Американский блеф и высокомерие по отношению к Москве разжигают российский национализм, убеждают Путина в нашей слабости и способствуют опасной перегруппировке сил.
Президент Барак Обама любит говорить о том, что Америка и весь мир ушли далеко вперед от неприятностей 19-го века, да и от неприятностей из общей истории человечества тоже. Но он совершенно неправ. И в результате президент может повторить самые опасные ошибки истории.
Мало кому придет в голову сравнивать Обаму с последним российским царем Николаем II. Однако император Николай II, как и президент Обама, считал себя человеком мира. Этот самоотверженный борец за контроль вооружений часто призывал к созданию правового международного порядка и утверждал, что России нужен мир, чтобы сосредоточиться на первоочередных внутренних задачах. Конечно, основополагающие принципы государственного управления Обамы и его мировоззрение очень сильно отличаются от воззрений давно уже умершего самодержца. Однако между ними существует одно тревожное сходство в иностранных делах. Это мысль о том, что если ты не стремишься к войне, то можешь проводить дерзкую политику, не рискуя при этом создать конфликт или даже породить войну.
Вспомним Украину. В марте Обама заявил: «Мы не собираемся втягиваться в военные вылазки на Украине». Николай II накануне русско-японской войны 1904-1905 годов также неоднократно заявлял о том, что никакого конфликта между двумя странами не будет. Как может возникнуть война, если он этого не хочет, говорил царь своим советникам. А еще он считал Японию слишком маленькой и слишком слабой, чтобы бросить вызов Российской империи.
Хотя Николай II искренне не хотел войны, он полагал, что Россия может безнаказанно делать на Дальнем Востоке почти все, что ей заблагорассудится. Сначала Япония неохотно уступала российской экспансии, но вскоре Токио начал предупреждать о серьезных последствиях. Не прислушавшись к мнению своих мудрых советников — министра финансов Сергея Витте и министра иностранных дел Владимира Ламсдорфа — царь решил не менять избранного курса. Он посчитал уступки Японии свидетельством того, что «макаки», как он презрительно называл японцев, не осмелятся выступить против великой европейской державы. А когда они все-таки выступили, Россия испытала глубокое унижение, и по ее международным позициям был нанесен сокрушительный удар.
Со стороны кажется, что администрация Обамы идет тем же путем в своих отношениях с Россией. Похоже, ее высокопоставленные чиновники полагают, что Соединенные Штаты могут как угодно реагировать на поведение Москвы на Украине, не прибегая к применению силы, и при этом никаких рисков для Америки не будет. В то же время администрация делает все возможное, чтобы придать этому конфликту личностный характер. Для этого она вводит санкции против соратников российского президента Владимира Путина и во всех ракурсах рисует его прегрешения и недостатки, в том числе, в бюллетенях Госдепартамента. Но несмотря на такие действия, либеральные ястребы и неоконсерваторы осуждают Обаму, называя его слабаком, не решающимся идти на более смелые шаги.
Слабость действительно присутствует, однако враждебные позиции критиков Обамы вряд ли удержат Москву. Более того, они могут привести к прямо противоположному результату. Пока Соединенные Штаты допускают фундаментальные просчеты в своих отношениях с Россией, скатываясь до блефа и напыщенных заявлений, они создают худший из всех миров. Америка разжигает воинственный национализм в России, убеждает Путина в собственной слабости и нерешительности, а также демонстрирует разногласия в западном лагере. Эти трудности будут только усугубляться, если администрация Обамы полностью спасует перед теми обитателями Вашингтона, которые бесконечно устраивают ей нагоняи и горят желанием начать вторую холодную войну, невзирая на то, что Америка к ней не готова.
Особенно обманчиво ощущение того, что отход Кремля от края пропасти в конце мая является следствием успешной американской политики. Легче всего предотвратить то вторжение, которое никогда и не планировалось. А многие факты говорят о том, что Путин прекрасно понимал огромные издержки от масштабной интервенции на Украине, добиваясь не контроля и не обладания Украиной, а рычагов влияния на нее. Но если творцы американской политики решат, что Вашингтон и Брюссель могут вернуться к своим действиям по подталкиванию новоизбранного украинского президента Петра Порошенко к вступлению в НАТО, пренебрегая опасениями и возражениями Москвы, а также по подавлению оппозиции на востоке и юге страны, то Путин может окрепнуть в своей решимости, как это случилось в Крыму.
