Россия в глобальной политике

В мире политики, войн и конфликтов право на ошибку может стоить слишком дорого – один-единственный просчёт способен сбить нацию с верного курса, закрепить новые опасные реалии, открыть противникам роковые возможности или обратить вспять те цели, к которым страна стремилась. При этом нет никакой надежды на исправление, так как каждое решение влечёт за собой экзистенциальные последствия, а второй шанс растворяется в горниле сражения.

7 октября 2023 г. ХАМАС[1] совершил своё самое крупное нападение на Израиль, прорвав на рассвете пограничную ограду Газы и убив 1189 человек, в том числе 815 мирных жителей, а также ранив 7500 человек и захватив 251 заложника. По психологическому воздействию и стратегическим последствиям на региональном и международном уровне это нападение сравнивают с терактом 11 сентября в Америке.

Средства массовой информации, поддерживающие «Ось сопротивления», сразу же написали, что операция стала «разрушением мифа о непобедимой армии», «разоблачением ошибочного мнения о израильском военно-техническом превосходстве», она ознаменовала «провал разведки» и «окончательную отмену правил ведения боевых действий».

На фоне этой эйфорической риторики о «победе» мало кто из наблюдателей за региональным ландшафтом и динамикой сил предвидел надвигающуюся катастрофу в Газе. Израиль, превратившийся в раненого зверя, был готов развязать опустошительную войну – не просто из желания отомстить, но и преследуя цель уничтожить всю «Ось»: ХАМАС и «Исламский джихад» в Газе, «Хизбаллу» в Ливане, баасистский режим Асада в Сирии, хуситов в Йемене, Силы народной мобилизации Ирака и режим Ирана под руководством Хаменеи – в общем, всех, кто вступил в союз с Тегераном на Ближнем Востоке для противостояния Израилю.

Объединение против фрагментации

На второй день израильской войны в Газе ливанская «Хизбалла» объявила об открытии фронта, который назвала «поддержкой», а не конфронтацией, в помощь ХАМАС. В итоге этот фронт не оказал существенной поддержки Газе и не облегчил бремя израильских атак. Вместо этого он ослабил «Хизбаллу» как решающую силу в боевых действиях.

С первых же часов после нападения сторонники иранской «Оси» заметили, что позиции её основных игроков не оправдывают ожиданий. Иран настаивал, что ХАМАС не предупредил иранское руководство о нападении на Израиль 7 октября. Три источника утверждают, что верховный лидер аятолла Али Хаменеи сказал Исмаилу Хании, что «Иран продолжит оказывать группе политическую и моральную поддержку, но не будет вмешиваться напрямую». Для одних такая позиция показалась тактикой, другие восприняли её как уклонение, что оставило ХАМАС беззащитным.

По мере того, как израильские бомбардировки Газы становились всё более интенсивными, Тегеран ужесточал риторику в отношении Израиля, заявляя, что «не останется безучастным» перед лицом того, что он называл «израильскими преступлениями». Всего через десять дней после начала израильской атаки верховный лидер Али Хаменеи выступил с «последним предупреждением». Затем, после резни в больнице Аль-Мамадани 19 октября, бывший министр иностранных дел Хоссейн Амир Абдоллахиян написал в твиттере: «Время вышло!». Однако на местах ничего не изменилось, кроме того, что ситуация ухудшилась: Газа, Западный берег, Йемен и ливанский фронт пережили ещё более мощную катастрофу.

1 апреля 2024 г. Израиль нанёс удар по консульству Ирана в самом центре Дамаска, уничтожив Мохаммада Резу Захеди, высокопоставленного командира сил «Аль-Кудс» КСИР, контролирующего операции в Сирии и Ливане. Атака выглядела преднамеренной провокацией, как будто Израиль пытался спровоцировать Иран на прямой конфликт, чего Тегеран, очевидно, не хотел. Однако 13 апреля 2024 г. Иран впервые в истории нанёс прямой удар по Израилю со своей территории. Операция получила название «Истинное обещание»: было запущено более 300 целей – ракет и беспилотников[2], но это не смогло изменить ход конфликта или баланс сил в войне. Израиль не только отразил большинство ударов, но и решительно ответил 19 апреля, нанеся ответный удар беспилотниками по авиабазе в Исфахане.

