Россия никогда не была страной иммиграции. Хотя, начиная с екатерининских времен, случались периоды, когда привлекались мигранты из-за рубежа, их роль в демографическом балансе оставалась незначительной. В советское время Россия в ее нынешних границах являлась, скорее, страной эмиграции – речь идет, конечно, не об эмиграции за пределы СССР, а о переселении из РСФСР в другие союзные республики.
Положение стало меняться с середины 1970-х гг., когда число тех, кто въезжает в РСФСР, стало превышать число выезжающих. За 16 лет (1975–1990) миграционный прирост населения России (порядка 2,7 млн человек) сравнялся с миграционной убылью за предшествующие 20 лет (1955–1974).
Некоторую часть миграционного притока тех лет составляли коренные жители союзных республик. Только между переписями 1979 г. и 1989 г. число молдаван в России увеличилось на 69% (в Молдавии всего на 11%), грузин и армян – на 46% (в своих республиках – на 10% и 13%), азербайджанцев – в 2,2 раза (24%), узбеков и туркмен – в 1,8 раза (34%), киргизов – в 2,9 раза (33%), таджиков – в 2,1 раза (46%), но по абсолютным размерам эта часть притока была невелика, в основном он состоял из «возвратных» мигрантов, т.е. россиян, ранее выехавших из России, и их потомков.
Возвратная миграция резко активизировалась после распада Советского Союза. Миграционный всплеск 1990-х гг. (1991–2001) принес стране почти 5 млн новых жителей. Из них 69% составляли представители народов и этнических групп Российской Федерации (59% – русские), если же добавить к ним украинцев и белорусов, то получится свыше 84 процентов. Общий зарегистрированный прирост числа представителей других народов, прежде всего армян и азербайджанцев, нередко полностью обрусевших, составил около 700 тыс. человек.
Увеличение миграционного прироста населения совпало с изменением его роли в демографическом балансе. До начала 1990-х гг. население России увеличивалось преимущественно за счет естественного прироста (превышения числа родившихся над числом умерших), хотя постепенно заметным становился и вклад миграции: во второй половине 1980-х на ее долю приходилось свыше одной пятой общего прироста населения. Но в 1992 г. естественный прирост сменился естественной убылью, и миграционный прирост превратился в единственный и весьма важный источник пополнения населения.
Хотя миграции постсоветского периода, даже и в период миграционного всплеска 1990-х гг., не могли полностью компенсировать естественную убыль населения, они все же сильно смягчили ее последствия. Естественная убыль населения России за 1993–2011 гг. составила, по официальным данным, 13,2 млн человек, население же сократилось за этот период всего на 5,5 млн человек, иными словами, на 58% (на 7,7 млн человек) эта убыль была компенсирована миграционным приростом.
Наряду с «демографическим» запросом на миграцию и даже несколько раньше стал осознаваться экономический спрос на нее, связанный с тогдашней ситуацией на рынке труда. Уже в 70–80-е гг. прошлого века в СССР много говорилось и писалось о необходимости привлечения в «трудонедостаточные» районы – Центральную Россию, Сибирь, на Дальний Восток – рабочих рук из других частей СССР, особенно из перенаселенной Средней Азии. Например, на XXVI съезде КПСС в 1981 г. говорилось о том, что осложняется «положение с трудовыми ресурсами в ряде мест. Осуществление программ освоения Западной Сибири, зоны БАМа, других мест в азиатской части страны увеличило приток туда населения. И все же люди до сих пор зачастую предпочитают ехать с севера на юг и с востока на запад, хотя рациональное размещение производительных сил требует движения в обратных направлениях… В Средней Азии, в ряде районов Кавказа, наоборот, есть избыток рабочей силы, особенно на селе. А значит, нужно активнее вовлекать население этих мест в освоение новых территорий страны».
Разумеется, никаких разговоров о «культурной несовместимости» россиян и среднеазиатов тогда не было, разрабатывались различные проекты привлечения в Россию населения южных республик, иногда очень далекие от реальности (например, предложение перераспределить в пользу «трудонедостаточных» районов 40% ежегодного прироста населения Средней Азии – приблизительно 3,4 млн человек за 1985–2000 годы). На самом деле зарегистрированный приток мигрантов – представителей народов Средней Азии за это время был очень небольшим. Скажем, за последнее десятилетие ХХ века прирост числа узбеков, киргизов и таджиков в России составил менее 50 тыс. человек.