Более того, попытки изоляции Москвы и реализации карательных действий против нее могут подтолкнуть Россию к сближению с Китаем. Предоставление карт-бланша Украине или странам Балтии может лишь усилить поведение такого рода, за которое они очень дорого заплатят, если Россия пренебрежет натовскими красными линиями. Наиболее уместный ответ на действия России — это убеждение ее в необходимости проявлять сдержанность и идти по мере возможности на сотрудничество. В основе такого подхода должна лежать аналитическая оценка того, как Россия определяет свои интересы и цели, а не то, как их определяют американские политические руководители, становясь на позиции Москвы. Кроме того, потребуется сочетание убедительной демонстрации силы, которая неприятна Обаме, и убедительной дипломатии, которая неприятна его критикам.
В украинском кризисе Обаме следовало сохранять многовариантность действий, не отказываясь публично от военного ответа и даже от значимой военной помощи. Такую возможность надо было спокойно, но твердо продемонстрировать Путину, в том числе, за счет существенной перегруппировки войск, как это сделали Ричард Никсон и Генри Киссинджер во время Октябрьской войны в 1973 году. Обязанность Америки защищать своих союзников предполагает, что она не должна подвергать их ненужным опасностям действиями, могущими подтолкнуть российских лидеров к демонстрации своей твердости, не сдерживая их при этом ни в каком реальном смысле. Такая позиция может вынудить Соединенные Штаты и НАТО сделать выбор между войной и унижением. Договоренность, способная дать прочный результат, потребует такта и дипломатии, дальновидности и силы — а этих качеств администрации Обамы явно не хватает.
Позывы Обамы к приданию спору личностного характера говорят о том, что он лично был оскорблен поступками Путина. Нет никаких сомнений, что у российского президента — уникальная биография и манера поведения в стиле мачо, в силу чего его легко изображать, как дьявола во плоти. В этом весьма преуспели западные средства массовой информации, которые высоко ценят примитивные сюжетные линии, ставя их выше сложного повествования и вдумчивого анализа. Более того, политика Путина внутри страны становится все более авторитарной и нетерпимой к инакомыслию. Хотя на публике Путин подчеркивает значение власти закона и говорит о борьбе с коррупцией, близкие к нему люди действуют практически безнаказанно. А это подстрекает чиновников низового звена к игнорированию требований Кремля прекратить безнравственное поведение. Горькая ирония состоит в том, что преуспев в целом в укрощении политических амбиций олигархов, Путин на практике еще больше усилил бюрократию в ущерб гражданскому обществу. Олигархические медиа-империи 1990-х годов были далеко не объективны, но они хоть как-то сдерживали чиновников на всех уровнях. А теперь в Государственной Думе господствует правящая партия «Единая Россия», и все фракции по ключевым вопросам неизменно подчиняются указаниям президента.
На международной арене российское государство часто заставляет соседей играть по московским правилам и без колебаний пользуется экспортом энергоресурсов в качестве средства политического давления. На Украине Путин отрекся от своих дезориентирующих первоначальных утверждений о том, что российские военные никакой важной роли в Крыму не играли. Требования Кремля к временному правительству Киева отказаться от применения силы против вооруженных повстанцев, потому что ни одна страна мира не должна использовать армию против собственного народа, прозвучали очень неискренне после того, как Россия поддержала жестокий режима Башара Асада в Сирии — не говоря уже о собственных войнах Москвы в Чечне. Конечно, администрация Обамы твердой последовательностью тоже особо не отличается. Сначала она требовала от Виктора Януковича отказаться от применения силы против протестующих. Но когда силу применило новое правительство в Киеве, она такие действия поддержала.
