Встряска, которую Дональд Трамп устроил американской политической системе самим фактом своего избрания, закончилась эффектным и во многом символичным штурмом Капитолия в последние дни его президентства. Теперь главный вопрос – как развести сложившийся между Трампом и частью американских элит симбиоз так, чтобы система не рухнула окончательно.
Слоны идут на водопой
События последних месяцев и в особенности дней заставляют с тревогой взглянуть на развитие политической ситуации в США. Впервые за несколько десятилетий – вероятно, с 1960-х гг. – протестная улица стала центром, если не сказать эпицентром, американской политики. Этот всплеск уличной активности – следствие огромного вакуума легитимности.
Политический кризис, начавшийся с официального отказа Дональда Трампа признать поражение на выборах и достигший пика 6 января, когда сторонники уходящего президента взяли штурмом здание Капитолия, неразрывно связан с будущим республиканцев. Сам кризис ещё не закончился – факт беспорядков и готовность протрамповского электората устроить конституционный переворот говорит о колоссальных структурных проблемах, потере эгалитарного характера политической системы и, как следствие, – её делегитимации в глазах значительной части граждан.
Фундаментальные причины, которые привели к волне популизма и приходу Трампа к власти в 2016 г. – оторванность истеблишмента от электората, идеологическая зашоренность и фактическая несменяемость власти – не устранены за четыре года. В какой-то мере они приняли даже более гротескные формы. Продление полномочий восьмидесятилетней Нэнси Пелоси на должности спикера Палаты представителей отражает традиционную политическую логику американских выборов – плата за поддержку и героическое противостояние Трампу в последние два года. Но на фоне общенационального недовольства закрытостью Вашингтона такой шаг выглядит как подливание масла в огонь. Истеблишмент и центристская часть Демократической партии упивается триумфом и, «свалив» Трампа, кажется, считает цель достигнутой.
Между тем «разгневанные американцы», выбравшие четыре года назад Трампа не из личных симпатий или доверия к нему, а как антитезу вашингтонскому мейнстриму, фактически остались без представительства. На протяжении всего последнего президентского цикла Трамп оставался почти единственным их представителем на национальном уровне. «Трампификации» и радикального поправения Республиканской партии за время правления Трампа так и не произошло. Обычно революция выводит наверх уличных лидеров, предоставляя активистам возможность сделать быструю политическую карьеру и формируя некий организационный костяк новой политической силы. Так было, например, в результате возвышения Эндрю Джексона в 1820-е гг. – результатом его победы стал феномен так называемых «джексонианских демократов», которые превратились в долгосрочных проводников его повестки и представителей интересов южных штатов, откуда Джексон и был родом.
Но условная «революция Трампа» не привела к такому эффекту или – во всяком случае – он оказался ограниченным.
Довольно быстро он, по сути, отказался от попыток создать собственную политическую структуру внутри партии или вне её и отодвинул тех союзников, которые могли или призывали это сделать, как, например, главный стратег его предвыборной кампании Стив Бэннон, лишившийся поста в администрации Трампа уже в августе 2017 года. Вместо этого Трамп предпочёл выстраивать прагматичные отношения с лидерами Конгресса и республиканскими губернаторами, не сотрясая устои Великой старой партии. Те платили ему лояльностью и поддержкой по ключевым вопросам его повестки, подчиняясь партийной дисциплине и памятуя об армии трампистов – своих избирателях. Публично вступив в схватку со старыми политическими структурами, Трамп водрузился во главе одной из них.
Хотя вся партийная машина и истеблишмент оказались в зависимости от президентского твиттера и весьма лояльно (за исключением некоторых ренегатов) поддерживали президента на протяжении всех четырёх лет, структурно значимого пула собственных кадров у Трампа так и не сформировалось. Вследствие этого Республиканская партия во многом сохранила свой облик и ключевые лица, однако серьёзно растеряла потенциал самостоятельно, без Трампа, консолидировать по крайней мере часть радикализировавшегося электората. Но и Трамп попал в зависимость от управляемой им политической машины – по всем характеристикам она не предназначена для езды по крутым ухабам и заставляет водителя двигаться по извилистым, но асфальтированным дорогам.
Республиканская партия осталась весьма бездушной политической машиной, генерирующей избирательные фонды и заполняющей многочисленные выборные должности на разных ступенях американской властной иерархии. Трамп продолжал быть самостоятельным, в значительной степени внепартийным политическим проектом, имеющим разветвлённую, но почти неуправляемую сеть сторонников, группирующихся на самых разных платформах – от правых конспирологических сайтов и их аудитории до полубоевых организаций районных активистов. И то, что президент и партия действовали сообща, и то, что у них во многом один и тот же электорат, не отменяет того, что единым целым они так и не стали.