Миграционный бум середины 1990-х гг. был непродолжительным, к концу десятилетия он закончился, сейчас чистая миграция в Россию находится на довольно низком для европейской страны уровне (табл. 1).
Таблица 1. Чистая миграция в Россию и некоторые европейские страны в 2008 и 2010 гг., на 1000 жителей
*2009 г. Страны ранжированы по показателю 2008 года.
Источник: Eurostat.
ЕСТЬ ЛИ ВОЛНЫ МИГРАНТОВ?
Несмотря на относительно небольшие по меркам многих стран объемы чистой миграции в Россию, в российском дискурсе широко распространено представление о том, что волна миграции буквально захлестывает страну. Политики, журналисты, а нередко и исследователи подчеркивают, что Россия – второй по значению центр притяжения миграции в мире. «Россия стала крупнейшим центром миграции в Восточном полушарии и уступает по величине миграционных потоков только США» – типичная газетная формулировка, отражающая общие представления о масштабе обрушившихся миграционных потоков.
Вообще говоря, учитывая, что Россия – страна, обладающая самой большой в мире территорией и вторая после Соединенных Штатов среди государств, принимающих мигрантов, по численности населения (ни Китай, ни Индия, ни другие демографические гиганты не выступают в качестве стран иммиграции), второе место России по числу принимаемых иммигрантов представляется вполне естественным. Однако занимает ли она его в действительности?
По данным ООН и основанным на них оценкам Всемирного банка, в 2010 г. число мигрантов в России составляло свыше 12 млн человек, и это действительно ставит страну по этому показателю на второе место после Соединенных Штатов (правда, с большим отрывом, в США – 42,8 млн), на третьем месте Германия – 10,8 миллионов. Но речь идет об абсолютных величинах, познавательная ценность которых весьма ограничена. Скажем, в России в 2010 г. родилось почти 1,8 млн детей – больше, чем в любой европейской стране. Однако никому не придет в голову утверждать на этом основании, что у нас – самая высокая в Европе рождаемость. То же относится и к миграции. Если соотнести рассматриваемую экспертами Всемирного банка совокупность мигрантов с населением соответствующих стран, то окажется, что в России в 2010 г. они составляли 8,7%, а это отодвигает ее очень далеко от начала списка государств, ранжированных по «миграционной нагрузке», впрочем, достаточно далеко оказываются и Соединенные Штаты (рис. 1). Даже если не говорить об Израиле, население которого сформировалось лишь недавно и в основном за счет миграции, большое число европейских и неевропейских стран и даже ряд бывших союзных республик оттесняют Россию почти в конец перечня из 37 государств, представленных на рис. 1.
Рисунок 1. Накопленное число мигрантов в процентах к населению соответствующих стран
Источник: Migration and remittances factbook 2011. 2nd Edition. The World Bank.
Но и это еще не все. По существу, оценки для России вообще несопоставимы с оценками для большинства приведенных на рис. 1 стран. Они относятся к так называемому накопленному числу мигрантов (migrant stock), т.е. к общему числу людей, живущих не в той стране, в которой они родились. Поскольку, по данным переписи населения 2002 г., в России проживало 12 млн уроженцев других государств, они и рассматриваются экспертами ООН и Всемирного банка как международные мигранты. При этом, однако, специально оговаривается, что в случае бывшего Советского Союза речь идет о внутренних мигрантах, которые превратились в международных, никуда не выезжая, в результате появления новых границ.
Понимаемый таким образом массив мигрантов сложился в основном в советское время. По оценке ООН, в 1990 г. в России он составлял 11,5 млн человек, что соответствовало данным Всесоюзной переписи населения 1989 года. Согласно итогам переписи, этот массив более чем на 50% состоял из этнических русских, а вместе с украинцами и белорусами, в основном уже обрусевшими, достигал 89 процентов. В первую десятку входили также армяне, евреи, татары, чеченцы, казахи, осетины и ингуши, на всех остальных оставалось лишь 1,5 процента. По переписи населения 2002 г. число лиц, живущих в России, но родившихся за ее пределами, составляло 12 млн, что и дало основание для новых оценок ООН. По сравнению с 1990 г. рост был незначительным. И по-прежнему речь идет в основном о бывших гражданах СССР, которые появились на свет за пределами РСФСР, в одной из союзных республик. Сюда входят, например, дети целинников, родившиеся в Казахстане, дети военнослужащих, служивших в разных республиках, чеченцы, ингуши и представители других репрессированных народов, родившиеся в депортации в Казахстане и Средней Азии, и т.д. В то же время в «накопленное число мигрантов» не попадают люди, родившиеся в России, но выезжавшие из нее, жившие за ее пределами (те же военнослужащие, специалисты, ехавшие по назначению, и т.п.), а теперь вернувшиеся и действительно проходящие как мигранты.