Но что бы мы ни думали о службе Путина в КГБ и о стиле его руководства, танго надо танцевать вдвоем. А поэтому мы не в силах забыть происхождение самого Обамы как борца за гражданские права и общественного деятеля. Страсть этого человека побуждает его следовать принципу «цель оправдывает средства», в силу чего Обама имеет обыкновение искажать и эксплуатировать в собственных интересах существующие правила — как внутри страны, так и на международной арене. Это подтверждается фактом недавней договоренности об освобождении находившегося в плену у талибов Боуи Бергдала (Bowe Bergdahl). В отличие от Рональда Рейгана, также отличавшегося высокой нравственностью, Обама не очень активно занимается международными делами, которые, как кажется, лишь отвлекают его от важных внутренних дел по преобразованию страны. Поэтому мнение противоположной стороны ему неинтересно, и понять его он не стремится. В сочетании с тремя остальными отличиями от администрации Рейгана (слабая внешнеполитическая команда, сокращения оборонных расходов и нежелание применять силу) это порождает бесцеремонную, но непоследовательную и слабую страсть к нравоучениям. Обама игнорирует интересы китайцев и русских в силу того, что из-за недемократических методов правления интересы их государств по определению являются нелегитимными. Одновременно с этим он проявляет нежелание предпринимать необходимые действия по защите своих многочисленных красных линий. В результате такие соперники Америки как Россия и Китай в большей степени чувствуют себя оскорбленными, нежели устрашенными. В то же время, союзники и друзья США сомневаются в решимости Обамы после некоторых принятых его администрацией решений, скажем, о выводе войск из Афганистана, что бы там дальше ни случилось.
Для понимания украинского кризиса надо отойти от происходящего в этой расколотой стране и проанализировать сложную политику данного постсоветского региона и конфликтующих позывов обеих сторон. Соединенные Штаты, Евросоюз, а также их союзников и друзей волнует вопрос, который в типичной для себя манере весьма красноречиво, но поверхностно сформулировал журнал Economist: «Где глобальный полицейский?» Как неспособность Америки навязывать свою волю непослушной России отразится на авторитете Запада в вопросах поддержания мирового порядка? Во времена холодной войны Соединенные Штаты могли защищать и защищали членов НАТО и других ключевых союзников, таких как Япония, Израиль и Саудовская Аравия. Однако реалии противостоявшего им советского блока создавали объективные ограничения для вашингтонских политиков в их готовности принуждать мир к интеллектуальной дисциплине при принятии соответствующих решений. В годы после окончания холодной войны США и их союзники постепенно пришли к выводу, что они могут поступать как хозяева мира, не встречая серьезного противодействия со стороны другой великой державы. Они пришли к такому заключению методом проб и ошибок, начав с полностью оправданной и удивительно легкой войны в Персидском заливе, продолжив бескровными (для Америки и НАТО!) победами на Балканах, а позднее неудачами в Ираке и Афганистане. Поскольку ни одна из великих держав не стремилась к созданию кризиса в двух последних странах, возникшие там разочарования не похожи на явное поражение Америки, как это было во Вьетнаме. Правда, это разочарование породило у президента Обамы и многих американцев с самых разных концов политического спектра новое нежелание использовать военную силу.
Эта новая общепринятая точка зрения появилась благодаря профессиональным вооруженным силам США, а также благодаря готовности натовских союзников горделиво прятаться за американским щитом, не тратя больших средств на собственные армии. Вашингтон и Брюссель сформировали новое «международное сообщество», которое посчитало себя вправе и в силах действовать от имени всего человечества, не задумываясь особо о его предпочтениях, мнениях и реакции на свои поступки. Расширение НАТО и ЕС с включением в их состав настроенных особенно проамерикански и антироссийски новых членов из бывшего советского блока способствовало укреплению духа трансатлантической солидарности и миссионерского рвения, невиданного со времен окончания Второй мировой войны. Но в отличие от трансатлантизма 1940-х и 1950-х годов, эта версия сопровождалась ощущением собственного права и безнаказанности. Такое ощущение было основано на неожиданно легких победах в ходе холодной войны, одержанных за неявкой соперника, и на очевидном отсутствии серьезных геополитических противников.
В действительности же мир менялся — менялся как раз в тот период, когда это мировоззрение укреплялось среди американской и европейской элиты. Большую часть этого периода Пекин в целом был готов признавать и молча соглашаться с поведением США и Европы на международной арене. Но со временем Китай начал превращаться в новую великую державу и вести себя соответственно. У китайских руководителей, как и у их российских коллег, имеется немало опасений по поводу самоуверенной глобальной гегемонии Запада и продвижения им демократии. И они все чаще начинают ему противодействовать, чувствуя себя в этом отношении все более уверенно. Зачастую Китай действует заодно с Россией, что наглядно показали дискуссии в Совете Безопасности ООН по сирийской проблеме.
В то же время Россия оправилась от своего постсоветского краха и катастрофических радикальных реформ 1990-х годов в сфере экономики, и стала возрождаться как держава. Россия пока является в основном региональным игроком, однако ее размеры и географическое положение делают этот регион очень значимым. Более того, асимметрия между Россией и большинством ее соседей превращают ее в державу, игнорировать которую они могут только на свой страх и риск. И наконец, модернизация стратегических ядерных сил России дает Путину и его коллегам ощущение того, что никто в мире не осмелится обращаться с их страной как с Югославией или с Ираком.
