Этот удивительный год оказался обрамлён двумя драматическими событиями, связанными с Ираном. Он начался с уничтожения одного из самых влиятельных иранских военачальников Касема Сулеймани. А под конец года в результате покушения погиб Мохсен Фахризаде, которого считают ключевой фигурой ракетной и ядерной программы Исламской Республики. В первом случае Соединённые Штаты публично взяли на себя ответственность. Во втором официально никто о себе не заявил, хотя многие уверены, что за этой операцией стоит Израиль. Израильские руководители никогда не скрывали, что готовы пойти на всё, чтобы не допустить обретения Тегераном ядерного оружия.
Даже на фоне пандемии, затмившей, казалось, всё, иранская тема осталась одним из политических лейтмотивов 2020 года. Для Дональда Трампа она неожиданно стала принципиальной. Перспектива ухода из Белого дома заставляет его срочно формировать своё президентское наследие, а на Ближнем Востоке он, надо признать, оставляет заметный след. Именно ставка на страх региональных держав перед Ираном позволила Трампу перекроить ландшафт политических связей. Сближение Израиля и монархий Персидского залива, символом чего стала нормализация отношений еврейского государства с ОАЭ, Бахрейном, Суданом, а также активизация контактов с Саудовской Аравией, создаёт новую ситуацию. И основа изменений – именно антииранская. Успехи по расширению сферы влияния, достигнутые Ираном во второй половине нулевых и в десятых годах, настолько встревожили большинство соседей, что их многочисленные противоречия между собой в ряде случаев отошли на второй план.
Здесь, правда, стоит заметить, что сплочение происходит на верхушечном уровне, волнуются именно правящие круги арабских стран. Мусульманской «улице» договорённости лидеров с Израилем (фактически за счёт палестинцев) не нравятся, впрочем, общее недовольство не выливается во что-то прикладное. Тегерану в этой ситуации естественно упирать именно на эту сторону политических перемен, подогревая настроения масс.
Убийство Фахризаде помимо основной цели замедления потенциальных иранских программ может иметь и другую задачу. В иранском сюжете приближается очередная развилка. Джозеф Байден и его соратники осуждали Трампа за отказ от договорённостей 2015 г., когда с Тегерана снимались санкции в обмен на ограничения его возможностей по развитию ядерной программы. Байден, служивший вице-президентом в администрации Обамы, которая ту договорённость и заключала, обещает к ней вернуться. Это вызывает неудовольствие и в Израиле, и в монархиях Залива. Период Обамы был временем охлаждения отношений США с традиционными союзниками в регионе, в то время как каденция Трампа ознаменована резким ходом маятника в противоположном направлении.
В Тегеране очень рассчитывают на возвращение к предыдущей фазе.
По стране очень больно ударила пандемия, затем спровоцированный ей кризис на энергетических рынках привёл к провалу с получением доходов весной – и всё это в условиях жесточайших («удушающих») финансово-экономических санкций, введённых администрацией Трампа после отказа от обамовской сделки. Неприятие политики Вашингтона Европой и даже создание ею механизма обхода ограничений на деле осталось набором деклараций – европейский бизнес не готов рисковать всем остальным ради работы с иранцами. Одновременно Иран так или иначе вовлечён в запутанные и затяжные конфликты в Сирии и Йемене, а недавние тектонические сдвиги на Южном Кавказе (то есть в непосредственном соседстве) в Тегеране вызывают тревогу, поскольку там не вполне понимают, во что всё это в итоге выльется.
Однако все понимают, что возвращения назад быть не может. Вашингтон, наверняка, предложит новые переговоры и условия, ссылаясь на то, что общая ситуация за прошедшие пять лет сильно изменилась. Тегеран публично отказывается от них, но на деле к следующему раунду торга, вероятнее всего, готов. И как раз это стремятся предотвратить антииранские силы и в регионе, и в США. Поэтому звучат опасения, что в оставшееся до смены власти в Белом доме время администрация Трампа по согласованию с основными ближневосточными союзниками может постараться сделать ситуацию необратимой. Например, спровоцировать Иран на действия, которые станут поводом для масштабного силового ответа. В Тегеране, надо думать, это понимают, но там своя политическая логика – летом выборы президента, а в Иране это всегда момент нервный, да и идейная конкуренция острая.
Тем более что с Ираном её связывают тесные отношения по сирийскому вопросу. Да и в упомянутой кавказской теме обойтись совсем без Ирана не получится. Воздействовать на администрацию США сейчас вряд ли кто-то может, а вот увещевания в адрес региональных сторонников жёстких сценариев, с которыми у России вполне рабочие отношения, как минимум не повредят. Если нынешнее переходное время удастся пройти без потрясений, предстоит усиленная дипломатическая работа по выработке новой конфигурации в регионе.