Одним словом, 12 млн мигрантов, о которых говорится в обзорах ООН и Всемирного банка, и те мигранты, которые обеспечили миграционный прирост населения России в последние два десятилетия, – это разные множества, имеющие лишь частичное и, скорее всего, незначительное пересечение, причем реальный миграционный прирост за последние 20 лет, по крайней мере если речь идет о зарегистрированных мигрантах, существенно меньше общего накопленного числа мигрантов.
Помимо регистрируемых мигрантов в России имеется большое количество недокументированных («нелегальных») мигрантов, однако их число неизвестно, оценки колеблются в очень большом диапазоне, поднимаясь иногда до 15 млн человек и даже выше. В недавно принятой «Концепции государственной миграционной политики Российской Федерации на период до 2025 года» говорится, что ежегодно в стране «осуществляют трудовую деятельность без официального разрешения» от 3 до 5 млн иностранных граждан. Эта оценка примерно совпадает с теми, которые дают исследователи, но все же ее нельзя считать абсолютно достоверной, реальное число недокументированных мигрантов может быть и выше, и ниже.
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ
Частые ссылки чиновников, журналистов, а иногда и экспертов на непонятные им цифры свидетельствуют о распространенности в России миграционной мифологии, которая оказывает влияние на общественное мнение, на миграционную политику и даже на политику в более широком смысле слова.
К области бесспорных и достаточно серьезных фактов относится лишь то, что в силу глубоких демографических изменений (не только на российском, но и на глобальном уровне) приток мигрантов из-за рубежа приобрел для России, как и для большинства развитых стран, совершенно новую роль источника пополнения населения, и эта роль сохранится надолго. Миграционный ресурс может использоваться для частичной или полной компенсации естественной убыли населения (возможно, и с избытком, если ставится задача роста населения), либо как дополнение к его положительному естественному приросту.
Как уже отмечалось, с 1992 г. в России наблюдается естественная убыль населения, во второй половине 1990-х – первой половине 2000-х гг. она достигала 700–900 тыс. человек в год. С 2006 г. она быстро снижается, в 2011 г. составила 129 тыс. человек, и создается впечатление, что она вот-вот сойдет на нет, уступив место естественному приросту, так что численность населения может быть стабилизирована без использования миграционного ресурса. Скорее всего, это впечатление ошибочно. Сокращение естественной убыли населения после 2005 г. – прежде всего результат благоприятных изменений возрастной структуры, которые отражают сложившиеся в прошлом деформации российской половозрастной пирамиды. Но эти же деформации приведут к тому, что следующая волна структурных изменений будет неблагоприятной, приведет к снижению абсолютного числа рождений и росту числа смертей, и естественная убыль вновь будет расти. В этих условиях снова начнет повышаться ценность миграционного ресурса, необходимого как минимум для того, чтобы предотвратить дальнейшее сокращение населения.
К этим демографическим соображениям присоединяются экономические мотивы, тесно связанные с положением на рынке труда. Вообще говоря, демографический и экономический запросы на миграционные ресурсы не всегда совпадают. Об этом наглядно свидетельствует динамика так называемого «демографического дивиденда» в России на протяжении двух последних десятилетий.