Таким образом, присоединение Россией Крыма и ее угрозы остальной Украине подвергают сомнению двадцатилетний опыт. Новая напористость Москвы вызвала воспоминания о холодной войне и надменное негодование в США и Европе, где многие весьма раздраженно восприняли мысль о том, что бывший офицер КГБ со своими помощниками может создать угрозу их неоспоримо добродетельному либеральному мировому порядку. Конечно, у Москвы на сей счет было свое мнение, возникшее на основе растущего недовольства тем, как Запад устанавливает и добивается исполнения правил. Наиболее заметно это проявилось в случае натовских интервенций в Боснии и Косове, а также в связи с тем, что Запад поддержал косовскую независимость. Хотя польский министр иностранных дел Радослав Сикорский (Radoslaw Sikorski) заявил, что российская аннексия Крыма стала первым со времен Второй мировой войны случаем, когда одна страна «силой отобрала провинцию у другой европейской страны», на самом деле, первым случаем было отделение силами НАТО Косова от демократической на тот момент Сербии вопреки резолюции Совета Безопасности ООН, после чего этот край в течение восьми лет был протекторатом Североатлантического альянса, который устранил все гуманитарные угрозы косоварам. По причине этих событий кремлевские руководители все чаще стали смотреть на американо-европейские декларации о нормах международного права сквозь призму старой русской пословицы, гласящей, что правила пишут для слуг, а не для господ. Одновременно их возмутило то обстоятельство, что после заверений о том, как расширение НАТО укрепит безопасность России, новые члены альянса сделали его еще более враждебным по отношению к Москве. После нескольких лет быстрого экономического роста и увеличения военных расходов Москва посчитала себя госпожой, способной навязывать свою волю другим — по крайней мере, находящимся возле ее границ.
Между тем, политическая элита Америки, сосредоточившись на внутренней политике и войдя в состояние транса от своего триумфа в холодной войне, начала активно работать над срывом дебатов и вытеснением на обочину всех тех, кто подвергал сомнениям ее самонадеянность на международной арене. Конечным результатом такой работы стала внешняя политика, в которой, по словам Джорджа Кеннана (George F. Kennan), «Вашингтон считает триумфом заявления или действия, если их приветствуют дома те конкретные круги, на которые они направлены, даже если по своим внешним последствиям такие заявления или действия являются неэффективными или даже обреченными на провал». Общество в Америке и в Европе настолько возгордилось своими международными успехами, что было готово принять и согласиться с активностью своих государств, пока такие заявления и действия давали результат, и пока сохранялось благополучие. Но сейчас в обществе гораздо меньше желания и готовности поддерживать политику интервенционизма. А это значит, что у оторвавшейся от народа элиты не будет той политической поддержки, которая необходима для завершения столь удачных начинаний.
Триумфалисты не поняли и до сих пор не понимают, как мало нового в мировой политике. Не впервые господствующий альянс возвещает о своей исключительной добродетели и о своих исключительных прерогативах. Все как раз наоборот. В начале 19-го века, например, Священный союз делал похожие заявления, излагая свои обязательства по защите королей и принцев Европы. Претендуя на высшую добродетель и заявляя о превосходстве своих политических систем, его сторонники действовали с такой же нравственной убежденностью и верой в свое право, как и сегодняшние промоутеры западной демократии.
Конечно, человеческая природа в сочетании с демократической политикой фактически гарантирует, что продвигая и отстаивая универсальные ценности, могущественные государства и альянсы также заботятся о собственных интересах, а интересы и взгляды своих оппонентов изначально считают малоценными. На самом деле, провозгласив однополярный мир и сделав из себя глобального продвиженца демократии, бывший президент Джордж Буш на короткое время зашел даже дальше, чем российский царь Николай I, получивший известность как «жандарм Европы» за то, что обезопасил этот континент для самовластия.
