В разгар пандемии COVID-19 мы слышали рассуждения о том, что в кризис общество снова поддержит идею усиления государства, возродится вера в экспертное сообщество, и возобладают проевропейские и одновременно антиевропейские настроения. Всё это оказалось иллюзиями, согласно новому исследованию.
Вместо этого кризис произвёл революцию в умах граждан, изменив их восприятие мирового порядка и смешав в одну кучу национализм и глобализм. Одна группа, исповедующая философию «Сделай сам», видит возвращение мира, каким он был в XIX веке, где каждая страна была сама за себя. Рыцари новой холодной войны слышат отголоски ХХ столетия и с надеждой смотрят на Америку Трампа, которая защитит их от Китая. Поборники стратегического суверенитета предвидят мир военных блоков и региональных союзов в XXI веке.
Эта последняя самая многочисленная группа олицетворяет собой новый тип сторонников единой Европы. Эти люди считают, что Европе придётся отстаивать свой суверенитет посредством совместно проводимой внешней политики, контроля над внешними границами и репатриации производственных мощностей. В этом они видят новые возможности для сотрудничества в Европе. Но лидерам континента необходимо быть осторожными при изложении своей аргументации, чтобы не провоцировать гневную отповедь со стороны евроскептиков.
Мы живём не в момент «гамильтоновского» протофедерализма, а скорее в «милвордских реалиях» сильных национальных государств, ищущих защиты в опасном мире.
Предисловие
Кризис, вызванный COVID—19 – возможно, величайший социальный эксперимент в нашей жизни. Мы не знаем, когда или как он закончится. Пока ещё слишком рано предсказывать, насколько радикально он изменит взгляд европейцев на общество. Однако мы уже видим, что пандемия изменила отношение европейцев к миру за пределами Европы и, как следствие, к роли Европейского cоюза в своей жизни.
На ранних этапах кризиса политика была заморожена, а общественное мнение ушло на задний план, тогда как на первый вышли действия правительств. Граждан отправили в бессрочную ссылку в собственных домах, и многие были охвачены страхом перед неопределённостью. Правительства действовали быстро, вводя чрезвычайные меры, чтобы остановить распространение болезни, поддержать систему здравоохранения, спасти рабочие места и предприятия от краха. На следующем этапе кризиса, когда правительства собирают колоссальные деньги, чтобы профинансировать восстановление экономики, им придётся принимать в расчёт и политику. Недостаточно разработать верный курс: правительствам и лидерам стран ЕС нужно будет также найти правильные слова, руководящие принципы и методы, чтобы добиться поддержки общества. Чтобы это сделать, им нужно понять, как пандемия повлияла на страхи и ожидания общества.
Европейский совет по международным отношениям (ЕСМО) инициировал опрос более 11 тыс. граждан в девяти странах Европы – Болгарии, Дании, Франции, Германии, Италии, Польше, Португалии, Испании и Швеции, на которые приходится две трети населения и ВВП ЕС. Опрос проводился в тот момент, когда большинство стран-членов начали вновь открывать свои экономики и когда восстановление экономики вытеснило здравоохранение в качестве главного пункта политической повестки дня. Итоги опроса бросают тень сомнения на те первые уроки, которые извлекли из кризиса политические обозреватели. Согласно общепринятому мнению, COVID-19 резко усилил общественную поддержку более весомой роли государства, которое должно получить новые полномочия; эпидемия восстановила доверие к экспертам и их роли и одновременно укрепила позиции евроскептиков и европейских федералистов. Однако то, что мы выявили в ходе исследования, ставит под сомнение все эти три предпосылки, демонстрируя их иллюзорность и обманчивость. Если европейские правительства будут придерживаться этих неверных предпосылок, они рискуют действовать наперекор преобладающему общественному мнению, планируя восстановление экономики.
До кризиса на континенте наблюдалась расширяющаяся пропасть между проевропейскими космополитами и националистами-евроскептиками. В начале пандемии президент Франции Эммануэль Макрон предупреждал, что вирус способен изменить баланс между этими двумя лагерями в Европе, укрепив позиции националистов. Через несколько недель после начала кризиса сформировалось новое преобладающее мнение о том, что на самом деле в рамках европейской интеграции зарождается движение федерализма. Наверное, замешательство в период неопределённости объяснимо: опрос, проведённый ЕСМО, показывает, что вирус в действительности стёр различия между двумя лагерями, не дав преимуществ ни тем, ни другим.