Начиная с 1992 г., в России отмечалась естественная убыль населения, ясно указывающая на остроту демографических проблем. Но с экономической и социальной точки зрения изменения соотношений различных возрастных групп были благоприятными, в этом смысле страна получала «демографический дивиденд». В частности, сокращение численности населения долгое время сопровождалось ростом числа (а значит, и доли) лиц трудоспособного возраста: в 1993 г. оно не достигало 84 млн, в 2006 г. превысило 90 миллионов. Одновременно резко сократилось число детей до 16 лет – с 35,8 млн в 1992 г. до 22,7 млн в 2006 году. Число же лиц пенсионного возраста почти не менялось, оставаясь на уровне 29–30 млн, и в 2006 г. было даже несколько меньшим, чем в 2002 году. В результате непрерывно снижалась демографическая нагрузка на трудоспособное население. В 1993 г. она составляла 771 человека в «иждивенческих» – до и после трудоспособного – возрастах на 1000 лиц в трудоспособном возрасте, тогда как в 2006 г. – всего 580 на 1000, столь низкой она не была никогда прежде. Разумеется, это не могло не сказаться благоприятно на потребности в социальных расходах государства: в той мере, в какой она зависит от демографических соотношений, она была минимальной. Заметим, что и в этих условиях ситуация на рынке труда не была идеальной, спрос превышал предложение и в значительной мере покрывался за счет легальной и нелегальной миграции.
Начиная со второй половины минувшего десятилетия ситуация стала меняться в худшую сторону. В 2007 г. численность населения в трудоспособном возрасте впервые за длительный период сократилась. Это сокращение быстро нарастает. По разным вариантам прогноза Росстата, численность населения трудоспособного возраста за ближайшее десятилетие (2012–2022 гг.) уменьшится на 8–11 млн человек, что не может не привести к недостатку предложения на рынке труда и не оказать негативного влияния на экономический рост.
Сильное «сжатие» предложения на рынке труда в ближайшие 10–15 лет неизбежно, и оно будет сопровождаться ростом экономической нагрузки на каждого трудоспособного. Сейчас на каждую тысячу лиц в трудоспособном возрасте приходится порядка 570 детей и пожилых. По низкому варианту прогноза это число увеличится на 159 человек, по среднему – на 213, по высокому – на 242 человека. Это обернется огромным ростом социальных расходов и обострит экономическую ситуацию. Таким образом, демографические процессы будут формировать растущий спрос на труд мигрантов, и в конечном счете именно рынок труда, «экономика» в широком смысле слова станет главным «промиграционным агентом», и противостоять его требованиям не смогут никакие политики. Демографические и экономические соображения будут требовать все большего притока мигрантов, и эта увеличивающаяся потребность, соединяясь с миграционным давлением извне, со стороны бедных и перенаселенных стран, обусловит постоянный приток в Россию выходцев из соседних, а, возможно, и из более отдаленных стран.
«ПЛОХИЕ» И «ХОРОШИЕ» МИГРАНТЫ
Масштабный приток мигрантов из-за рубежа – серьезный вызов, но это и шанс, который нельзя упустить. К сожалению, пока мы находимся только на дальних подступах к пониманию миграционной проблемы во всей ее полноте, не говоря уже о ее решении. Общественное мнение в России (как, впрочем, во многих других странах) склонно видеть лишь негативные стороны миграции, связанные с нею риски, и явно недооценивает ее позитивный потенциал, а главное, ее объективную неотвратимость, вытекающую не только из российской, но и из глобальной демографической ситуации. Медийное пространство заполнено материалами, питающими миграционную мифологию, оторванную от реальности. Эта мифология распадается на два мифа, которые можно назвать «мифом о плохих мигрантах» и «мифом о хороших мигрантах».
Первый из них включает чрезмерное завышение числа находящихся в России мигрантов, о чем уже говорилось выше, а также обвинения их в коллективных пороках – преступности, распространении наркотиков, заражении россиян инфекционными болезнями и т.п., – имеющие весьма сомнительную доказательную базу. Характерный пример – постоянное подчеркивание связи миграции с ростом преступности, хотя по регулярно публикуемым официальным данным МВД на долю международных мигрантов приходится 1,5–2% совершаемых в стране правонарушений, причем, как сообщают чиновники Федеральной миграционной службы, значительная часть их – использование поддельных документов. Еще одно обвинение, хорошо известное по антимиграционному дискурсу и в других странах, – конкуренция с россиянами за рабочие места. Но и отечественный, и зарубежный опыт свидетельствует о том, что местное население и иммигранты обычно занимают на рынке труда разные, почти не пересекающиеся ниши, и большинство иммигрантов выполняют работу, от которой местное население отказывается.