Израильский удар по иранской территории был не первым, направленным на иранские города. По данным американского сайта «Форбс», Израиль широко использовал небольшие дроны-квадрокоптеры против иранской «мастерской» в Исфахане в январе 2023 года. В феврале 2022 г. Израиль отправил шесть таких дронов-квадрокоптеров в Иран для атаки на предприятие по производству дронов вблизи западного иранского города Керманшах, уничтожив несколько иранских дронов. Предыдущая атака на Исфахан в мае 2021 г. была направлена против завода по производству беспилотников HESA. Удар по авиабазе в Исфахане нанесён через несколько дней после того, как Израиль обвинил Иран в поставках беспилотников ХАМАС в Газе[3]. Это стало наглядной демонстрацией и прямым вызовом иранскому потенциалу сдерживания.

31 июля 2024 года Израиль взвинтил напряжённость, убив Исмаила Ханию, главу политбюро ХАМАС, в результате прицельного ракетного удара по его резиденции в Тегеране. Этот удар бросил вызов Ирану – он не только поставил под сомнение его роль в регионе, но и показал неспособность Тегерана защитить ключевого союзника. Убийство поставило Иран в крайне невыгодное положение. Будучи главным покровителем ХАМАС, Тегеран столкнулся с давлением, требующим ответных мер, поскольку весь мир следил за тем, как он отреагирует на это демонстративное нарушение своего суверенитета.

Иранская «Ось» едва успела перевести дух, как 17 сентября 2024 г. нанесён новый удар с синхронным использованием пейджеров и раций, в результате которого убито по меньшей мере 39 человек и ранено около 4 тысяч. Это была не просто атака, а обезглавливание: в результате операции «Хизбалла» оказалась «функционально мертва, парализована и слепа». Глава израильского «Моссада» Давид Барнеа назвал атаку «поворотным моментом» на ливанском фронте. Операция ознаменовала «переломный момент на севере, поскольку мы начисто переиграли наших врагов»; «от операции с помощью пейджера можно провести прямую линию к ликвидации (Хасана) Насраллы и соглашению о прекращении огня. “Хизбалла” получила сокрушительный удар, который сломил дух этой организации».

Важно отметить, что после 7 октября на сирийском фронте произошёл перелом в позиции Башара Асада, ознаменовавшийся осторожным отходом от традиционной антиизраильской риторики. Нехарактерное для режима молчание – ни осуждения израильских операций, ни заявления о солидарности с палестинцами, только расчётливая двусмысленность – всё это наводило на мысль о попытке изолировать Сирию от эскалации конфликта членами «Оси сопротивления» и попытках Башара Асада уйти от мести Израилю. В то же время Иран начал подозревать возможное дезертирство Асада[4]. Тегеран истолковал это как нежелание брать на себя обязательства, что побудило его усилить давление на Асада, чтобы тот занял более конфронтационную позицию.

Стремление Ирана продвигать доктрину «Единства фронтов» преследовало двойную цель: координировать опосредованное давление на Израиль и в то же время мешать правительствам союзнических стран, в частности Сирии, самостоятельно добиваться разрядки. По сути, эта доктрина играла роль страховки от дезертирства, гарантируя, что все члены иранской «Оси» останутся втянутыми в конфронтацию, независимо от того, хотят они этого или нет.

В ходе резкой эскалации всего десять дней спустя, 27 сентября 2024 г., Израиль нанёс высокоточный удар, сбросив около 85 бункерных бомб, каждая из которых весила тонну взрывчатки, и уничтожил одновременно три важные цели: генерального секретаря «Хизбаллы» Хасана Насраллу, Али Караки – командующего операциями на южном фронте – и Аббаса Нилфорушана, генерала иранских сил Корпуса стражей исламской революции «Кудс», курирующего ливанское направление. Операция нанесла значительный удар по структуре военного командования «Хизбаллы», региональной сети Ирана и координации «Объединения фронтов» Тегерана с его союзниками.

Убийство Хасана Насраллы – харизматичного лидера – привело к сейсмическому сдвигу в траектории конфликта. Его устранение ввергло «Хизбаллу» в паралич, поскольку она оказалась зажатой между необходимостью выдержать этот сокрушительный удар по своему руководству и сильным давлением предпринять немедленные ответные действия. Это был не обычный целенаправленный удар. Устранив Насраллу – самого эффективного партнёра Тегерана и объединяющую фигуру в «Оси сопротивления» – Израиль перешёл «красную линию», что многие восприняли как открытое объявление войны. Региональные игроки затаили дыхание, а представители американской разведки публично предупреждали о неминуемом иранском возмездии, понимая, что Тегеран не может оставить такую провокацию без ответа. После этого весь регион оказался на грани сваливания в хаос, поскольку убийство главнокомандующего «Хизбаллы» перечеркнуло границы эскалации и заставило каждого игрока пересмотреть свои стратегические расчёты. Смерть Насраллы не просто создала вакуум власти – она угрожала разрушить хрупкую систему сдерживания, которая годами предотвращала тотальную войну в регионе, и вместе с тем открыть фронты для войны на истощение против Израиля.