С одной стороны, многие националисты, похоже, осознали, что европейское сотрудничество – единственный способ сохранить актуальность национальных государств. С другой стороны, многие космополиты убедились в том, что в мире, зажатом между Китаем Си Цзиньпина и Америкой Дональда Трампа, главная надежда Европы на сохранение своих ценностей кроется в упрочении собственного «стратегического суверенитета», а не в уповании на глобальные многосторонние организации. Эти новые настроения создают удивительно много места и возможностей для возрождения европейского проекта. Но если члены правящей элиты Европы не расстанутся со своими иллюзиями о том, что происходит, они рискуют упустить этот уникальный шанс.
Первая иллюзия: кризис породил новый консенсус в Европе, убедив большую часть общественности, что государство должно играть более заметную роль
Возвращение «большого правительства» – непреложный факт. Однако во многих странах оно вернулось не потому, что на это возник спрос в обществе, а потому что элиты присвоили себе новые полномочия для борьбы с пандемией. Наш опрос показывает, что число людей, утративших веру в способность государства действовать, превышает число тех, кто заинтересован в более активных интервенциях государства в период кризиса. Мы спросили у респондентов, как изменилась их уверенность в дееспособности правительств в целом и как они оценивают действия своих национальных правительств во время кризиса. Во всех девяти странах Евросоюза лишь 29% заявляют, что стали больше доверять государству, но в то же самое время большинство респондентов полагают, что их правительства хорошо проявили себя во время кризиса. Вместе с тем, 33% опрошенных утратили веру в силу государства и имеют смутное представление о том, как их правительства себя проявили во время кризиса.
Хотя общественность европейских стран готова согласиться с возвращением функции управления и владения значительной частью экономики государству, наши данные говорят о том, что это не сопровождается волной энтузиазма по типу того, какой наблюдался во многих странах в 1920-е и 1940-е гг., когда правительства национализировали крупные отрасли промышленности. Сегодня граждане, похоже, видят в государстве не столько движущую силу прогресса, сколько страховочный механизм или склад ненужных работников, медицинских масок, лекарств и продовольствия, того, что может понадобиться во время следующего кризиса. Конечно, эта обобщённая статистика маскирует огромные расхождения между странами – членами ЕС. На одном полюсе находится Дания, где 60% избирателей обрели в государство и его возможности большую веру, чем прежде, и все эти люди полагают, что их правительство хорошо справилось с возложенными на него задачами. На другом полюсе находится Франция, где у 61% опрошенных уменьшилось доверие государству как таковому, и эти люди дают негативную оценку действиям своего правительства во время кризиса.
Более подробное изучение статистики показывает, что положительный взгляд на действия правительства и властей во многом зависит от того, как граждане голосуют. Сторонники находящихся у власти партий чаще всего верят в силу и способность властей справиться с ситуацией и считают, что их правительство качественно выполняет свою работу, что неудивительно. С другой стороны, сторонники оппозиционных партий в большинстве считают работу правительств неудовлетворительной и всё меньше верят в силу государства. Швеция в этом отношении не похожа на другие страны: там сторонники некоторых оппозиционных партий также полагают, что правительство хорошо выполняет свою работу. Это можно объяснить национальной гордостью. Шведы, независимо от партийной принадлежности или политических взглядов, одобрительно отзываются о шведской исключительности во время пандемии, хотя высокий уровень поддержки вполне мог уже снизиться с тех пор, как был проведён наш опрос. Дебаты в Швеции становятся всё более жаркими по мере того, как число погибших от коронавируса начинает существенно превышать аналогичную статистику в соседних странах, где был введён полноценный карантин.
Когда речь заходит о поддержке партий, похоже, что кризис усилил существовавшие тенденции, но принципиально не изменил политику. Проведённый нами опрос о поддержке партий показывает, что COVID-19 принципиально не изменил баланс между партиями – старожилами политической сцены и бросающими им вызов популистами. Когда избиратели-популисты меняют свой выбор, они склонны отдавать свои голоса другой популистской партии. То же самое делают и сторонники основных партий, меняя одну старую партию на другую. Следовательно, в целом коронавирусный кризис не стал причиной политического раскола по новым линиям и не расчистил путь для выхода на сцену новых политических сил; он также принципиально не изменил отношение избирателей к роли государства.
Вторая иллюзия: кризис резко повысил доверие к экспертному мнению
Миллионы людей с поистине религиозным рвением следовали рекомендациям медиков во время карантина. Однако наш опрос показывает, что хвалёное возвращение веры людей в экспертов – иллюзия. К сожалению, нет никаких свидетельств неминуемого возвращения к просвещённой политике, руководствующейся фактами и убеждениями, а не эмоциями и мобилизацией.
