Какие языки являются перспективными для будущих международников? Что делает журнал «Россия в глобальной политике» уникальным? Об этом, а также ролевых играх, антиутопиях и тонкостях высшего образования рассказал в интервью Факультету МЭиМП НИУ ВШЭ заместитель главного редактора нашего журнала Александр Соловьёв.
Учёба и студенческая жизнь
– Александр Валерьевич, что стало для вас решающим моментом при выборе университета и столь интересного направления (история, история стран Азии и Африки)?
– Отчасти это семейное, потому что востоковедение у нас в семье началось с деда, и я ещё в школе учил китайский. Потом ходил в Московский дворец пионеров – там был кружок японского языка. Пока я учился в старших классах, ходил в школу молодого востоковеда при ИСАА, поэтому я достаточно хорошо понимал, куда я иду и зачем.
– А с чем был связан выбор вами корейского языка и помог ли вам он в дальнейшей работе?
– В ИСАА языки распределяла администрация, где-то учитывая, по возможности, запросы абитуриентов, но группы там очень небольшие (по 6–8 человек). Японский язык был самым популярным, поэтому принять можно было примерно человек 12–20. А если на курсе 120 человек, кто тогда будет учить, например, амхарский язык? Поэтому старались выдать язык хотя бы того региона, который хотел бы получить поступающий. Учитывали также, насколько хорошо абитуриент сдал вступительные экзамены и так далее. Так что я получил корейский язык и остался в конечном итоге этим очень доволен. После окончания университета я пошёл туда же в аспирантуру. Тогда же Михаил Николаевич Пак создал Международный центр корееведения, собрав лучших, наверное, московских корееведов. Мы занимались научной работой: издавали статьи, книги, переводы.
– Как вы считаете, какие языки являются перспективными для будущих международников?
– Любые, поскольку международные отношения – это общение, соответственно, международник без хорошей регионоведческой и страноведческой подготовки будет «калекой». Любой язык любого региона, а желательно и не один, важен. Если человек берёт арабские страны, ему не обойтись без французского. Английский мы не рассматриваем даже в качестве дополнительного языка – это минимум, который нужен. Языки начинаются после английского. Если человек берёт Латинскую Америку, то понятно, что ему нужен испанский и португальский, здесь важно именно «и». Причём это несложно, ведь языки достаточно близкие. Безусловно, есть разделение на более перспективные и менее перспективные языки. С какими-то странами отношения более интенсивные, с какими-то менее, в каких-то странах есть проекты, в каких-то нет. Однако никто не может знать, когда это понадобится. Понятно, что бурный рост азиатских стран предсказывался, и в нём были многие уверены, а вопрос был только в сроках. Мы можем ожидать скорый рост интереса к АТР и Юго-Восточной Азии.
Между прочим, не стоит также упускать из виду постсоветское пространство, языки бывших советских республик было бы тоже неплохо учить и знать. Регион может не иметь таких серьёзных экономических перспектив, но с ним и дальше будут связаны перспективы безопасности. С другой стороны, идею «Большой Евразии» никто не отменял, более того, это наши ближайшие соседи, обязательно нужно их изучать, с ними работать и общаться. Неплохо было бы изучать языки, распространённые на территории России, например, татарский. Ведь язык – это средство общения людей: если есть люди, говорящие на этом языке и считающие себя носителями этого языка, язык будет оставаться.
– Какое у вас самое яркое «внеучебное» воспоминание за годы обучения в университете? Чем увлекались в свободное от учёбы время?
– В какой-то момент я увлекся ролевыми играми, как настольными, так и самим ролевым движением, которое в тот момент только зарождалось. Пожалуй, это было уже после возвращения из моей стажировки в Южной Корее. Тогда у нас были мечи из лыжных палок, кольчуги из гардинных колец. Однако уже было видно, как стремительно в материально-техническом плане это движение развивается. Это было невероятно интересно и весело. Я до сих пор общаюсь со своими приятелями из того периода, многим людям уже за сорок (а кому-то и за пятьдесят), но они по-прежнему продолжают ездить в леса что-то делать, во что-то играть, при этом будучи достаточно состоявшимися людьми в бизнесе, государстве и науке.