Симбиоз Трампа и республиканцев оказался эффективен и весьма крепок, особенно в последние два года его правления, когда промежуточные выборы в Конгресс подтвердили значимость Трампа для мобилизации электората, а грядущие большие выборы 2020 г. способствовали сплочению перед общим врагом – демократами. Но результаты выборов показали уязвимую точку этой конструкции: она работоспособна, когда Трамп сохраняет пост президента и номинального лидера партии. Она рассыпается, если Трамп теряет свою должность.
В этом случае у Трампа оказывается два варианта. Стать очередным экс-президентом, заняв место в одном ряду с Джимми Картером и Джорджем Бушем-старшим, также сохранившими власть только на один срок. Или, потеряв контроль над политическом машиной, попытаться остаться во главе улицы, тех многочисленных своих сторонников, готовых штурмовать Капитолий, откликаясь на революционный призыв. Поиск третьего пути – сохранить активную, но не маргинальную роль в политической жизни – предопределил поведение Трампа после выборов. Во всяком случае это базовое предположение позволяет понять логику действий его и его команды с учётом всех нестыковок и алогизмов.
Вперёд за лидером
Отставные президенты как правило не играют в политической жизни США значимой роли – это политическая традиция. Президентство является апогеем политических амбиций для карьерного политика и одновременно – завершением его карьеры. Последние случаи активного продолжения политической жизни после отставки относятся к началу XX века – Теодор Рузвельт, после четырёхлетнего перерыва попытавшийся избраться на третий срок. Его преемник и одновременно – оппонент Уильям Тафт, ставший после ухода из Белого дома председателем Верховного суда.
Однако случай Трампа особенный, он (опять же – впервые за много лет) – не карьерный политик. Последним таким политиком-непрофессионалом на президентском посту был Дуайт Эйзенхауэр, но и он, будучи представителем высшего военного истеблишмента, был гораздо глубже вмонтирован в политическое тело страны. Трамп в этом смысле уникум – на эту его уникальность многие указывали как на слабость в период формирования администрации. Но она оказалась серьёзной проблемой и сейчас. Само по себе отсутствие у Трампа как у непрофессионального политика устойчивой системы клиентелы и патроната стало одной из причин описанных выше специфических симбиотических отношений между президентом и партией. Но есть и более личное обстоятельство – если для профессионалов президентство является завершением карьеры, для Трампа оно стало её началом. К концу четвёртого года он только вошёл во вкус – что, по-видимому, не учитывали многочисленные эксперты и комментаторы.
Эти два обстоятельства – структурное (что делать с симбиозом, как его корректно развести или сохранить) и личное (нежелание заканчивать триумфально начатую карьеру поражением) – обусловили реакцию Трампа на итоги президентских выборов. Вне всяких сомнений, к поражению готовились: опросы, неблагоприятные обстоятельства (падение экономики, беспорядки) и активность демократов позволяли спрогнозировать высокую возможность неблагоприятного результата. Выработанная стратегия неприятия итогов выборов, начавшаяся с отказа официально поздравить оппонента с победой – чудовищное нарушение традиций – позволяла достигнуть двух целей.
Тактической целью устроенного Трампом и его сторонниками остракизма прошедших выборов было «пощипать» демократов и максимально ослабить администрацию Байдена в преддверии нового политического сезона. В ещё более частном аспекте эта кампания должна была усилить и позиции республиканцев в Джорджии, что обеспечило бы республиканский контроль над сенатом. В рамках таких целей Трамп и его партия, безусловно, сотрудничали, цели были для них общими. Это обеспечило Трампу достаточно чёткую (хотя временами осторожную и с оговорками) поддержку авторитетными лидерами Великой старой партии требований по пересчёту голосов. При этом сам Трамп успокаивал и избирателей, и в ещё большей степени своих сопартийцев, обещая, что, если коллегия выборщиков подтвердит избрание Байдена, конституционный транзит власти будет обеспечен, даже несмотря на несогласие с результатами. Это должно было позволить даже самым умеренным республиканцам трактовать стратегию несогласия с выборами как тактическую уловку, подобно кампании по делегитимации Обамы в связи версией о его рождении за пределами США.
Будь Трамп командным игроком, обычным карьерным политиком, его крестовый поход мог быть ограничен этим набором тактических целей – усилив напоследок позиции родной партии, он мог уйти на покой героем, став моральным лидером. Однако, будучи в значительной части самостоятельным политическим проектом, он, по-видимому, имел и собственную стратегическую цель. Наращивание давления – нет, даже не на демократов, а на всю американскую политическую систему, через подрыв самых основ легитимности её вековых традиций и процедур – преследовало целью дать Трампу потенциал сохранения в политике, даже в статусе экс-президента. Здесь следует оговориться и иметь в виду допущение о том, что поведение Трампа могло иметь и иррациональные, с точки зрения политического процесса, причины – упрямство, гордость и желание «уйти красиво». Но сумма действий позволяет всё же трактовать их как рациональную политическую стратегию. Во всяком случае они открывали окно возможностей и слишком соблазнительно было им воспользоваться.
