Велика вероятность, что 2022-й будут вспоминать как год, когда отжила своё десятилетиями складывавшаяся философия российско-американских отношений. Идея мирного сосуществования двух систем, родившаяся на пике холодной войны и так и не трансформировавшаяся в партнёрский диалог после её завершения, похоже, утратила актуальность.
Конечно, последние приличия формально соблюдаются. Продолжают, хоть и в предельно урезанном виде, функционировать дипмиссии, официальные лица периодически созваниваются, встречаются главы разведок. Но за этим фасадом скрываются абсолютно выхолощенное содержание, беспрецедентный дефицит идей и полное отсутствие перспектив. В отличие от времён советско-американского соперничества, сегодня сложно представить себе хоть одну сферу, в которой можно нащупать даже малозначительные точки соприкосновения.
Переговоры по контролю над вооружениями остановлены. Срыв двусторонних консультаций по вопросу о выполнении положений СНВ-3, скорее всего, является не эпизодическим моментом, а симптомом окончательного отмирания существовавшей с 1960-х гг. парадигмы диалога. В США на стратегическом уровне озабочены китайской угрозой и будут предпринимать всё новые (скорее всего – безуспешные) попытки привлечь Пекин к обсуждению разоруженческой тематики. Россия же, в условиях полноценной гибридной войны с коллективным Западом, не видит особого резона притворяться, что сокращение наступательных вооружений всё так же соответствует национальным интересам.
В сфере, скажем, снижения рисков в киберпространстве, биобезопасности и освоения космоса сама логика ожесточённой конфронтации не способствует нахождению общих знаменателей. Милитаризация этих сфер идёт семимильными шагами, и есть все основания предполагать, что та из держав, которая первой добьётся прорывов на данных направлениях, получит стратегическое преимущество перед следующими кризисами новой холодной войны.
Научно-культурный диалог и общественная дипломатия невозможны в условиях, когда США начали осознанно проводить политику «отмены России», натолкнувшись на естественную ответную реакцию. По факту, инструменты «мягкой силы» давно перестали быть средством поддержания добропорядочных отношений – по крайней мере, в том, что касается западных подходов. Не скрываемые американским руководством надежды повлиять на внутрироссийскую ситуацию через воздействие на гражданское общество, делают малореальным доверительное сотрудничество по этой линии.
Вопросы глобальной повестки дня вроде борьбы с изменениями климата отошли на второй план, да и здесь возможность выработать единые подходы на фоне, к примеру, борьбы за влияние в Арктике, выглядит иллюзорно. В состоянии полной утраты взаимного доверия любой трек взаимодействия будет восприниматься сторонами с подозрением, а следовательно – и России, и США на этом этапе комфортнее существовать со сведёнными к минимуму контактами по всему спектру вопросов глобальной повестки дня.
Решение добить сотрудничество по тем направлениям, которые ещё недавно сохраняли какую-никакую актуальность, исходило от Вашингтона. Но будем честны – прежний формат отношений утомил обе стороны. России набили оскомину бесконечные нотации про «порядок, основанный на правилах», особенно наглядно проявившиеся в ходе провальных январских переговоров 2022-го. В тот момент выяснилось, что Вашингтон даже не пытается серьёзно воспринять российские озабоченности и посмотреть в будущее, предпочитая повторять заученные тезисы времён почившей однополярности. США устали от того, что Москва, будучи, по устоявшемуся на Западе (хоть и абсурдному) мнению, «переживающей закат державой», продолжает настаивать на равноправии и вместо движения в сторону либеральной демократии всё активнее развивает альтернативную политическую модель, поставив во главу угла укрепление суверенитета. Появилось ощущение бессмысленности диалога, который, как показало время, не приносил сторонам ничего кроме разочарований и раздражения.
