Россия в глобальной политике

Создание AUKUS обескуражило американских союзников в Европе. Некоторые заговорили о повторении «иракского выбора» для европейцев времён Джорджа Буша – младшего – «вы либо с нами, либо против нас». Та полемика породила разделение на «старую» и «новую» Европы.

Внешняя политика Соединённых Штатов развивается сейчас под влиянием трёх новых вводных, формировавшихся с середины 2000-х гг. Это возвращение великодержавного противостояния; возрастание силовой конкурентности международной среды (которая снизилась в 1990-е гг. после распада биполярной системы); изменённое целеполагание США в отношении западноевропейского, постсоветского и ближневосточного пространств и рост значения Индо-Тихоокеанского региона (ИТР) в американской системе внешнеполитических, военно-стратегических и экономических приоритетов[1].

На протяжении большей части XX века основные усилия американской стратегии были направлены на передел Европы – после Второй мировой войны её западной части, а после падения Берлинской стены и распада СССР – восточной. Для достижения цели сформулирована большая идея в виде «трансатлантического сообщества» и создан институт, который эту идею был призван цементировать и окаймлять, – НАТО.

На рубеже XX и XXI веков аналогичным образом Вашингтон принялся переделывать Ближний Восток. Теракты 11 сентября 2001 г. послужили формальным катализатором продвижения идеи «Большого Ближнего Востока» от Марокко до Афганистана. Несмотря на провалы в реализации этой задумки и катастрофические последствия для региона, идея живёт в умах некоторых вашингтонских стратегов, хоть и не кажется теперь приоритетной. В обоих случаях официальная мотивация Вашингтона заключалась в стремлении трансформировать часть мира, откуда для Америки шла угроза – будь то СССР или «международный терроризм» – и устранить сами источники этой угрозы[2].

Стремительный рост Китая при одновременном ослаблении международных позиций США и углублении их внутренних кризисов побудил американские элиты к превентивному противодействию этой угрозе, главной для Америки в новом столетии. Как и прежде, процесс «реновации» Южной и Восточной Азии оформляется в рамках новой большой идеи – конструировании ведомого Америкой Индо-Тихоокеанского региона (ИТР) – «Индо-Пацифики»^[3] – и сопровождается строительством институтов, которые такую идею должны олицетворять и поддерживать – QUAD, а теперь и AUKUS.

«Стратегической хрестоматией» противодействия Китаю для Америки выступают тактики сдерживания СССР, что естественно и логично, поскольку иного опыта великодержавного противостояния у Соединённых Штатов нет. Как и тогда, среди массы союзников США выделяют ключевые страны, чей экономический и технологический потенциал, а также политический вес и лояльное отношении к Вашингтону делают их одновременно «точками опоры» американского присутствия в соответствующих регионах и «агентами передового сдерживания» главного противника. Во время холодной войны такими странами были Германия на западе, Япония на востоке и Турция (скорее в силу геополитических, чем экономических и технологических характеристик) на юге. Сегодня критически значимыми для США в их противостоянии с Китаем являются Россия (о которой мы уже говорили на страницах этого издания[4]), ЕС, Индия, Япония и Австралия (отчасти и Южная Корея). Если Япония и Австралия выступают давними и, при всех оговорках, надёжными союзниками, то лояльность Индии в нужных Вашингтону масштабах предстоит ещё методично нарабатывать, а в отношении Евросоюза требуется приложить усилия для разворота китайской политики европейцев от «сдержанной вовлечённости» к «вовлечённому сдерживанию» Пекина под американским флагом.

QUAD: азиатское НАТО для XXI века?

Quadrilateral Security Dialogue (QUAD) – неформальная ассоциация в составе США, Японии, Индии и Австралии – основа сетецентричной архитектуры региональной безопасности в ИТР, которую Соединённые Штаты конструируют для сдерживания Китая.