Второй миф противопоставляет «плохим иммигрантам», приток которых надо любыми средствами ограничивать, «хороших иммигрантов», которых надо всячески привлекать. Без конца повторяется тезис о том, что нам нужны квалифицированные иммигранты. При этом понятие «квалифицированный» практически никогда не определяется, и непонятно, идет ли речь о квалифицированных рабочих, квалифицированных земледельцах или только о топ-менеджерах и исследователях высшей категории, нобелевских лауреатах, как будто у нас уже совсем нет спроса на рабочих-станочников, а то и на вовсе неквалифицированный или низкоквалифицированный труд. Совершенно не учитывается, что в достаточно крупных потоках иммиграции, о которых может идти речь в России, всегда очень высока доля низкоквалифицированной рабочей силы, вчерашних крестьян, не подготовленных или плохо подготовленных к городским видам деятельности, и т.п. На их дешевый труд всегда есть спрос, за счет именно такой миграции сформировалось городское население России и других стран, уже живя в городах, оно стало образованным и квалифицированным. Нынешняя глобальная миграция в известном смысле воспроизводит ситуацию XIX–XX веков, хотя и на ином уровне: мировая деревня едет в мировой город. Можно ли жить вне этой глобальной ситуации?
Еще один вид «хороших мигрантов» – соотечественники. В 2006 г. была принята Государственная программа по оказанию содействия добровольному переселению в Россию соотечественников, проживающих за рубежом. Мифология заключается в том, что соотечественник всегда хорош и нужен. Однако само понятие «соотечественник» трактуется очень широко и потому затрудняет отделение «хороших» мигрантов от «плохих». Согласно действующему закону «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом» к числу соотечественников за рубежом относятся, в частности, «лица, состоявшие в гражданстве СССР, проживающие в государствах, входивших в состав СССР, получившие гражданство этих государств или ставшие лицами без гражданства». Но при таком толковании среди «соотечественников» немало тех, в ком общественное мнение видит «плохих» мигрантов – низкоквалифицированных, злонамеренных, больных, несущих «чуждую культуру» и пр. По-видимому, нужны (возможно, они и есть) дополнительные фильтры, отсекающие «хороших» соотечественников от «плохих». Может быть, именно поэтому большого успеха программа не имела. За 2007–2009 гг. предполагалось принять 200 тыс. человек, реально принято немногим более 16 тыс., к началу 2012 г. общее число прибывших в Россию соотечественников составило свыше 62,5 тыс. человек – не так много, если учесть, что общий миграционный прирост за эти годы составил не менее миллиона человек.
Иногда в просторечии понятие «соотечественник» без оглядки на закон №99-ФЗ отождествляют с понятием «этнический русский» или, во всяком случае, «носитель русской культуры». В принципе не было бы ничего плохого, если бы Россия действительно создавала преференции для возвращения оказавшихся за рубежом носителей русской культуры, как, впрочем, и носителей культур других народов России. Скорее всего, так и нужно делать. Однако этот вопрос следует рассматривать отдельно от миграционных проблем, имеющих демографические и экономические корни, – по чисто количественным соображениям.
В 1990-е гг. действительно наблюдалась массовая возвратная миграция выходцев из России или их потомков, но тогда, к сожалению, государственной программы по оказанию им содействия в переселении не существовало. Теперь же мобильные ресурсы такой возвратной миграции в значительной степени исчерпаны. За пределами России живет еще немало русских, однако они далеко не всегда подпадают под категорию «соотечественников, живущих за рубежом». Скажем, больше всего зарубежных русских живет на Украине, но это не мигранты, приехавшие туда из России, они там жили всегда, и странно было бы ожидать, что они могут сформировать крупный поток миграции. Если же говорить о живущих за рубежом действительных «выходцах из России», эмигрантах или их потомках, даже и желающих вернуться в Россию, то довольно значительная часть из них просто не может этого сделать в силу возраста, состояния здоровья, семейных связей и т.п. Так что реальный миграционный потенциал «соотечественников за рубежом» невелик, во всяком случае, он несопоставим с миграционными потребностями России.
* * *
История человеческой мысли свидетельствует о том, что мифология – неизбежный, но преходящий этап на пути к пониманию истинной сути вещей. Можно надеяться, что не останутся на этапе мифологии и взгляды россиян на сложные проблемы современных миграций.
Вопросы, связанные с миграцией, будут неизбежным и приобретающим все большую важность пунктом повестки дня XXI века в России. К этому нужно быть готовыми. Отказ от антимигрантской мифологии должен вести не к недооценке рисков, действительно сопутствующих миграции, а к выработке трезвой и конструктивной политики, позволяющей минимизировать риски иммиграции и максимально использовать ее выгоды.