Сегодняшний этап – во многом переходный. Вашингтонский истеблишмент ещё лелеет надежды на некий отложенный эффект от сочетания «адских» санкций и поставок вооружений Украине. Многие местные «стратеги» перешли в мир фантазий и всерьёз рассуждают, нужно ли форсировать дезинтеграцию России (высказываться по этой теме пришлось даже Генри Киссинджеру). Американские аналитические ресурсы и солидные издания переполнены прогнозами якобы «неминуемых» внутрироссийских потрясений, которые-де позволят Соединённым Штатам сосредоточиться на борьбе с Китаем и возвращении утраченной гегемонии. В американских политических и экспертных кругах возобладал эскапизм – нежелание воспринимать реальную ситуацию и просчитывать хоть сколько-нибудь реалистичные сценарии выхода из кризиса. При этом из месяца в месяц наблюдатели не устают удивляться устойчивости российской системы, но видят в этом не опровержение своих прогнозов, а необъяснимую аномалию, которую даже не хотят анализировать.
В Москве же, при сохранении реалистичного и прагматичного взгляда на ситуацию у руководства страны, на экспертном уровне до недавнего времени хватало «оракулов», предсказывавших, что расколотые США вот-вот утонут в собственных проблемах и потеряют интерес к украинскому вопросу. Исход промежуточных выборов, сохранивший американский политический ландшафт в состоянии балансирования, продемонстрировал если не полную ошибочность, то преждевременность подобных ожиданий. Голоса отдельных противников вашингтонского авантюризма на украинском направлении не влияют на общий характер позиционирования США – по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Американский фактор, в том числе в контексте украинской проблемы, с нами всерьёз – и надолго.
У не сбывающихся надежд и с той, и с другой стороны изначально был один лейтмотив – стремление верить, что боевой запал противника скоро иссякнет, а проблема сама по себе волшебным образом рассосётся. 2023 г. должен ознаменовать переход к пониманию, что простого и быстрого выхода из кризиса не будет. России и США придётся сделать выбор из двух зол.
Можно попытаться научиться, впервые за семьдесят лет, сосуществовать в условиях обрыва большинства каналов диалога и отсутствия хоть сколько-нибудь объединяющей повестки, но не переходя опасную грань, отделяющую холодную войну от полноценного столкновения. Сделать это необходимо в условиях, радикально отличающихся от памятных времён противостояния США и СССР – информационная среда сегодня чрезвычайно динамична и взрывоопасна; отдельные акторы, как показывает украинский пример, в совершенстве освоили искусство манипулирования собственными покровителями; а снизившийся профессиональный уровень западных элит (уже настроившихся на «конец истории»), препятствует предметному разговору о деэскалации. Потребуется чрезвычайная концентрация сил и внимания, чтобы такого рода перманентная напряжённость со всеми сопутствующими ей кризисами в самых разных регионах мира, стала не временным состоянием, а «новой нормальностью», к которой адаптируются и элиты, и рядовые граждане России и Запада.
Но есть, безусловно, и альтернативный сценарий, в который не хочется верить – но от этого он не становится менее реалистичным. При таком варианте, одна из сторон решит отказаться от полутонов и перейти к максимальному повышению ставок, окончательно склонившись к игре с нулевой суммой (не обязательно в формате прямого столкновения – можно и через отказ от самоограничений в рамках гибридной войны). И, соответственно, получит как минимум симметричный ответ с непредсказуемыми последствиями. Россия явно склоняется к первому варианту, но нежелание США снижать градус напряжения вокруг Украины ясно демонстрирует, что американские элиты ещё колеблются и, возможно, готовятся рискнуть.
С уверенностью можно утверждать лишь, что период геополитической прокрастинации (являющейся, в общем-то, естественным следствием глобальных потрясений) себя окончательно исчерпал. 2023 г. год ознаменуется переходом от ожиданий и теоретизирования к действиям, которые будут выражаться либо в возврате к интенсивной дипломатии, либо в окончательном изменении наших представлений о том, где проходят «красные линии» в российско-американских отношениях – и насколько незыблемыми они являются.
