То, что главная задача внешней политики — содействовать развитию государства и общества, создавать для него благоприятные международные условия, не просто не новость, но даже общее место. Таков лейтмотив и программных документов, и официальных выступлений, и общих рассуждений о месте и роли России в мире. Никто и не спорит. Но вот как только вопрос из абстрактной плоскости переходит в прикладную, выясняется, что конкретные задачи все понимают по-разному.
Иногда дискуссия шарахается из крайности в крайность. Наиболее патриотично настроенные ораторы полагают, что наша страна просто-напросто должна, не покладая рук, диктовать свою непреклонную волю всему миру, особенно Соединенным Штатам, вне зависимости от того, надо это или нет в данный момент. Самые увлеченные поклонники модернизации, напротив, считают, что пора прекратить возиться со всякими устаревшими вещами, наподобие боеголовок и территориального размежевания, а все силы бросить на экономические инновации, забывая, что все-таки главным вопросом внешней политики испокон веку был вопрос о войне и мире. Дмитрий Медведев, например, в бытность президентом несколько озадачил российских дипломатов, сказав, что каждый из них прежде всего как «Отче наш» должен вызубрить пять приоритетов российской модернизации и нести их миру.
Истина, как всегда, где-то посередине. На прошлой неделе ее искали участники XXI Ассамблеи Совета по внешней и оборонной политике, которые обсуждали, с какими задачами столкнется российская дипломатия и внешняя политика через 10-15 лет.
Если суммировать дискуссию, картина получается следующая. Мир в обозримом будущем останется непредсказуемым и крайне хаотично развивающимся. Об относительно понятных правилах, которым в целом следовали в эпоху холодной войны, можно забыть, столь «простой» системы взаимоотношений, как тогда, не было раньше, не будет и впредь. Отчасти потому что постоянная борьба — это нормальное состояние международных отношений, и регулировать их можно только до некоторой степени. Отчасти поскольку на мировую арену выходит сегодня гораздо больше значимых участников и действующих лиц, чем прежде. Средние страны заявляют о своих высоких амбициях, а негосударственные акторы дополнительно осложняют и без того нелинейные взаимоотношения.
Это означает, что архитекторы и исполнители внешней политики любого государства должны быть готовы ко всему, быстрота и точность реакции становится залогом успеха. О долгосрочных стратегиях, скорее всего, придется забыть — их в такой обстановке просто невозможно придерживаться. Внешняя среда несет — в равной пропорции — возможности и угрозы. Угрозы очень опасны, возможности весьма велики. Стремясь максимально отгородиться от угроз, можно скатиться в глухой изоляционизм, упустив все внешние импульсы к развитию. А желание открыться, чтобы максимальным образом использовать динамику мира, грозит фатальными потрясениями. Необходимость хождения по тонкой грани требует межотраслевых и междисциплинарных подходов, чтобы комплексно, со всех сторон оценивать последствия любых действий.
Когда невозможно выстроить надежную линию поведения вовне просто потому, что все моментально меняется, единственный рациональный подход — плясать от объективных внутренних потребностей. А сформулировав их набор — приготовить различные модели поведения на разные случаи.
Военная сила и классическое дипломатическое мастерство, которыми Россия пока обладает во вполне достаточном объеме, остаются гарантами базовой безопасности и суверенитета. Однако в том, что касается определения статуса страны в мировой иерархии, этого уже недостаточно. Основным направлением конкуренции становится сфера технологий и коммуникаций. Мир переходит на новый, шестой в общепринятой классификации, технологический уклад. Помимо стремительного прогресса в области передачи информации он охватывает качественные прорывы в изготовлении новых материалов, биотехнологиях, дальнейшей автоматизации любых производств, диверсификации источников энергии. Это само по себе подтачивает привычную основу российской мощи и влияния — сырьевой сектор, но гарантирует нам отставание и по другой причине.
Носителями глобальной конкурентоспособности прежде всего становятся люди, те, кто в состоянии придумывать и воплощать в жизнь технологические и научные новации, а также производить образы и представления. Последние играют теперь уже самостоятельную и почти самодостаточную роль в глобальном соперничестве — в условиях «диктатуры информации» неважно, что происходит, главное — что об этом говорят. Иными словами, за людей, обладающих творческим потенциалом, будет вестись (уже ведется) самая острая борьба. Как заметил один из участников дискуссии, сегодняшний Петр Великий должен был бы заняться не собиранием земель, а собиранием людей — их в России куда больший дефицит, чем территорий.
При этом надо отдавать себе отчет в том, что у России нет и уже не будет шансов на мобилизационный сценарий роста и развития. В XXI веке страну невозможно закрыть, а людей заставить работать на решение какой-то задачи. Их можно только привлечь. При повышенном спросе на качественный человеческий капитал профессионалы смогут выбирать, где себя реализовать с наибольшей отдачей. Это не отменяет чувства патриотизма, естественного для любого нормального человека, однако едва ли он будет служить Родине вопреки всему, если она не только не создает ему условий для работы, но и, напротив, бессодержательной и непоследовательной политикой строит препятствия.
Запад имеет фору — по качеству жизни и работы ведущие страны Европы и США по-прежнему опережают остальных. Наиболее продвинутые государства Азии изо всех сил стремятся догнать, вкладывая огромные деньги в создание среды и привлечение нужных высококвалифицированных кадров.
Планета переживает своего рода контримперскую фазу. Если раньше целью великих держав была экспансия, то есть мобилизация внутренних ресурсов для распространения собственного влияния и присутствия вовне, то теперь все происходит словно бы наоборот. Экспансионистская политика ведет к бесчисленным проблемам (США и Европа уже это почувствовали), а задача как раз в том, чтобы мобилизовать необходимые ресурсы извне — инвестиционные, интеллектуальные. (Отсюда, кстати, и упомянутая многими выступающими необходимость наращивания инвестиционной дипломатии, создания специальных служб и агентств по модели не только развитых стран, но и государств БРИКС.) Тем более что все сегодня сталкиваются с растущими трудностями функционирования собственных обществ и государственных систем. Все это будет толкать к появлению новых инструментов международной политики, при помощи которых в следующем десятилетии и будут строить современный мировой порядок, тот, что и придет на смену угасающему устройству второй половины XX века.
Извечной российской дилеммой, вокруг которой бесконечно ломали копья интеллектуалы разного толка, было противоречие между целями и устремлениями государства и граждан. В отечественной традиции — примат интересов национального развития, формулируемых властью, над интересами конкретного человека. Однако особенности современного мира, в котором конкуренция за человеческий капитал и конкуренция собственно человеческих капиталов становится главным видом соперничества вообще, снимают это противоречие. Национальный интерес, национальная безопасность, интерес государства заключаются именно в том, чтобы обеспечить россиянину максимальные возможности для самореализации и наиболее комфортную среду для жизни и работы.
Отдельно на дискуссии отмечалась проблема, которая, может быть, напрямую и не мешает сегодня российской дипломатической работе, но способна очень неприятно аукнуться в будущем. Это крайне низкое, примитивное качество общественной дискуссии о внешней политике. В публичном пространстве фигурирует огромное количество (даже большинство) неквалифицированных мнений и оценок, что формирует совершенно неадекватную картину окружающего мира. А поскольку российское общество становится более активным, и политикам, руководителям государства постепенно придется все больше прислушиваться к общественному мнению, то царящее в нем невежество и мракобесие станут угрозой позициям России в мире.
| Огонёк