«Власть твиттера», на который ориентированы миллионы экзальтированных избирателей, позволила бы оказывать значительное влияние на ключевые кадровые решения, в том числе – на выбор нового кандидата в президенты через четыре года, будь то сам Трамп, один из членов его семьи или просто понравившийся перспективный политик.
Такой сценарий сохранения Трампа в политике (как минимум в качестве направляющего бренда, как максимум – в виде полноправного лидера) требовал перевода Республиканской партии на осадное положение – лучшего способа объединения избирателей и соратников, чем объединение перед лицом врага, ещё не придумали. Если нет, то мобилизация, радикализация и экзальтация избирателей могла дать Трампу и возможность для создания собственного политического проекта, вплоть до «третьей партии», подобно «партии Лося» Тедди Рузвельта, выступившей третьей силой на выборах 1912 года. Наконец, Трамп мог просто красиво уйти – непобеждённым, легитимным президентом, современным Ганнибалом для миллионов своих избирателей, для которых неприятие результатов выборов и вообще всё происходящее в американской политической действительности за несколько месяцев стало не убеждением, а верой. И в этой ипостаси Трамп сохранял бы себя активным политиком, обладающим моральным авторитетом в крайне правой части американского электората, способным безо всякой политической структуры или проекта влиять на настроения миллионов.
Эта стратегическая цель оказалась для Республиканской партии, по-видимому, неприемлемой. Профессиональные политики слишком хорошо понимали риски, связанные с экзальтацией собственного электората, причём не только для них самих, но для легитимности и устойчивости всей системы вообще. Для основного мейнстрима Республиканской партии психологической точкой стало утверждение итогов выборов коллегией выборщиков 15 декабря, продолжение борьбы в Конгрессе, о которой заявляли многие сенаторы и конгрессмены, было номинальным. Выход из рамок процедурной возни в русло реальной политической борьбы становилось опасным уже для самого конституционного строя и, конечно же, неприемлемым.
По большому счёту деструкция политической системы не входила и в планы Трампа – не соглашаясь с результатами выборов, он не собирался выходить за пределы конституционного процесса. Но желание перейти от тактической цели («пощипать» демократов и сохранить лицо) к стратегической (создать платформу для своего политического будущего), а главное способ её достижения – обращение к улице – стали точкой расхождения с республиканским мейнстримом.
«Путч»: итоги
Подробным разбором событий 5–6 января 2021 г. и вообще осени-зимы 2020–2021 гг., по-видимому, предстоит достаточно подробно заниматься вначале экспертам, а затем историкам. Однако рационализируя произошедшее, картинный штурм Капитолия можно считать некой финальной точкой расхождения между Трампом и республиканским мейнстримом. Демонстративный отказ вице-президента Пенса мешать сертификации принятых коллегией выборщиков решений не мог не быть следствием внутрипартийной дискуссии и, по сути, выражением позиции всего республиканского истеблишмента – хватит, игра окончена. Недаром, выступая на митинге 6 января, Трамп говорил о необходимости помочь «слабым республиканцам», имея в виду не только своего вице-президента, но лидеров и функционеров конгресса в целом. Давление не столько на демократов, но на собственную партию, демонстрация силы и единения с народом были целями заранее спланированной акции. Но, видимо, Трамп и его команда не учли ряд обстоятельств.
События 2020 г. закалили, вооружили и разгневали американскую толпу. Летние беспорядки привели к всплеску спроса на оружие – достаточно посмотреть на взрывной рост акций его производителей – и заставили многих американцев, особенно титульных представителей правого крыла, организоваться для защиты своей собственности. А защита собственности и защита Родины для многих американцев почти одно и то же. Негативные последствия BLM – разгул преступности, наступление на «белых», развал полиции во многих городах лишь усилил это чувство: если источником бед являются самые верхи государства, значит, народ имеет «право на восстание». Эти настроения Трамп последовательно раздувал в течение последних недель – в качестве своего последнего политического ресурса.
Однако как следствие он получил разъярённую, экзальтированную и хорошо вооружённую толпу (во всяком случае в лице некоторых её представителей) – в этих условиях случившиеся в Капитолии жертвы можно считать небольшими. Управлять такой толпой практически невозможно. Трудно сказать, на что рассчитывал Трамп призывая к походу на Капитолий, но, скорее всего, явно не на жертвы и не на кажущуюся теперь довольно весёлой беготню по коридорам парламента своих бородатых сторонников. Об этом говорит его затянутая реакция на эти события, а затем быстрый откат, фактически капитуляция в виде публичного обещания не препятствовать передаче власти.