Такие государственные деятели как Отто фон Бисмарк и Бенджамин Дизраэли беспощадно продвигали истинные, как они считали, интересы своих стран, и в то же время, неприязненно смотрели на цели и взгляды своих противников. Как говорил немецкий писатель Эмиль Людвиг, в отношениях с Россией наибольшее отвращение у железного канцлера вызывало то, что эта страна «нагло предъявляет претензии на равенство права, равенство, с которым он так и не смог примириться, будь то политика, семейная жизнь или министерские советы». Несмотря на это, Бисмарк понимал, что Россия является важным фактором в европейской политике, с которым королям Пруссии необходимо считаться, и который может даже принести пользу их ключевым интересам, в том числе, в деле объединения Германии. Однако сегодняшние лидеры Запада больше заняты краткосрочной политической конъюнктурой, нежели стратегическими национальными интересами.
Наиболее наглядно это проявляется в отношениях Америки с Россией. Резкий скачок от эйфории по поводу падения Берлинской стены к шумным призывам начать новую холодную войну стал отрезвляющим напоминанием о том, насколько неглубок американский анализ российских мотивов и целей. Вместо того, чтобы эмоционально реагировать на действия России, Соединенным Штатам следует более расчетливо строить свои отношения с Москвой. Жаждущие новой холодной войны ястребы допускают фундаментальную ошибку, делая предположение о том, что у Путина есть некий грандиозный план по возрождению советской империи. Понятно, что у него есть долгосрочное желание укрепить власть и влияние России — и он без колебаний начал действовать в ходе нынешнего украинского кризиса. Тем не менее, он также стремится к партнерству с Западом и явно надеется (верно или ошибочно) на то, что присоединение Россией Крыма не помешает будущему сотрудничеству.
На самом деле, с точки зрения исторической перспективы действия Москвы не дают оснований говорить о крестовом походе с целью возрождения Советского Союза. Да, Путин говорил о том, что считает распад СССР ужасной трагедией, и он явно стремится к расширению политического, военного и экономического влияния своей страны на постсоветском пространстве. Но задумайтесь вот о чем: до кризиса на Украине Москва применяла силу против соседнего государства всего один раз, в 2008 году, и было это после того, как грузинский президент Михаил Саакашвили первым приказал атаковать российских миротворцев в Южной Осетии. До этого Абхазия и Южная Осетия долгие годы фактически находились под контролем России. Несмотря на то, что обе эти территории прилегают к России и зависят от российских субсидий, которые помогают им выживать экономически, Кремль решил не включать их в состав страны.
Затем появилась украинская проблема. Аннексия Крыма не была предопределена заранее, и она стала результатом сложного и многомерного процесса. Нет никаких свидетельств, говорящих о том, что Путин попытался бы захватить Крым, не поставь Обама и его помощники из ЕС российского президента перед альтернативой унизительного поражения или удачной политической возможности. Но так оно и было, когда их украинские политические ставленники отстранили бывшего президента Януковича от власти без соответствующей парламентской процедуры, которая необходима по конституции в рамках импичмента. Результатом стала смена режима, а это не правовая политика, особенно когда она напористо распространяет сферу влияния Запада (давайте скажем об этом честно) на самый важный для России в экономическом, стратегическом и эмоциональном плане район, находящийся у ее границ. Поспособствовав крымскому фиаско, президент, естественно, занял оборонительную позицию.
Если Соединенные Штаты и Евросоюз хотят помешать дальнейшим действиям Путина, они должны четко представлять себе ту политику, которая может дать результат с приемлемыми издержками. Точечные санкции против путинского окружения и других российских политиков и чиновников (против части из них санкции были введены безо всякой связи с Украиной) не изменят политику России. Их воздействие носит слишком ограниченный характер, и в отличие от своих украинских коллег, российские магнаты никак не влияют на законодателей и не контролируют их. Более того, Путин может компенсировать им любые потери, а его аппарат безопасности внимательно наблюдает за этими людьми, фиксируя любые признаки слабости под давлением из-за рубежа.
Новые санкции США и ЕС могут создать пагубные последствия для российской экономики. Однако американцы должны понять, что кремлевские чиновники и граждане России расценят суровые «отраслевые» санкции против своих финансовых институтов как акт экономической войны. Такие санкции не только нанесут ущерб нам самим, особенно европейцам и в первую очередь Германии — они приведут к тому, что российское государство будет относиться к США и к их союзникам как к врагам, а не как к превосходящей его добродетельной силе. История не дает нам убедительных свидетельств того, что Москва может изменить курс. Мощные и далеко идущие санкции не изменили политику Кубы, Северной Кореи и Ирана. Точно так же, нефтяное эмбарго США против Японии накануне Второй мировой войны не помогло сдержать кризис, а лишь ускорило его. Путин пользуется поддержкой политического консенсуса, который гласит, что покорность и повиновение уже не являются рациональным элементом внешней политики.
