушается энергетика и экономика. Если начать делить по экономическому принципу, тут же нарываетесь на этнические разделы. Если взять за основу этнический принцип, он противоречит и экономическому, и религиозному устройству. После десятилетнего раздрая и взаимного уничтожения все согласились, что страну невозможно разделить.
Сирия такого же типа. Попытки предпринимались и раньше, ничего не получалось. Можно попробовать снова – по географическому принципу, демографическому, это, на самом деле очень западный подход, очень французский. Взять и нарисовать на карте, кому что отойдёт, чтобы всем что-то досталось, поделить на государственные образования – и славно. Но так не работает. Обе эти страны – Сирия и Ирак – столетиями были центрами демографического, культурного, экономического развития, в совокупности это обеспечивало какую-то безопасность. В этих странах совсем немного крупных городов. В Ираке – Басра, Багдад, Мосул и Киркук, в Сирии – Дамаск и Алеппо. Собственно, и всё.
Намного перспективнее – единая Сирия, где представлены интересы представителей всех сообществ. Это единственная настоящая возможность, но, конечно, будут силы, которые постараются разрушить этот процесс.
Фёдор Лукьянов: Россия поддерживала Дамаск при Асаде и фактически спасла режим в 2015–2016 годах. Значит ли это, что с падением власти баасистов Москва теряет Сирию?
Таха Озхан: В том, что касается роли России, может открыться новая глава. Россия, в принципе, может добиться своих целей даже легче, чем с Асадом, для этого только нужно переосмыслить свой геополитический подход к Ближнему Востоку. Я всегда был уверен, что российские позиции в регионе не могут быть зафиксированы при помощи Асада – это были инвестиции в мусорный актив. Уже десять-двенадцать лет назад это было очевидно. Отношения, сложившиеся во время холодной войны, нуждались в обновлении. Во время арабских волнений с конца 2010-го до 2013-го события развивались настолько быстро, что у Москвы просто не было возможности всерьёз переосмыслить свой подход.
Какой бы ни была конфигурация отношений вокруг Сирии, это было наследие другого столетия. Но необходимых изменений не произошло. Возможно, на этот раз они случатся. Сейчас открылось окно возможностей. Мы понимаем, насколько для Москвы важны военно-морские базы в Латакии. Например, с точки зрения российского присутствия в Африке.
Мы в точности не знаем, как поведут себя новые власти, но первые сигналы обнадёживающие. Они заверяют, что вопрос о российском военном присутствии решаем, он может быть предметом переговоров. Более того, в новой ситуации у Москвы есть возможность более продуктивно взаимодействовать с Анкарой. За последние годы рабочие отношения сохранялись в очень разных ситуациях, опыт накоплен уникальный. Таких интенсивных и плодотворных отношений по Сирии, как сложились у России и Турции, нет больше ни у кого. Без Асада есть все основания перейти к следующему уровню. Хотя между двумя странами было много негативных эпизодов, гибли военные с обеих сторон, – деловое взаимодействие продолжалось. Можно ли сейчас ожидать какого-то партнёрства? Я бы не исключал. Обе стороны имеют определённые козыри, которые они могут использовать, выстраивая отношения друг с другом. И эти отношения отличаются от отношений с любыми другими важными акторами в Сирии. Скажем, отношения Турции с США или Ираном до такого уровня плотности не дотягивают.
Фёдор Лукьянов: Израиль воспринимает произошедшее позитивно, там явно довольны. Какова роль и стратегия Израиля?
Таха Озхан: Израиль продолжает действовать в качестве дестабилизирующей силы, как он всегда и действовал. Никаких изменений в обстоятельствах Израиль не принимает, проводит свою линию. Сейчас силы Израиля сейчас брошены на то, чтобы уничтожить любые следы его тесного сотрудничества с режимом Асада. А заодно повысить уровень нестабильности в Сирии, разрушив остатки инфраструктуры безопасности в стране. Это очень близорукий подход. Израиль считает, что таким образом он приобретает преимущество. Не уверен.
Фёдор Лукьянов: Какое сотрудничество вы имеете в виду?
Таха Озхан: То, что они делают сейчас – стирают любые признаки долгосрочного взаимодействия между Тель-Авивом и Дамаском. Документы, которые сейчас всплывают, показывают, насколько глубоким было сотрудничество. Режим Асада годами заявлял себя частью «оси сопротивления», поддерживал палестинцев, но на деле шло интенсивное взаимодействие с Израилем, и мы это прекрасно знали.
Ирану тоже следовало бы изменить своё отношение в свете вскрывающихся фактов.
Я не думаю, что Израиль откроет в Сирии долгосрочный фронт. Приспособиться к новой сирийской реальности Израилю будет непросто. Но придётся. Сейчас они стремятся укрепить свои позиции для торга, особенно в преддверии прихода администрации Трампа, но, честно говоря, я не очень понимаю, о чём о собираются торговаться. В долгосрочном плане эти действия не укрепят безопасность Израиля.