Подобно советскому ГКЧП, введшим в Москву танки не ради конкретной цели, а главным образом для демонстрации силы, Трамп также привёл толпу к Капитолию не имея, судя по всему, конкретного плана, но стремясь показать свой силовой ресурс. А далее свою роль сыграла стихия – враг всех политиков во все времена.
Прогнозировать политическую судьбу Трампа сейчас трудно. Едва ли она предрешена и его карьера заканчивается поражением, как это пытаются представить его оппоненты. Для миллионов американцев он остаётся героем, и если кого-то нелепый и безрезультатный штурм Капитолия от него отвадил, кого-то он наоборот укрепил в своих симпатиях к столь неординарному и готовому на смелые выходки лидеру.
События начала января подорвали возможности Трампа сохранить определяющее влияние в республиканском лагере. Однако о его разрыве и тотальном остракизме со стороны «слонов» говорить пока рано – слишком тесен был их симбиоз, формула его корректного разрыва пока не найдена. Условный «отзыв партбилета», взаимные проклятия и разрыв чреват схизмой в правом спектре американского политического поля. Особенно в условиях, когда область политики в США всё более приобретает религиозные черты, где всё упирается в веру, а важность фактов и юридических институтов снижается. И когда часть республиканцев начала говорить о необходимости дистанцирования от Трампа после событий 6 января, значительная часть конгрессменов продолжает формально его поддерживать.
Вероятно, лучшим сценарием и для Трампа, и для республиканцев, и для всей политической системы в целом был бы его тихий уход – несломленным, борющимся до конца и сохранившим лицо, но политически неактивным. Предпосылки для этого имеются – у Трампа есть бизнес, к управлению которым ему нужно вернуться, а угрожающие ему судебным преследованием демократы не могут не думать о потенциальных политических рисках. При этом мирный уход Трампа обеспечил бы и спокойствие в Республиканской партии.
Но для этого необходима мудрость, выдержка и сдерживание амбицией с обеих сторон, что в нынешних политических условиях кажется невероятным. Для демократов продолжение давления на Трампа, вплоть до уголовного преследования, является слишком соблазнительным – и с точки зрения прагматической (ударяя по Трампу ослабить республиканцев в целом), и с точки зрения эмоциональной (отплатить популисту за все последние четыре года). Для республиканцев продолжение линии Трампа по дискредитации Байдена, пусть и в более мягкой форме, также является инструментом ослабления противника и мобилизации собственных электоральных ресурсов.
Очевиден, однако, уже нанесённый ущерб и американской политической системе, и государственности как таковой. Республиканская партия с её потенциальным внутренним конфликтом может стать слабым местом и без того разваливающейся партийной системы. Вынужденный симбиоз с Трампом позволил ей добиться тактических успехов, но теперь стал проблемой. Дистанцирование от бывшего президента может привести к электоральным потерям среди радикализированного правого крыла, а попытка возместить эти потери чревата опасным и неприемлемым для некоторых поправением (неважно – в сотрудничестве с Трампом или в противостоянии ему). Открытая «схизма» с бывшим президентом и вовсе может привести к партийному расколу. Республиканцам остаётся надеяться, что Трамп как фактор и актор как-то исчезнет сам собой. Но это маловероятно.
Негативные последствия наблюдаются и на более фундаментальном уровне. Лето 2020 г. характеризовалось низвержением духовно-символического фундамента Америки: исторические памятники и герои падали со своих пьедесталов под ударами условных левых. Теперь в ответ правый фланг нанёс удар по фундаменту политическому. Непосредственным последствием дискредитации выборной системы стал отказ огромной части населения признавать действующую власть (а в какой-то мере – и обеспечивший её приход конституционный строй) как легитимную. Истощение легитимности является самым опасным последствием уходящего политического цикла и будет оказывать дальнейшее долгосрочное воздействие на эволюцию американской политической системы. Иными словами – её будет по-прежнему трясти, с Трампом или без него.
Для мира эти события можно трактовать скорее позитивно. Безусловно, продолжение политической сумятицы в США будет способствовать международной дестабилизации. Но к нестабильной, полной «чёрных лебедей» внешней среде, кажется, уже все привыкли и относятся спокойно, закладывая фактор таких рисков в своё внешнеполитическое планирование (или скорее реагирование). Зато окончательное развенчание мифа о совершенстве американской системы будет способствовать дальнейшей трансформации США из «храма на холме» в нормальную великую державу. Впрочем, персоналии администрации Байдена и его первые заявления заставляют только надеяться на это. Но и противостоять потоку истории невозможно, как бы ни хотелось объявить о её «конце».