Более того, когда мы слышим заявления американских руководителей и конгрессменов о том, что санкции поставили на колени Иран, мы не знаем, смеяться нам или плакать. Иран не отказался от обогащения урана, не прекратил работы по созданию ракет большой дальности и не лишил своей поддержки сирийского президента Башара аль-Асада. А Россия в экономическом плане гораздо сильнее, чем все прочие страны, против которых применялись санкции, например, Иран. Кроме того, в данный момент Путина поддерживает примерно 86 процентов населения страны, по крайней мере, пока. И многие заявляют в интернете, что Путин так или иначе готов на компромисс.
Начать экономическую войну против России — значит ступить на неизведанную территорию. У Москвы не будет дефицита в выборе вариантов действий, и многие из них уже обсуждаются как публично, так и в частном порядке. Во-первых, Россия может начать сотрудничать с антизападными движениями от Афганистана и Ближнего Востока до Африки и Латинской Америки. Список стран и группировок, заинтересованных в помощи со стороны России, будет длинным и внушительным. Как рассказывал советник Михаила Горбачева Александр Яковлев, когда советско-американские отношения в 1983-1984 годах достигли кризисной отметки, бывший советский руководитель Юрий Андропов приказал существенно расширить советскую поддержку терроризма. Это способствовало проведению таких акций, как драматические по своему накалу захваты заложников в Ливане.
Среди вероятных получателей современного российского оружия может оказаться Иран, который в настоящее время судится с Россией из-за того, что та не выполнила свои обязательства по поставке зенитно-ракетных комплексов С-300. Россия приостановила поставки этих вооружений по настоянию израильского правительства, которое она считает дружественным. Но если у Москвы возникнет желание, она может действовать в обход умеренного правительства Хасана Рухани, предложив в ускоренном порядке поставить С-300 или даже более современные комплексы С-400 напрямую верховному лидеру Али Хаменеи. В таком случае Израиль может принять решение о нападении на иранские ядерные объекты до поставки ракет, а это вызовет войну в Персидском заливе, атаки на американские объекты, перебои в поставках нефти и газа, а также огромный рост цен на энергоресурсы. Российские руководители могут посчитать, что это укрепит переговорные позиции Кремля в отношениях с Западом, и особенно с Европой. Отказ от уступок Москве может означать, что на такие уступки придется пойти в отношениях с Тегераном, причем во вред Израилю. Какой вариант здесь более приемлем?
Администрация Обамы должна также намного осторожнее подавать сигналы украинскому правительству. Видимая американская поддержка важна, однако Вашингтон не должен создавать у руководителей в Киеве то ложное ощущение поддержки, которое подтолкнуло Саакашвили к губительной конфронтации с Москвой.
Эскалация кризиса на Украине не может не отразиться на и без того страдающей европейской экономике. Доверие инвесторов может особенно ослабнуть в прибалтийских странах, поскольку там Москва способна воспользоваться экономическим спадом и мобилизовать значительные и слабо интегрированные русские общины в Эстонии и Латвии, которые будут дестабилизировать ситуацию. У столицы Латвии Риги уже русский мэр, который открыто выступает за более тесные отношения с Москвой.
Кто-то может сказать, что Москва не пойдет на такой риск с членами НАТО. Но несмотря на заявления президента Обамы о слабости России, она обладает впечатляющим превосходством в обычных силах по сравнению с Украиной и Центральной Европой, а также имеет десятикратное превосходство в оперативно-тактических ядерных вооружениях, которых у нее примерно 2000 единиц. А у США в Европе развернуто всего 200 единиц такого оружия. Российские военные стратеги считают оперативно-тактическое ядерное оружие важным компонентом в общем балансе сил и готовят комплексные планы войны, предусматривающие применение ядерного оружия. Еще опаснее другое. Российские генералы могут посчитать, что НАТО признала и согласилась на такой дисбаланс, а поэтому не осмелится пойти на эскалацию.
