Есть сомнения относительно действенности чересчур ретивых призывов к сплочённости перед лицом внешнего врага. Безусловно, такие воззвания наверняка способны сосредоточить Россию и немалую часть россиян. Но насколько эта стратегия будет принята выведенной из эмоционального равновесия молодёжью и пока ещё молодым средним классом?
По прошествии месяцев специальной военной операции и нескольких пакетов санкций можно попробовать оценить то, что происходит на эмоциональном уровне с российским обществом в целом и его отдельными слоями в частности. Всё же широкие массы отличаются от политического истеблишмента, для которого международные отношения всегда были и будут уж если не гоббсианской войной всех против всех, то как минимум конкурентным сосуществованием. Таков, по крайней мере, весь накопленный человечеством опыт: выживают сильные страны и народы, а слабые исчезают с политической арены или растворяются в других политических проектах, притягиваясь их цивилизационной гравитацией и не имея возможности её преодолеть.
В России есть части общества, для которых как февральская спецоперация, так и мартовские (и апрельские, и майские…) санкции коллективного Запада не стали чем-то из ряда вон. К ним, например, можно отнести условных ультрапатриотов, которые уже давно не видят в США и европейских странах кого-то, кроме экзистенциального соперника. Неслучайно в этой группе много представителей поколения, выросшего в годы холодной войны – контекста, который не так-то легко преодолевается. Им знакомы и даже привычны объяснения, которые сегодня даёт телевидение; в них они находят собственную, просто лучше структурированную и аргументированную позицию.
Другая часть общества, кто более-менее спокойно отнесся к событиям последних нескольких месяцев, – условная оппозиция (несогласные, критики), состоящая в широком диапазоне от активистов до латентных противников любой силовой политики. Законодательные и иные ограничения протестной активности последних лет подготовили этих людей к такому уровню отторжения российской действительности, что ковровые бомбардировки санкциями вызвали у них смирение, если не воодушевление («ничего удивительного», «так нам всем и надо») перед лицом заслуженного наказания за выплёскивание внутренней жёсткости вовне.
Однако среди широких народных масс нельзя не заметить и тех, кто родился или, по крайней мере, вырос в новой, несоветской России. Той самой России, которая на протяжении десятилетий (!) имела вполне хорошие (по нынешним-то меркам!) отношения с европейскими странами и даже США. Среди этих относительно молодых людей каждый может найти школьников и их родителей, которые помнят биполярный мир лишь из учебников истории; вчерашних и нынешних студентов, особенно тех, кто живет в крупных городах; предпринимателей и их многочисленных менее обремененных работой родственников. Большую часть этих людей можно уверенно отнести к молодому российскому среднему классу.
Проблемы стратегической стабильности, ядерного оружия и расширения НАТО мало интересовали этих людей. Но они по полной (хотя и в меру своих финансовых возможностей) наслаждались российско-западными «медовыми десятилетиями» на бытовом уровне. Для кого-то это означало иметь дом и счёт за границей, а то и гражданство с возможностью глубокой интеграции в западную жизнь. Для других интеграция была более поверхностной, но оттого не менее приятной. Миллионы людей отправлялись за границу по упрощённым визовым процедурам, ездили на стажировки и просто путешествовали. Вместе со страной они вошли в глобальный мир нового тысячелетия и с удовольствием становились его частью.
Все они – вместе со страной – стремились понравиться своим новым западным партнёрам, коллегам, друзьям. Будь то во время олимпиады и чемпионата мира или действуя самостоятельно, эти люди тянулись к Западу и старались соответствовать ему: если не подражать, то уж точно показать, что россияне ничуть не уступают в своей цивилизованности. Хотя и подражание трудно отрицать. Ведь популярный особенно в последние годы тезис о том, что Россия уже взяла от Запада всё, что могла, означает: было что брать. А любые кризисы в отношениях с Европой и США воспринимались этой частью общества как досадные недоразумения, к тому же незначительные. Принуждения Грузии к миру и признание независимости Абхазии и Южной Осетии? Мелочь, которую не каждый европеец и тем более американец найдёт на карте. Крым? Особый случай, вызванный такими историческими, политическими и гуманитарными перипетиями, в которые и углубляться-то не хочется.
Утром 24 февраля 2022 г. все эти люди с трудом подбирали слова, чтобы описать свою реакцию на принятые страной решения. А если и подбирали, то не всегда складывали их в предложения. Военные действия на территории соседней страны вызвали смесь шока и растерянности. Причин тому, как видится, было несколько.
Первая – сами силовые решения и действия России на Украине. Хотя главным образом это касается тех, чьи родственники или друзья невольно оказались под огнём. Тут не поспоришь: осознание того, что Родина подвергает опасности жизни родных – тот ещё диссонанс. В случае же остальных людей, чей диссонанс был хоть и тоже искренним, но лишённым личной причастности, сложно не увидеть что-то среднее между лицемерием и наивностью. У многих из них «коварное вторжение» Родины в тогда ещё украинский Крым не вызывало аналогичных негативных эмоций. Как и восьмилетние обстрелы жителей Донбасса со всеми вытекающими и нередко трагичными последствиями. То есть в этом случае беспрецедентность специальной операции заключалась не только и (для некоторых) не столько в самом её факте, сколько в масштабе и последствиях, а точнее – в масштабе последствий.