В октябре 2024 года Иран начал операцию «Истинное обещание – 2»[5].Это был прямой ракетный удар с территории страны по штаб-квартире израильской организации «Моссад», трём авиабазам, радарным установкам и бронетанковым подразделениям. Революционная гвардия могла похвастаться 90-процентным успехом, но операция не оправдала ожиданий сторонников сопротивления, особенно в Ливане, которые расценили её как нерешительный ответ на убийства со стороны Израиля. Они восприняли этот ответ как несоответствующий тяжести потери своего стратегического главнокомандующего Хасана Насраллы.

Последующие убийства руководителей «Хизбаллы» ввергли партию в смятение – неустойчивую смесь горя, ярости и паралича. Каждая потеря усугубляла тяжесть положения боевиков: жажда мести сталкивалась с сокрушительной реальностью стратегической дилеммы. Удары наносились слишком быстро, чтобы их переварить и осмыслить, а бремя было слишком тяжёлым, чтобы его вынести.

27 ноября 2024 г. ознаменовалось прекращением огня на ливанском фронте, но пламя войны лишь переместилось на новый фронт, где оно разгорелось против самого слабого звена «оси» – режима Башара Асада в Сирии. Случившееся далее превзошло все ожидания. Начиная с Алеппо, группировки «Хайят Тахрир аш-Шам»[6] перешли в решительное наступление, вследствие чего стратегически важные провинции Алеппо, Хама и Хомс, пали как карточный домик одна за другой. Иранская революционная гвардия, которая ранее вмешалась, чтобы спасти Асада от забвения во время войны в Сирии 2011 г., теперь бездействовала. Союзники Асада предпочли не слышать его отчаянные мольбы о помощи. В ответ было лишь молчание убитой горем «Хизбаллы», которая едва оправилась от страшных потерь и, вероятно, чувствовала себя преданной. Даже Ирак отказался прислать подкрепление. Всего за десять дней, к 8 декабря 2024 г., власть Асада полностью рухнула. Теперь в Сирии правит новый режим с совершенно другой идентичностью и другой внешнеполитической стратегией.

Падение Асада не только изменило судьбу Сирии и региона; оно выявило фатальные слабости иранской оси, высокий уровень подозрительности и недоверия среди её членов, а также упреждающие попытки некоторых из них спрыгнуть с тонущего корабля. Это событие имело серьёзные последствия для региональной стратегии Ирана: возникли вопросы относительно его возможностей сдерживания, а марионеточные сети Ирана продемонстрировали признаки снижения эффективности.

Ситуацию усугубило то, что после возвращения Трампа к власти в январе 2025 г. и возобновления тактики «максимального давления» международная обстановка решительно изменилась не в пользу Ирана.

Учитывая продемонстрированную премьер-министром Нетаньяху готовность к военным действиям против Ирана, риск прямой конфронтации представляется всё более вероятным.

Текущая напряжённость говорит, что эскалация может быть неизбежной в ближайшей перспективе.

Противодействуя иранской стратегии «объединения арен», США и Израиль преднамеренно применяют метод «дробления арен», систематически нанося удары по сетям влияния Тегерана – от Ливана и Сирии до сил хуситов в Йемене с возможной экспансией в Ираке. Эта скоординированная кампания направлена на разрушение архитектуры регионального влияния Ирана путём отсечения возможности контроля прокси-сил, нейтрализации трансграничных возможностей сдерживания и подрыва его стратегических рычагов – эффективного глушения фронтов «Оси» при изоляции Тегерана посредством санкционного давления. Конечной целью остаётся принуждение к дипломатическим уступкам при сохранении военной эскалации в качестве последнего крайнего варианта, что ясно демонстрирует Трамп своими действиями.

В настоящее время Иран стоит перед критической стратегической дилеммой, поскольку как уступчивость, так и конфронтация несут в себе экзистенциальные риски. С одной стороны, уступка требованиям США отказаться от ядерной программы может стать причиной уязвимости, которая была свойственна Ливии после 2003 г. и Сирии после 2014 г., где разоружение привело к дестабилизации режимов. С другой стороны, нежелание идти на уступки играет на руку Израилю, предпочитающему сценарий эскалации, усиливаемый исключительно принудительным подходом администрации Трампа, не предполагающим никаких дипломатических стимулов. Эта безвыигрышная ситуация укрепила позиции сторонников жёсткой линии в Иране во главе с Хаменеи и Революционной гвардией, которые считают конфронтацию единственным жизнеспособным вариантом, в то время как голоса умеренных политиков, выступающих за альтернативные решения, остаются непопулярными в нынешних политических реалиях.