– Александр Валерьевич, прошло уже много лет с того момента, как вы закончили университет. Поддерживаете ли вы связь с вашими бывшими однокурсниками?
– С немногими, с небольшой компанией, которая сложилась в университете, четыре-пять человек, с ними мы и на сегодняшний день поддерживаем общение. Одного из них вы, наверное, знаете – это Дмитрий Полянский.
О работе в журнале «Россия в глобальной политике»
– Александр Валерьевич, вы являетесь заместителем главного редактора журнала «Россия в глобальной политике». Чем отличается этот журнал от других в данной сфере, что делает его уникальным, по вашему мнению?
– Для наиболее полного ответа на этот вопрос вам следует также поговорить на этот счёт с Фёдором Александровичем Лукьяновым и Сергеем Александровичем Карагановым, поскольку они являются создателями этого журнала. Я пришёл в журнал три или четыре года назад, но знал о нём гораздо раньше. Этот журнал уникален своей идеей создания, он предполагался как российский Foreign Affairs и сформировал свою нишу, в которой существует и поныне. Он находится на стыке академической науки и публицистики. Фёдор Александрович называет это академической публицистикой или же интеллектуальной публицистикой. В последнее время он, в том числе и моими стараниям, взял больший крен в академику, но мы посчитали это возможным в силу того, что очень расширилась сама медийная платформа. Сейчас мы публикуем не только журнальные статьи, есть отдельные интернет-колонки на сайте, сам сайт серьёзно обновился, появился телеграм-канал, подкасты, благодаря этому журнал становится более современной платформой. В рамках этой платформы мы можем позволить себе некоторые эксперименты с форматами. Основную часть будут, как и прежде, составлять русскоязычные статьи, но их можно делать чуть более серьёзными и академичными. Зато мы публикуем гораздо больше того, что называется opinion – ярких, эмоциональных, провокационных, дискуссионных статей. Мы придумываем новые рубрики, и наполняемость сайта материалами растёт и, я надеюсь, будет расти и дальше.
Есть и англоязычная версия журнала, у которой также имеется свой сайт. Это строго академический журнал, который издаётся по всем правилам науки: это рецензируемое издание, двойное слепое рецензирование (когда автор не знает, кто его рецензирует, а рецензент не знает автора), причём это не один рецензент, два, три или больше. Журнал проиндексирован в научных базах данных, в Scopus, недавно подали заявку в Web&Science – ждём ответа.
– Освещению каких тем на сегодняшний день уделяется особое внимание в рамках журнала?
– Какие-то специфические темы сложно выделить. Даже какой-то регион, наверное. Мы стараемся успевать везде – в этом есть как достоинства, так и недостатки. То, что мы не ограничиваем себя каким-то заданным набором тем, даёт нам поле для манёвра. Однако это может восприниматься читателями как разбросанность и неспособность сосредоточиться, что для научного издания может быть не очень хорошо. При этом продолжает действовать один из изначально заложенных принципов – английская версия журнала должна демонстрировать уровень отечественной школы международников за рубежом. Поэтому нам важно иметь максимально широкий тематический охват, мы должны давать как эмпирику, так и теоретические статьи. Какие-то провокационно-полемические статьи также могут сделать номер более интересным.
– У «России в глобальной политике» есть свой телеграм-канал. Какую функцию он несёт и чем он кардинально отличается от самого вашего журнала?
– Телеграм-канал появился тогда, когда мы поняли, что не успеваем угнаться за современными медиаплощадками, нам нужно иметь своё лицо в медийном пространстве, быть более доступными. При этом телеграм-канал – это не журнал, он предоставляет новые степени свободы, позволяет реагировать на какие-то актуальные события практически мгновенно. Он гораздо более динамичный, но там очень жёстко лимитирован объём. Туда нет смысла давать большие статьи; два-три абзаца – это максимум, но на большие статья мы даём анонсы со ссылками. Помимо этого, телеграм-канал позволяет более широкую партнёрскую политику, более свободную, привлекать другие каналы. Если нам что-то интересно и потенциально будет интересно для читателя, мы можем это брать и предлагать. Мы стараемся не публиковать скучные статьи.