И наконец, хотя у России мало возможностей для нанесения прямого экономического ущерба Соединенным Штатам, американцы должны понять, что попытки использовать превосходство США в международной финансовой системе в качестве инструмента давления на другую крупную державу заставят как Москву, так и другие страны расценивать в качестве угрозы глобальную финансовую систему, которая ориентирована на Америку. Это может привести к активизации попыток ослабить международную финансовую роль Америки, а кое-кто может даже попытаться подорвать мировую финансовую систему в ее нынешнем виде. Но поскольку такая система является ключевым источником американской мощи и процветания, чиновникам из администрации Обамы надо хорошо подумать, прежде чем использовать финансы в качестве оружия. Новые сообщения свидетельствуют о том, что российские компании уже переходят к расчетам с китайскими фирмами в других валютах, отказываясь от доллара. Даже если эти расчеты носят скромный и ограниченный характер, они могут открыть ящик Пандоры.
Столь зловещие перспективы не являются чем-то неотвратимым. Путину и его помощникам придется задуматься о колоссальных потерях, которые понесет Россия, а также о своей собственной судьбе, прежде чем поднимать ставки в противостоянии с НАТО. Тем не менее, такие мрачные сценарии далеко не из области фантастики. Поражает то, что в исполнительной власти США и в конгрессе на это мало кто обращает внимание.
Признаком интеллектуальной непоследовательности, противоречивости и странности кажется то, что те самые чиновники и комментаторы, которые видят в Путине злого гения, ждут от него, что он отреагирует на карательные меры Запада пустыми угрозами, которые можно полностью проигнорировать, и беззубыми аналогичными действиями в ответ. Точно так же, с политической точки зрения очень удобно игнорировать вполне реальную возможность сближения России с Китаем, однако с точки зрения стратегии это полное безрассудство. По любым меркам логики, американские лидеры должны считать самой главной проблемой для себя не Россию, а Китай.
Китай важнее для мировой экономики и более интегрирован в нее, чем Россия. Несмотря на свое агрессивное поведение, КНР не стремится к конфликту с США. Но подобно российским лидерам, китайские руководители считают, что Вашингтон зациклился на политике сдерживания и потенциально опасном курсе по продвижению демократии. Американское руководство должно учитывать столь важное совпадение интересов между Россией и Китаем. Мир эпохи окончания холодной войны закончился, и сейчас появляется новый мир.
Конечно, между Россией и Китаем существует большая разница интересов — и у них есть серьезные обиды и претензии друг к другу. Важно и то, что номинальный ВВП у Китая примерно в четыре раза больше российского и намного прочнее привязан к американской экономике. Таким образом, в обычных обстоятельствах Пекин и Москва чувствуют, что Вашингтон, особенно когда он действует заодно с Брюсселем, нужен им больше, чем они нужны друг другу. Но разве сегодня обычные обстоятельства? Если два государства считают, что им грозит опасное давление, они могут посчитать друг друга естественными партнерами в создании противовеса Западу. Новые публичные американские обвинения в адрес Китая по поводу кибершпионажа могут еще больше сблизить Пекин и Москву.
Китай воздержался во время голосования по резолюции относительно Крыма в Совете Безопасности ООН и на Генеральной Ассамблее этой организации. И все равно, всем предельно ясно, на чьей стороне находятся симпатии Пекина. Китай не хочет открыто поддерживать позиции России, особенно в связи с собственной озабоченностью по поводу сепаратизма. Но несмотря на это, Китай ни в коей мере не одобряет то, как Соединенные Штаты и Евросоюз действуют на Украине. Украинский кризис будет подталкивать Россию и Китай навстречу друг другу. Но насколько прочным будет это сближение, зависит от политики США и ЕС. Как минимум, у них много общего, включая трудности в отношениях с ближайшими соседями, которые пользуются поддержкой США. Путин и китайский руководитель Си Цзиньпин во время встречи в мае 2014 года подписали крупное газовое соглашение, а также не доведенный до сведения общественности договор о координации внешней политики. Хотя эти соглашения могут не соответствовать ожиданиям и чаяниям Москвы, американские и европейские руководители пойдут на большой риск, если станут игнорировать и обращать недостаточное внимание на российско-китайские отношения. С незапамятных времен попытки изоляции крупной державы, не сопровождавшиеся ее военным разгромом, вели к перегруппировке сил на международной арене и к созданию новых альянсов. Что бы ни думал Обама, нынешнее столетие вряд ли отличается от предыдущих пяти тысячелетий в истории человечества. Соперничество между двумя ревизионистскими коалициями — гегемонистский Запад с одной стороны и союз между усиливающимся Китаем и возрождающейся Россией с другой — может быть взрывоопасным.
