Приход в Белый дом Трампа даёт надежду на переосмысление тенденций в сфере атомной энергетики, что гипотетически открывает «новые-старые» возможности для России, а также для других, совершенно неожиданных игроков. Главное, чтобы отрасль не накрыл крылом очередной «чёрный лебедь», способный обрушить все теоретические построения.
Мировая атомная энергетика вошла в третье десятилетие XXI века в неоднозначной форме. С одной стороны, на неё продолжало оказывать влияние «наследие Фукусимы», ставшее внушительным, хотя и не единственным «гвоздём в крышку гроба» атомного ренессанса, который отрасль переживала все 2000-е годы. С другой, никто не отменял китайскую национальную программу развития атомной энергетики, ставшей фактически основным драйвером для отрасли в последние десять-пятнадцать лет. Свой вклад в поддержание темпов развития атомной энергетики по мере сил вносили и другие мировые игроки, в первую очередь Россия, Южная Корея, Индия, а также ряд менее крупных стран, в том числе и новичков в данной области (например, ОАЭ).
Атомной энергетике приходилось бороться как с привычной для неё радиофобией в обществе, так и с новыми конкурентами в лице активно развиваемой возобновляемой энергетики. Нельзя было сбрасывать со счетов и активность экологических движений, чья деятельность привела к ликвидации атомной генерации в ряде стран Европы. Наиболее ярким примером стало полное закрытие АЭС в Германии, несмотря на серьёзный энергетический кризис из-за антироссийских действий, в том числе и в вопросе закупки углеводородов. Впрочем, постепенно продолжалась работа по вводу в эксплуатацию японских АЭС, которые были заглушены после инцидента на Фукусиме, а также достройке трёх остановленным строительством, хотя и с новыми повышенными требованиями к безопасности, что делало процесс небыстрым и крайне затратным для местных энергокомпаний.
Немаловажной тенденцией стал поиск новых решений на рынке гражданской атомной энергетики, один из них – продвижение реакторов малой мощности, включая транспортабельные (как пример – российская плавучая АЭС) с различными видами теплоносителей, которые представляли в качестве альтернативы мейнстримным моделям мощностью около 1–1,5 ГВт, но намного более дешёвой и с более простым подключением к сети. За кадром осталось отсутствие эксплуатирующихся и производимых серийных моделей, а также необходимость использовать в них уран обогащением более 15 процентов вместо традиционных для рынка и обогатительных предприятий 3–5 процентов, что резко сузило список возможных поставщиков.
Другим любопытным течением стал рост интереса различных промышленных компаний на Западе к «чистым» и, главное, надёжным источникам энергии для перспективных объектов, например для дата-центров для искусственного интеллекта. Так, компания “Microsoft” выразила заинтересованность в закупке электроэнергии у заглушённой АЭС “Three Mile Island” в Пенсильвании, которую, соответственно, следовало расконсервировать.
Ещё одним явлением нового порядка стало вовлечение АЭС в ведение боевых действий. Если в районе Чернобыльской АЭС никаких существенных боев не велось, то Запорожская АЭС оказалась на линии боевого соприкосновения и находилась в зоне досягаемости артиллерии и оперативно-тактических ракет украинских войск, что и стало причиной обстрелов и вывода из промышленной эксплуатации. С августа прошлого года линия фронта прошла вблизи уже Курской АЭС, которая, согласно ряду оценок, могла быть одной из целей украинского наступления на территории России.
Собственно, санкционная война стала новым явлением для рынка гражданской атомной энергетики, серьёзно повлияв на него из-за действий стран Запада в отношении России. Если в ходе первого этапа «санкционной войны» в 2014–2022 гг. российские производители продукции и услуг ядерного-топливного цикла (ЯТЦ) не были охвачены санкционными мерами, а поставки российского свежего ядерного топлива продолжалась даже на украинские АЭС (последняя закупка была в 2021 г. на сумму 158,7 млн долларов, позволив украинским атомщикам «продержаться» до 2025 г.), то после 2022 г. ситуация кардинально изменилась.
Первым звоночком стал отказ Финляндии под предлогом боевых действий на Украине от продолжения строительства АЭС «Ханхикиви-1», на строительство которой российская сторона выдала заём в размере 920,5 млн евро, а общий объём претензий «Росатома» к финнам достиг почти 3 млрд евро. Но если финский эпизод – лишь неприятная потеря времени и денег, то более серьёзную угрозу отрасли представляли санкции, наложенные как на сам «Росатом», так и на его «дочек»-экспортёров товаров и услуг ЯТЦ, а также атомных станций и технологий. Первой под непосредственно американские санкции в 2023 г. попала компания «Русатом Оверсиз», отвечающая за продвижение проектов «Росатом» за рубежом. Затем последовала серия шагов по удалению России с международного рынка ядерной продукции, апофеозом чего стали персональные санкции против фактически всего руководства госкорпорации, введённые в январе 2025 года.