Американцы традиционно полагаются на материальное превосходство ведомых ими союзов над противниками, и QUAD хорошо укладывается в эту схему. Суммарный численный потенциал четырёх членов QUAD – 1,85 млрд человек, а совокупный ВВП – 30,8 трлн долларов по сравнению с 1,4 млрд человек и 14,3 трлн долларов в Китае – всё это даёт Вашингтону уверенность в том, что данный формат наиболее перспективен для противодействия Пекину. Советник президента США по национальной безопасности Джейк Салливан ещё в период избирательной кампании заявлял, что QUAD мог бы стать началом «чего-то аналогичного мерам сдерживания СССР, заявленных в своё время президентом Трумэном»[5].

Аналогия становится ещё более яркой, если вспомнить крылатое выражение первого генсека НАТО британца Гастингса Исмея о назначении Альянса в понимании англосаксов: «не допускать подъёма СССР в [Европе], обеспечивать в ней американское присутствие и сдерживать Германию» (“keep the Russians out, the Americans in, and the Germans down”). Если спроецировать подобное видение на ИТР, то стратегическая задача QUAD, заключается в том, чтобы «не допускать подъём Китая в ИТР, обеспечить региональное присутствие США и “держать в узде” Индию и Японию» (keep the Chinese out, the Americans in, and India and Japan down).

Считается, что первым превратить QUAD в «азиатское НАТО» захотел Дональд Трамп, но эпатажная манера президента скорее пугала региональных союзников, и идти на откровенный конфликт с Китаем, не будучи уверенными в гарантиях Америки, они побаивались. Администрация Байдена старается общаться с союзниками помягче, но сами намерения не изменила, да и действует в похожей манере. Демократы действительно любят союзы больше республиканцев, но эта администрация решительно работает над их содержательным и структурным обновлением.

Это касается и QUAD. С приходом Байдена чисто военная составляющая как будто уступила более актуальной и хайповой повестке – от сотрудничества в борьбе с COVID-19 и изменениями климата до новых технологий и вопросов морского права. Хотя все эти вопросы имеют ярко выраженное геополитическое измерение, их невоенная оболочка позволяет Вашингтону говорить о QUAD как о «площадке для экономической дипломатии» и «невоенном союзе демократий-единомышленников». Члены QUAD также подыгрывают этой риторике – стараются камуфлировать военные аспекты антикитайского сдерживания QUAD, а некоторые члены убеждают в способности балансировать между QUAD, БРИКС и ШОС. Эти попытки, однако, только подчёркивают системность, с которой США подходят к сдерживанию Китая. В частности, задача «разработать единые высокие стандарты в области телекоммуникаций и укрепить производственные цепочки технологических товаров», о которых говорилось в коммюнике по итогам ещё первой при Байдене встречи представителей QUAD, актуальна в свете обострившейся конкуренции Соединённых Штатов и Китая за поставки редкоземельных металлов – ключевого компонента высокотехнологичных товаров – в Австралию, Японию и США[6].

Американцы верят в устойчивость QUAD. Во-первых, ни одна из стран этой структуры не желает гегемонии Китая в АТР/ИТР, которая будет нарастать, если дать развиваться торговым и инвестиционным инициативам КНР в регионе и не сдерживать их военным способом. Во-вторых, существующие механизмы АСЕАН и так называемая веерная система сотрудничества США в Азии (hub and spokes system) «недостаточно эффективны для достижения стабильности в регионе» – эвфемизм для неспособности существующих институтов сдержать рост Китая. QUAD, убеждают американцы, обладает потенциалом, чтобы заполнить этот вакуум. В-третьих, в среднесрочной перспективе QUAD необходимо привлечь ресурсы, чтобы произвести миллиард вакцин для Южной и Юго-Восточной Азии – что видится главной мерой «противодействия агрессивной вакцинной дипломатии КНР», которой, к слову, было посвящено немало времени на прошедшем только что саммите QUAD. Связка членов QUAD в этом деле кажется Вашингтону оптимальной: у Америки есть биотехнологии и патенты, у Индии – производственные мощности, у Японии – финансирование, а Австралия помогает с логистикой, доставкой и также с финансированием. В-четвёртых, только потенциал членов QUAD способен выстроить новую цепочку поставок редкоземельных металлов, которые необходимы для высокотехнологичной продукции – это ключ к сдерживанию технологического развития Пекина. Наконец, в США верят, что тлеющие конфликты в китайско-индийском пограничье в конечном итоге станут катализатором отказа Индии от «политики неприсоединения», и тогда QUAD предстанет как «единственная реальная альтернатива для Индии».