– Как вы видите дальнейшее развитие журнала и укрепление его авторитета в среде международных отношений?
– Нам кажется, что академическую нишу мы закрыли англоязычным вариантом журнала, а дальше должно расти качество статей, авторов. Нам также следует привлекать авторов ещё более известных и популярных. То же самое касается и русскоязычного журнала, но ему уходить в академизм нежелательно. Наша уникальная особенность – академическая публицистика – составляла и должна составлять основу журнала. Правда, в русскоязычном журнале мы начали делать сноски в статьях, хотя это уже прерогатива академических публикаций, а не публицистических.
С другой стороны, у нас публицистика довольна строгая, не настолько журнальная, как, например, в журнале «РБК» или «Власть», или «Профиль». Мы не так активно используем врезки. Мы исходим из того, что нас читают либо для того, чтобы из прочитанного извлечь какие-то новые для себя мысли, либо для того, чтобы повысить своё качество как специалиста. Нас читают достаточно подготовленные люди, которые глубоко и серьёзно интересуются международными отношениями, а их интерес простирается куда дальше, чем ток-шоу на НТВ или треш-ток на «Фейсбуке». Это те люди, которые обращают внимание на закономерности событий, на их динамику. Для них международные отношения – это не источник эмоционального любопытства, а источник пищи для ума.
Кинематограф, антиутопии, «Вышка» и туризм
– Какой ваш любимый фильм, или тот, который повлиял на вас больше всего?
– Любимых много, однако не думаю, что какой-то фильм мог сильно повлиять. Наши военные фильмы – старые, чёрно-белые ещё: «В бой идут одни старики», «Нормандия – Неман». Милейший фильм из более-менее современных – «Дикари» про дикий отдых в Крыму. Ну и не наши тоже – «Аватар», «Однажды в Америке», спагетти-вестерны. Я люблю кино – это для меня развлечение, но при этом не то, чтобы я много его смотрел, времени нет.
– Чего не хватает современному высшему образованию или что, на ваш взгляд, следует изменить? Чем «Вышка» отличается от других вузов?
– В гуманитарных вузах нужно ввести курс логики с самого первого курса, а лучше ввести его и в старших классах школы. Можно также ввести курс риторики. Даже – лучше сказать – вернуть эти курсы.
Высшая школа экономики, мне кажется, это очень узкий, тесный мирок с достаточно ограниченными, но «вкусными» перспективами по завершению обучения. При этом это всё равно конвейер, попытка сбалансировать массовое и элитное высшее образование, что также практикуется ведущими университетами за рубежом. Предполагается, как мне кажется, что те, кто идут в «Вышку», отдают себе отчёт, с какой целью они это делают. То есть не просто за «корочками» о высшем образовании, а за какой-то серьёзной подготовкой, за знакомствами или за связями – неважно, но это осознанный и рациональный выбор.
– Что вам как специалисту по информационному аспекту международных отношений ближе: «1984» или «О дивный новый мир»?
– Знаете, они оба в равной мере далеки. Это выдающиеся в плане политической интуиции произведения. С литературной точки зрения, Хаксли сильнее, на мой взгляд, но это металитература, они ценны социально-политической интуицией. Не близки они мне, потому что это страшные истории, от такого хочется быть подальше. Язык всех социальных наук метафоричен в той или иной мере. Соответственно, метафоричные произведения, посвящённые таким экзистенциальным проблемам – это некое предупреждение, достаточно ясное, о том, куда могут привести самые лучшие намерения и самые худшие практики, которые при этом очень удобны для исполнения и контроля.
– Какую страну вы первым делом хотите посетить после возобновления авиасообщения со всеми странами?
– В Корею. Я был там после третьего курса – это была вторая группа советских студентов, которые поехали на стажировку в Южную Корею. Провёл там два года, а после этого ни разу там и не был. Интересно посмотреть, как там всё поменялось за тридцать лет.
Беседовал Николай Долгих || Факультет МЭиМП НИУ ВШЭ·