Впрочем, для мирового рынка, а также для финансовых показателей российских экспортёров, наиболее чувствительными стали формально не санкции, а запрет на поставку низкообогащённого урана российского производства на рынок США, одобренный Конгрессом и принятый администрацией Байдена виде закона в мае 2024 г. года (вступил в силу в августе). Закон действует до 2040 г. и фактически регулирует коммерческие поставки российского обогащённого уранового продукта (ОУП), ставя их в зависимость от выданных лицензий на каждую поставку. Но лазейка не является бесконечной, так как выдача лицензий должна прекратиться с 1 января 2028 года. Именно эти действия стали самым серьёзным вызовом для всей мировой атомной отрасли, так как российские поставки составляют до 30 процентов от всех реакторных потребностей до сих пор самого крупного в мире американского рынка (к примеру, в 2023 г. поставки из России обеспечили 27 процентов американских потребностей: 4,1 млн единиц работы разделения (ЕРР) по объёму и 1,2 млрд долларов в деньгах). Рынок сразу отреагировал ростом спотовых цен на обогащённый уран, причём в данном случае, пожалуй, впервые, Россия нанесла «ответный удар»: в ноябре 2024 г. правительство России ввело собственные ограничения на экспорт обогащённого урана в США, что сказалось уже на капитализации и бизнесе американского посредника в торговле ОУП из России – компании “Centrus”.
Отдельно стоит упомянуть неопределённость с китайскими возможностями по выходу на мировой рынок обогащения. Китай до сих пор в этом вопросе представляет собой «чёрный ящик», и его возможности в обеспечении собственной программы, а также поставок на экспорт остаются в области оценок. Хотя администрация Байдена и рассматривала Китай как потенциального заместителя России, ожесточение риторики против Пекина и нарастание противоречий в 2024 г. также фактически вычеркнули китайский ОУП из реалистичных сценариев для покрытия возможного дефицита на американском рынке.
На этом фоне тревогу забили уже американские энергокомпании, перед которыми отчётливо замаячила перспектива остаться один на один с европейскими поставщикам ОУП – компаниями “Urenco” и “Orano” (использует центрифуги производства “Urenco” за неимением собственных) и их долей на рынке после 31 декабря 2027 г. на уровне 90 процентов. Американские энергетики уже не питают иллюзий относительно того, что цены на обогащение сохранятся хотя бы на нынешнем уровне.
С таким багажом атомная энергетика подошла к новому сроку Трампа. На момент написания статьи конкретные решения Трампа в области атомной энергетики ещё не были известны. Отраслевые эксперты оценивают Трампа и его команду скорее как проядерно настроенных и видят хороший знак в назначении Криса Райта на пост министра энергетики. Райт ранее был членом совета директоров компании “Oklo”, где отвечал за продвижение доступной и избыточной ядерной энергии. Американская отрасль рассчитывает, что новые власти сохранят государственные кредиты под низкий процент, которые начали выдавать ещё при Байдене, а также будут более активно участвовать в финансировании строительства новых АЭС, хотя бы в виду того, что бюджет будет финансировать перерасход сметы при строительстве, который в последнем известном случае достиг 15 млрд долларов.
Не менее интересно посмотреть, как Трамп поступит с нерыночными решениями, которые были введены администрацией Байдена в отношении российских производителей. Очевидно, что сохранение российского присутствия на американском рынке ОУП выгодно в первую очередь самим американским энергокомпаниями, что позволяет как минимум держать цены на электроэнергию конкурентноспособными, а в идеальном случае понижать их, что будет благоприятствовать планам Вашингтона по борьбе с инфляцией. Есть вероятность, что хотя бы не будет создаваться проблем в выдаче разрешений на закупку обогащённого урана в России, в идеальном же варианте – будет отменён прошлогодний закон Байдена, хотя сделать это сложно из-за участия Конгресса. В итоге может повториться прецедент с поправкой «Джексона – Вэника», которая существовала многие десятилетия, а администрации были вынуждены придумывать схемы по её обходу (в виде принятия ежегодных мораториев со стороны исполнительной власти), когда прямая надобность в ней отпала. Любопытной возможностью выглядит идея Трампа о сокращении ядерных арсеналов двух стран, которая, по словам американского президента, «понравилась» Владимиру Путину, что гипотетически открывает возможность для возобновления программы «ВОУ-НОУ» на новом уровне.