Впрочем, в вашингтонских экспертных кругах есть немало тех, кто призывает администрацию Байдена к более тонким настройкам в отношении азиатских союзников.

Во-первых, есть понимание, что основанные на угрозах альянсы (threats—based alliance) удобны только в условиях биполярной системы. И хотя американо-китайское противостояние сегодня многими описывается именно в терминах «биполярности», реальность конфронтации между Вашингтоном и Пекином сложнее. Процесс пресловутого разъединения (decoupling) финансовых и торгово-экономических систем двух стран может продолжаться дольше, чем кажется (а может так и не состояться полностью), в то время как структурные условия этого противостояния осложняются экономическими, географическими и стратегическими реалиями. Следовательно, вместо состязательной концепции времён холодной войны, требуется более гибкая модель построения союзов, которая позволила бы одновременно конкурировать и сотрудничать с Пекином не только самим США, но и их региональным союзникам – в противном случае у союзников не остаётся пространства для манёвра, что усугубит их стремление к балансу.

Во-вторых, многие обращают внимание администрации, что санкционные войны против КНР чреваты ответными репрессалиями Пекина, от которых долговременный урон понесут именно региональные союзники Америки – соседи Китая. Сторонники более осмотрительного метода ведения противоборства с Пекином обращают внимание, что до выстраивания новых антикитайских альянсов, США необходимо сформулировать такое видение регионального порядка, которое будет более открытым, чем видение противника и позволит региональным странам приспособить к нему собственные ожидания и потребности по максимально широкому кругу вопросов.

В-третьих, пока ещё на экспертном уровне предлагается отделить страны с «уязвимым расположением» (like-situated countries)[7], которые больше всего обеспокоены риском конкуренции великих держав, от «стран-единомышленников» (like—minded countries), которые в большей степени готовы отстаивать либеральный порядок. Хотя эти две группы стран не обязательно являются взаимоисключающими, у них неодинаковые приоритеты, зачастую различное восприятие угроз, экономические интересы и уровень устойчивости для противодействия китайскому принуждению.

Показательна позиция Южной Кореи. Как и некоторые другие средние державы в регионе, Сеул страхуется от риска американо-китайской конфронтации и сосредоточивается на собственном внешнеполитическом приоритете – Северной Корее. Торгово-экономические связи Южной Кореи с Китаем многослойны, а по северокорейской проблеме позиция Пекина для Сеула так же важна, как и позиция Вашингтона (если не более значима), поэтому вступать в альянс, направленный на «чёрно-белое» разделение региона, Республика Корея не торопится. При этом Сеул согласует свою региональную политику с Вашингтоном и не уклоняется от участия в невоенных проектах QUAD[8]. В частности, Южная Корея – важное звено в тех же производственных цепочках поставок редкоземельных металлов.

AUKUS как инструмент «принуждения к конфронтации»

Казалось бы, структура QUAD ориентирована на решение всех основных задач США по ключевым направлениям сдерживания Китая. Отчасти поэтому решение о создании ещё одной структуры – австралийско-британско-американского «пакта» AUKUS – стало для многих сюрпризом, хотя, если верить слухам, готовилось оно ещё в президентство Трампа[9]. В самом Вашингтоне острословы назвали новое образование «покусом» – дескать, администрация выкинула трюк, которого не ждали, – и рифмуют со словом «фокус» – намёк на очевидную антикитайскую направленность нового союза (“AUKUS pocus, China focus”).