Несмотря на высокие издержки, траектория развития событий, похоже, решительно направлена в сторону конфронтации. Особенно это касается нынешнего наращивания военного присутствия на Диего-Гарсия[7]. Расположение базы примерно в 3700 км к югу от Ирана и её исторически значимая роль стартовой площадки для проведения крупных наступательных операций США, включая войну во Вьетнаме, обе войны в Персидском заливе (1991 и 2003 гг.) и вторжение в Афганистан, убедительно свидетельствует о том, что эти недавно развёрнутые силы и средства предназначены для наступательных, а не оборонительных действий на Ближнем Востоке.

На региональном уровне внешняя политика Ирана, характеризующаяся двойным подходом – военным вмешательством и дипломатическим маневрированием через так называемую «Ось сопротивления» – оттолкнула соседние государства, заставив страны Персидского залива, Сирию после Асада, Ливан после «Хизбаллы», Ирак и Турцию пересмотреть свои союзы таким образом, что это стало всё больше противоречить интересам Ирана. Такой подход и дилемма типа «поле боя против дипломатии» оставили Тегеран с ограниченной региональной поддержкой, фактически вынудив его действовать самостоятельно в геополитических конфликтах. Американцы и израильтяне предпочли бы иметь дело с более уступчивым режимом.

На фоне всего этого мрака, безрадостных перспектив и непреодолимого желания развязать разрушительную войну против Ирана, чтобы свергнуть господствующий там режим, нельзя исключать того, что Иран всё ещё способен использовать дипломатию и противоречивые интересы стран региона. А что если Иран откажется от своей традиционной роли в регионе? Что, если он предложит инициативу «Максимальный мир» (полное дипломатическое признание Израиля, демонтаж сетей влияния и поддающееся проверке замораживание ядерного оружия в обмен на снятие санкций), чтобы побудить Трампа отказаться от тактики максимального давления? Что, если Хаменеи восстанет против собственного наследия до того, как это смогут сделать внутренние силы, и предложит не просто переговоры, а мир с Израилем? Разве это не изменит баланс внутри страны, в регионе и в мире?

В то время, когда весь мир ожидает, что иранские власти будут проявлять упрямство, которое было характерно для Башара Асада, и вести переговоры под давлением; когда все предполагают, что Иран никогда не откажется от своей роли в регионе, от ракетной программы или ядерных амбиций – что будет, если Иран вдруг поднимется над всеми этими опасениями и станет инициатором мира с Израилем?

Разве это не поставит Нетаньяху, который постоянно говорит, что Иран угрожает национальной безопасности Израиля, в крайне невыгодное положение? И не поставит ли это в неловкое положение Дональда Трампа, говорящего о своём стремлении к миру? Не станет ли этот шаг проверкой его истинной готовности добиваться мирного урегулирования? Не сорвёт ли это планы иранской оппозиции, уже готовой захватить власть в случае войны против нынешнего режима – оппозиции, которая сама готова заключить мир с Израилем?

Мало того – подобный разворот мог бы сделать нынешний режим популярным и уважаемым внутри самого Ирана. Иранский народ увидит, что его руководство готово переносить любые трудности, чтобы защитить иранцев, остановить кровопролитие и оградить Иран от нежелательной агрессии, прекратив насилие и сохранив безопасность страны.

Разве подобное заявление иранских властей региональных не вызовет благоговейный шок во всём мире? Не перевернёт ли оно динамику сил до того, как эта самая динамика решительно повернётся против Ирана?

Такое предположение звучит очень дерзко, учитывая долгую историю враждебности иранского режима по отношению к Израилю и Соединённым Штатам. Но в тяжёлые и критические моменты политикам иногда приходится прибегать к нестандартным и экстраординарным мерам, которые творят новую историю и определяют будущее наций. Один-единственный акт мужества сможет спасти не только Иран, но и весь Ближний Восток, сняв с него тяжёлое бремя, а также открыв Ирану и всему региону новую эру преобразований.

Говорят, что в политике нет ни вечных союзников, ни вечных врагов – есть только постоянные интересы. Если выживание – высший интерес Ирана, то пусть мир станет высшим проявлением его дерзости. Пусть он станет новой «Осью сопротивления»!

Автор: Лиса Иссак, доктор политологии, специалист по международным связям Адыгейского государственного университета (г. Майкоп)