Впрочем, у позитивного сценария есть подводные камни в виде технологических ограничений. В атомной отрасли принято работать на основе средне- и долгосрочных контрактов, заказчик обычно формирует свои запросы примерно за три-пять лет до фактической отгрузки. Соответственно, оперативно изыскать нужные объёмы в этом или даже следующем году будет довольно проблематично, хотя непокрытый спрос у американских энергокомпаний, скорее всего, возникнет не ранее 2029–2030 годов. Зоной риска выступает собственно американская промышленность, которая уже много лет пытается создать коммерчески привлекательный образец центрифуги в рамках проекта “American Centrifuge” (им занимается уже известная нам компания “Centrus”), чтобы вернуть позиции как на внутреннем, так и экспортном рынках. Нельзя исключать, что в период до 2028 г. в этих работах будет достигнут технологический прорыв, который станет фактором даже для администрации Трампа в рамках политики MAGA и реиндустриализации США.
Впрочем, пока сама “Centrus” не проявляет большой заинтересованности в выходе на рынок коммерческих реакторов большой мощности, используя действующие центрифуги, чтобы нарабатывать ОУП повышенного обогащения для реакторов малой мощности. То есть речь идёт даже не столько о восстановлении былых позиций, сколько о попытке застолбить новую для рынка нишу, в которой не нужны большие установленные мощности по обогащению, но при этом цена продукта намного выше.
Другим перспективным сюжетом может стать продолжение политики продвижения на рынок реакторов малой мощности. Как отмечалось выше, эти реакторы требуют урана более высокого обогащения, которого на рынке нет. Ирония заключается в том, что на протяжении последних десятилетий МАГАТЭ, Россия и США активно переводили исследовательские реакторы по всему миру с высокообогащенного (более 20 процентов) на низкообогащенный уран, а ряд из них закрывали. Тем самым существенно сократился потенциальный рынок для урана большей степени обогащения, и на данный момент в товарных количествах рынку его могут предложить только Россия и Китай, реальные возможности которого в данной сфере не до конца ясны. В результате потенциальным поставщиком такого урана на рынок может стать… Иран, запасы обогащённого урана которого постоянно растут (по последним данным МАГАТЭ, запасы урана с обогащением более 60 процентов в Иране достигли уже 274,8 кг и явно будут нарастать темпами около 100 кг в квартал).
Идея кажется не столь безумной, как выглядит на первый взгляд, поскольку может стать элементом размена в гипотетической новой ядерной сделке с Ираном. Она позволит сторонам сохранить лицо, а Ирану – запасы урана и свои компетенции в обогащении и получить валютную выручку в высокотехнологичной сфере. По рынку уже некоторое время ходят слухи, что с иранцами подобные беседы предварительно велись[1].
Ещё одним примечательным явлением может стать расконсервация американских энергоблоков, которые были заглушены в связи с исчерпанием расчётного ресурса и продлений. Нельзя исключать новые продления, вероятность возобновления работы весьма велика, так как в отличие от европейцев американцы все эти годы бережно подходили к активам, поддерживая их консервацию, но не полностью утилизируя. Таким образом, в стране имеется потенциальный ресурс для довольно быстрого увеличения установленных мощностей с относительно низкой стоимостью электроэнергии, тем более считающейся «чистой», и формально полностью американских. Правда, остаётся непонятным, насколько безопасным окажется этот эксперимент с точки зрения возможного ядерного инцидента.
Мировая атомная энергетика вступила в 2025 г. в полном соответствии с законами диалектического материализма, когда очередной виток спирали отраслевого развития завершается, а новый может вобрать в себя уже существующие элементы в новой логике и комбинации. Важным представляется и тот факт, что в случае с атомной энергетикой большую роль в последние годы играли субъективные факторы, которые искажали рынок и искривляли сложившиеся тенденции.
Приход в Белый дом Трампа даёт надежду на их переосмысление, что гипотетически открывает «новые-старые» возможности для России, а также для других, совершенно неожиданных игроков. Главное, чтобы отрасль не накрыл крылом очередной «чёрный лебедь», способный обрушить все теоретические построения. Особенно опасно, если это произойдёт в одной из стран, передовых с точки зрения развития атомной энергетики.
Автор: Андрей Фролов, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».
[1] Данные автора.