В таком контексте будет нелишне вспомнить, как Бисмарк заключил неофициальный союз с Россией, поддержав царя Александра II против Англии и особенно против Франции во время восстания в Польше в 1863 году. Александр II предупредил Наполеона III, что если Франция продолжит оказывать поддержку восставшим, он будет вынужден отказаться от союза с ней. Под давлением общественности Наполеон III проигнорировал это предупреждение. Спустя семь лет Пруссия разгромила Францию, Наполеон III лишился власти, и появилась объединенная Германия. В значительной мере это произошло в силу того обстоятельства, что Бисмарк убедил Александра II остаться в стороне. Пусть в Китае и нет Бисмарка, но Пекин может проявлять растущую самоуверенность, преследуя свои геополитические цели, если будет пользоваться негласной поддержкой России.
По всей видимости, Путин не хочет (с западными санкциями или без них) нападать на Украину и идти на колоссальные издержки, связанные с ее полным или частичным поглощением — хотя некоторые российские высказывания явно можно рассматривать как угрозу в адрес Киева и как подстрекательство пророссийских сил. Поскольку Соединенные Штаты и Евросоюз тоже не готовы воевать и отменять аннексию Крыма, текущее противостояния пока будет оставаться под контролем. Но нам необходимо понять, что Украина сегодня равноценна Балканам и Ближнему Востоку времен Сайкса — Пико (тайное соглашение между правительствами Великобритании, Франции, России и позднее Италии о разграничении сфер интересов на Ближнем Востоке после Первой мировой войны — прим. перев.). Это искусственно разделенная земля, собранная советскими коммунистическими лидерами воедино на основе весьма спорных и произвольных границ. Там живут люди, говорящие на разных языках, исповедующие разные религии, принадлежащие к разным культурам и даже цивилизациям, и имеющие очень разные устремления.
Комбинация контрастирующих исторических интерпретаций и взрывоопасного политического и демографического состава Украины требует долгосрочно урегулирования. Необходимо создать объединенную федеративную Украину, где регионы будут обладать значимой автономией и правом самостоятельно определять свой курс. А Киев не должен иметь возможности для вступления в НАТО во всем обозримом будущем. При наличии минимальной доброй воли и здравого смысла, а также искреннего желания всех сторон найти взаимоприемлемое решение такое урегулирование наверняка возможно. В противном случае Украина будет скатываться из одного кризиса в другой, не понимая точно, какое конкретное событие может вызвать полномасштабную конфронтацию между НАТО и Россией, в ходе которой военачальники с обеих сторон потребуют незамедлительных и радикальных действия, что не подвергнуться удару первыми.
Следует бросить еще один взгляд в прошлое. Европейцы вздохнули с облегчением, узнав о том, что аннексия Боснии Австрией в 1908 году не приведет к войне, потому что Россия в то время была еще слишком слаба после катастрофического конфликта с Японией и решила отступить. На Балканах несколько лет одна за другой возникали вспышки, но они не привели к всеобщему пожару. К сожалению, краткие периоды между кризисами были лишь обманчивыми паузами в непрекращающейся борьбе, а не мирным временем. Как и сегодня, действовавшие там силы вышли далеко за пределы узких споров, возникавших на Балканах и в других местах, и мало кто мог понять всю подоплеку происходящего. Это относится и ко второму марокканскому кризису 1911 года, когда Россия решила поддержать Францию в связи с тем, что Париж пообещал ей займы, в которых Берлин Москве отказал. Как и накануне Первой мировой войны, сегодня существует отнюдь не одна точка трения, могущая привести к разрушительному конфликту.
Эта затяжная прелюдия к войне дала России возможность укрепить армию и создать альянс со своим традиционным заклятым врагом Англией. К моменту убийства в июне 1914 года австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда Российская империя была уже готова стоять на своем. Убийство стало катализатором той войны, но не ее причиной.
Николай II и кайзер Вильгельм до последнего момента думали, что каждый из них сумеет избежать войны. Но когда этот момент наступил, начальник немецкого генерального штаба Гельмут фон Мольтке (Helmuth von Moltke) убедил кайзера, что у Берлина нет иного выхода, кроме всеобщей и немедленной мобилизации, о чем Грэм Аллисон (Graham Allison) написал недавно в The National Interest. Между тем, российские военачальники убедили упорствовавшего Николая II принять аналогичное решение, поскольку в противном случае немцы, имеющие лучшую железнодорожную сеть, могли первыми провести мобилизацию и нанести удар. Как говорится, все остальное это история.
| ИноСМИ