Итак, вторая причина шока и растерянности – бытовые последствия от российских действий. Что это были за последствия? Если оставить за скобками личную причастность к человеческим потерям (отметили выше) и слухи о мобилизации (перспектива причастности уже не к жертвам, а к «орудиям», да ещё и с риском для собственной жизни), то наиболее сокрушительный удар по размеренной жизни и быту этой части российского общества нанесли санкции со стороны тех, к кому она (эта часть) ещё вчера искренне тянулась: США и Канада, страны Европейского союза, Норвегия и Швейцария, Япония и Австралия. Закрывающиеся и даже захлопывающиеся окна возможностей (путешествовать, учиться, работать, жить в этих странах, заказывать оттуда товары и пользоваться услугами) за считанные недели рассказали молодым людям о таком феномене, как железный занавес, больше, чем любой учебник истории. А, возможно, и больше, чем их родителям и дедам, которые ни перед, ни в годы холодной войны не знавали столь глобализированного мира. Неслучайно самые старшие поколения россиян куда сдержаннее отнеслись ко всем нынешним ограничениям: для их жизни аномалией (хоть и не обязательно неприятной) был не занавес, а пустой карниз, висевший посередине Большой Европы.
Разумеется, бытовые последствия для молодых россиян и не менее молодого среднего класса оказались разными. Трудно приравнивать тех, кто потерял доступ к зарубежной собственности и финансам, не смог продолжать работать и учиться за границей, и тех, кто лишился популярных приложений и возможности прокрастинировать в бесконечных лентах новостей, картинок и видеороликов (хотя это и не всегда разные люди). Но всех их объединило то шоковое состояние, которое отразилось на лицах и пространных рассуждениях, сводящихся так или иначе к недоумённому «а нас за что?». У кого-то это недоумение только начинает проходить, у кого-то нет.
Попытка рационального осмысления коллективной ответственности за принятые властью решения со стороны этих людей натыкалась на несколько препятствий. Во-первых, рациональная формула трудно сочетается с эмоциональным восприятием, особенно когда тебя ввели в неожиданное состояние глубокого дискомфорта. Во-вторых, ковровые бомбардировки (пусть и санкциями) на то и ковровые, чтобы бить по всем, не различая сторонников власти (пускай и пассивных) и её идейных и искренних противников. Трудно принять наказание за событие, к которому ты не только напрямую не причастен, но и опосредованно старался его не допустить. В-третьих, всё же надо признать, что масштаб и скорость введения санкций не имели прецедентов в истории, что сделало их в глазах людей ещё более ненормальными, неадекватными и, следовательно, не поддающимися оправданию и рациональному объяснению.
Наблюдения за этим невольно вызывают аналогию с эмоциями молодого человека (юноши или девушки), который впервые столкнулся с невзаимностью в отношениях. Нечто похожее мы чувствуем, когда искренние и глубокие чувства к другому, очарованность им и желание сблизиться разбиваются о безразличие и даже пренебрежение, грубость, а то и вовсе давление и принуждение. Особенно ярки эти эмоции в подростковом возрасте, когда мы долго отказываемся замечать очевидное, а осознание неразделённых и далёких от взаимности чувств приходит внезапно, как гром среди ясного неба. И вдруг становится ясно, что пропасть, разделяющая вас с другим человеком, не только есть, но была и раньше и, возможно, будет оставаться всегда, то есть непреодолима.
Не любит вместе с их страной – Россией, но вне зависимости от связей с Родиной, не деля на классы и страты, а просто по факту происхождения. Не любит настолько, что готов сделать больно в самых бытовых вопросах. Не любят не только политики, но и пошедший за ними бизнес и бренды (в которые многие россияне тоже были искренне влюблены), а также западное общественное мнение, которое просто проигнорировало все прошлые старания россиян быть похожими на европейцев. Это и стало третьим (вслед за возможной личной причастностью и бытовыми последствиями) ударом по эмоциональному состоянию сотен тысяч, если не миллионов россиян.
Кто-то может сказать, что такая реакция на силовые акции в мировой политике – это даже неплохо: в России растёт миролюбивое поколение, которое учится сотрудничать, дружить, договариваться и избегать войны. Кто-то может поспорить с правильностью такой позиции. Но то про перспективу. А сейчас эта категория граждан, шокированная происходящим вокруг своей страны, оказалась крайне уязвимой, что является большой проблемой. Во-первых, эмоциональный шок сам по себе «выключает» эту весьма активную часть общества из любой повестки развития, психологически замыкает в себе, а многих и вовсе толкает на радикальную смену обстановки вплоть до эмиграции. Во-вторых, не найдя ответов на свои вопросы и в каком-то смысле сочувствия и утешения, даже самые политически нейтральные или индифферентные из них могут качнуться в сторону критиков всего русского, тем самым помогая западной политике отмены собственной страны.