Одних создание Америкой ещё одного института военно-политического сдерживания Китая навело на рассуждения о его последствиях для изменения баланса сил в Тихом океане и перспективах ВТС в военно-морской сфере[10]. Другие обеспокоились перспективами нераспространения ЯО[11] после того, как США и Британия обязались построить для Австралии ядерные подлодки. Третьи усмотрели в этом союзе подсознательное проявление «колониально-расистских» комплексов англосаксов.

Тот факт, что новое образование возникло без консультаций с европейскими союзниками, в пику интересам одного из них и с некоторым экономическим уроном для других, да ещё в один день с публикацией стратегии[12] ЕС в отношении Индо-Пацифики, может говорить о том, что в отличие от QUAD, который ориентирован на мобилизацию региональных союзников против Китая, задача AUKUS ещё и в развороте европейской «стратегии для сотрудничества» (как гласит сам документ ЕС) к американской «стратегии к соперничеству» – как видно из слов и действий Вашингтона.

«Сотрудничество, а не конфронтация» – это слова, которые неоднократно произносил верховный представитель ЕС Жозеп Боррелль на пресс-конференции, посвящённой запуску стратегии ЕС. Она была представлена 16 сентября. А вскоре после этого директор европейского центра Фонда Карнеги (Фонд Карнеги за международный мир решением Министерства юстиции Российской Федерации от 14 апреля 2023 г. включён в реестр иностранных агентов. Решением Министерства юстиции Российской Федерации № 896-р от 18 июля 2024 г. объявлен организацией, деятельность которой признана нежелательной на территории Российской Федерации.) Роза Балфур отметила, что документ выглядит, «как одинокий голубь, поющий в хоре ястребов»[13].

Проблема для европейцев даже не в том, что американцы в очередной раз с ними не посоветовались или пожертвовали их интересами ради своих – в Европе многие по-прежнему надеются, что Байден – «это другое», не Трамп.

Проблема а том, что стратегическая зависимость ЕС от США не предполагает в нынешних условиях альтернативы американской стратегии в отношении Китая.

Европейская стратегия действительно «всеобъемлющая» – там и климат, и торговля, и цели устойчивого развития, и безопасность судоходства – она не рисует разделительные линии и обращена ко всем региональным участникам в ИТР, включая Китай. Но времена «разворота в Азию» Обамы, когда европейцы задавались вопросом будут ли они нужны Америке, прошли. Созданием AUKUS Байден даёт ответ на этот вопрос – Соединённым Штатам по-прежнему нужна Европа (можно успокоиться), но как лояльный солдат в новом великодержавном противостоянии, а не как маршал со своими идеями о том, как работать с главным противником. Оснований полагать, что теперь-то европейцы серьёзно восстанут против такого отношения Вашингтона, нет. К тому же собственных скептиков в вопросах сотрудничества с Китаем в Европе хватает. Но едва замирив американцев по «Северному потоку – 2», не сработавшись по СВПД и не до конца оправившись от афганского сюрприза в части понимания, какие последствия для безопасности ЕС может иметь ускоренный уход США из Афганистана, европейцы получают новую дилемму – как соединить собственное устремление к более тонким отношениям с Пекином с напористой стратегией Соединённых Штатов.

***

Подобно тому, как активизация QUAD при Трампе насторожила и озадачила многих союзников США в Азии, создание AUKUS обескуражило американских союзников в Европе. Некоторые заговорили о повторении «иракского выбора» для европейцев времён Джорджа Буша – младшего – «вы либо с нами, либо против нас». Та полемика породила разделение на «старую» и «новую» Европы. Потребовалось какое-то время и несколько обострений с Россией, чтобы США смогли восстановить плотность трансатлантических рядов. Сейчас ресурс времени на принятие решений ограничен – союзы стали более «текущими», а обстоятельства меняются быстрее, возможности долго думать нет ни у кого.