Возврат этих людей в конструктивное русло – задача не из лёгких. Например, преодоление ряда ограничений, вызванных санкциями, едва ли посильно «здесь и сейчас», а некоторые из бытовых последствий являются отложенными и ещё только предстоят. Конечно, можно сказать, что любой кризис – это ещё и время возможностей и саморазвития. Но в обоих случаях при всей направляющей или вспомогательной роли государства требуется инициатива и активность от самих людей. Для этого, разумеется, придётся преодолеть состояние депрессии и вернуться на путь рационального.
Можно ли оказать таким людям терапевтическую поддержку в форме общественной мобилизации, призванной вытеснить дурные мысли? Учитывая специфику этой части общества, есть некоторые сомнения относительно действенности чересчур ретивых призывов к сплочённости перед лицом внешнего врага. Безусловно, такие воззвания наверняка способны сосредоточить Россию и немалую часть россиян до такой степени, что из своего углеродного состояния они достигнут плотности алмаза, способного разрезать всё вокруг. Но насколько эта стратегия понятна и, соответственно, будет принята выведенной из эмоционального равновесия молодёжью и пока ещё столь же молодым средним классом? Ведь чем больше люди потеряли, будь то на данный момент или потенциально, отказавшись от своих планов на месяцы и годы вперёд, тем труднее от них ожидать готовности пойти священной войной на тех, к кому они ещё вчера тянулись и с кем эти планы связывали. Видимо, здесь требуются иной, более тонкий и интеллектуальный подход.
Взросление человека предполагает учёт накопленного опыта с целью лучшей адаптации к окружающей действительности. Как и залечивание душевных ран, это предполагает такую эволюцию: от самобичевания «это я во всём виноват(а)», депрессии «я такого больше не найду» и ненависти к объекту подражания, которая может сопровождаться демонстративным отказом от общения или даже желанием отомстить, к выводу, что во взрослой жизни нас не обязаны любить, а мы не можем требовать любви к себе. Помнить об этом – означает не питать иллюзий и не жить в бесконечном ожидании взаимности, веря в то, чего не существует. Что, кстати, не отменяет саморефлексии и работы над ошибками, равно как и не ставит крест на будущих попытках построить отношения. Но лучше готовит к возможным будущим неудачам, помогает не сломаться под давлением очередного эмоционального шока, а избежать его, чтобы осознанно двигаться дальше.
Эмоциональный шок многих россиян от распада привычных отношений с Западом доказывает, что часть нашего общества ещё молода и, возможно, именно сейчас проходит трудный этап своего взросления. И, как и в случае юного индивидуума, взросление молодых поколений целой нации, выведенных из эмоционального равновесия, не может обойтись без терапии — успокоения через понимание природы и нормальности отношений между странами и народами. Именно такая терапия для многих простых людей, которые не являются профессиональными политологами или учёными-международниками, важна не менее, чем апелляция к академическим понятиям вроде суверенитета и глобальной борьбе за власть – вещам весьма далёким от обывателя и его бытовых потребностей. Как и на первых занятиях в университете, просвещение лучше начинать с азов. Стремиться к добрым отношениям с соседями – это нормально. Не менее естественным является иметь собственное представление о добрых отношениях. Равно как нет ничего экстраординарного в том, что у других стран это представление может быть иным, и они в силу разных причин не ценят (не могут или не хотят) твои добрые устремления. И разрыв отношений или перевод их на более низкий уровень – такая же жизненная нормальность, как сближение и партнёрство. В мире, где нас не обязаны любить, возможны все варианты.
Разумеется, настроения всего российского общества в такой период – тема более глубокая, чем призывы к эмоциональной устойчивости и гармонии. Тут есть место для широкой дискуссии и о причинах кризиса в отношениях с Западом, и о том, как быть дальше. Но, как это часто бывает, в рассуждениях взрослых (или тех, кто считает себя таковыми) об извечных вопросах, кто виноват и что делать, есть риск оставить за бортом дискуссии, быть может, менее опытную, но очень важную часть общества. Ту часть, которая не только много потеряла, но и находится в эмоциональным тупике перед лицом неясных перспектив следующих десятилетий своей жизни. Потребность этих людей в эмпатии, эмоциональной поддержке, так же, как и их запрос на понимание всего того, что произошло за последние месяцы, нельзя недооценивать. И в то время, когда важно нащупать широкий консенсус, умеренная дискуссия и нейтральное знание (просвещение) о сути международных отношений могло бы стать тем знаменателем, который объединит людей разных возрастов и профессий для последующей (наверняка горячих) дебатов о будущем.
Взрослеть всегда трудно, а иногда и горько. Но это неизбежно для всех, кто хочет не просто продолжать жить, но и не потерять рассудок от окружающего мира. Мира, где нас не обязаны любить, и мира, где возможно всё. Добро пожаловать в международные отношения!