Для полноценного погружения в данный вопрос мы специально не ставили респондентов перед жёстким выбором в отношении экспертов: «Доверяете вы им или нет?». Вместо этого людям было предложено выбрать один из трёх вариантов. Задача состояла не просто в том, чтобы выявить, сколько людей считает науку благотворной для общества, но также позволить нам чётко различать две причины недоверия. Первое – это классическое недоверие, исходящее из характера научных исследований и того факта, что эксперты расходятся друг с другом во мнениях. Однако мы нашли множество людей, которые положительно оценивают потенциал научных знаний для решения проблем, стоящих перед человечеством, но считают, что правительства используют экспертов для оправдания уже принятых решений вместо того, чтобы принимать решения на базе научной экспертизы.
Наш опрос показал, что большинство граждан в большинстве стран-членов не доверяют экспертам и властям. На самом деле главное открытие опроса состоит в том, что многие граждане полагают, будто эксперты встроены в политический процесс, подвержены манипуляции, что их используют в качестве инструмента, и они скрывают информацию от общественности. Примерно 27% населения мало доверяют экспертам в целом.
Опять же выявлены существенные различия между странами-членами. Больше всего экспертам доверяют в Дании (64%) и Швеции (61% населения). Меньше всего им доверяют во Франции (15%), Испании (21%) и Польше (20%). Жители Польши (53%), Франции (47%) и Италии (46%) больше других склонны верить в то, что власть использует экспертов в качестве инструмента.
Заметны также значительные разделения по партийным линиям. В Германии большинство сторонников основных партий склонны доверять экспертам. Примерно половина тех, кто голосует за Союз ХДС/ХСС (51%), сторонники социал-демократов (48%) и «Зелёных» (56%) считают, что кризис продемонстрировал, какую выгоду общество может извлекать из знаний экспертов и государственных органов. Во Франции доверие экспертам находится на высоком уровне только среди сторонников Эммануэля Макрона (48%). Другие французские избиратели почти не доверяют экспертам или полагают, что экспертов используют в качестве политического инструмента (52% тех, кто поддерживает Социалистическую партию и 53% сторонников «Зелёных», убеждены, что эксперты и власти скрывают информацию от широкой общественности). В Польше голосующие за либеральную «Гражданскую платформу» – хрестоматийный пример образованных избирателей, которые, как правило, доверяют экспертам. Однако наш опрос показал, что большинство сторонников «Гражданской платформы» не верит экспертам, так как полагает, что их может использовать правительство, которое они не поддерживают. Следовательно, именно доверие граждан правительству своей страны гарантирует их доверие экспертам, а не наоборот.
И, напротив, лишь небольшой процент тех, кто голосует за популистов, верит в пользу от работы экспертов (6% сторонников немецкой «Альтернативы для Германии», 4% французского Национального фронта, 12% итальянской «Лиги» и 3% испанской «Вокс»). Этим недоверием можно также объяснить, почему биологическая эпидемия сопровождается цифровой эпидемией дезинформации и фейковых новостей: люди находят экспертов, которые, как им кажется, не ангажированы властями. Поскольку пандемия – это колоссальная катастрофа, и людям трудно найти главного злодея, неудивительно, что она родила целый рой теорий заговора. Есть множество теорий о том, кто виновен в распространении вируса. Наиболее радикальные из них ставят под сомнение само существование вируса, объявляя его изобретением элит, утративших доверие общества с целью аккумулировать у себя дополнительные полномочия и контролировать других людей.
Третья иллюзия: кризис привёл к всплеску как националистического евроскептицизма, так и проевропейского федерализма
Когда кризис начинался, многие беспокоились о том, что он усилит позиции евроскептиков. Первой реакцией многих правительств было закрытие границ своих стран и введение контроля за экспортом – иногда даже вопреки правилам единого рынка. Существовавшие ранее трения между северными и южными странами – членами ЕС также быстро всплыли на поверхность. Опасаясь подъёма национализма, многие обозреватели были склонны видеть параллели между кризисом беженцев и ситуацией вокруг COVID-19. Однако национализм, вызванный кризисом с беженцами, был этническим национализмом, тогда как национализм в качестве реакции на COVID-19 по своей сути был территориальным национализмом, связанным с местом жительства. На самом пике пандемии правительства стран относились к мигрантам так же, как и к местным жителям, тогда как к соотечественникам, возвращавшимся из-за рубежа, относились как к чужакам и закрывали их на карантин, независимо от их гражданства.
Поэтому, в то время как кризис с беженцами разделил общество на националистов и проевропейцев, согласно нашему опросу, кризис, вызванный COVID-19, стёр различия между двумя лагерями. На первый взгляд данные опроса парадоксальны.
С одной стороны, мы видим, что люди во всех исследованных нами странах-членах невысокого мнения о том, как Евросоюз отреагировал на кризис: большинство респондентов во всех странах заявили, что ЕС оказался не готов к этому вызову. В их числе 63% граждан Италии и 61% граждан Франции. Мы также отдельно спросили людей, не ухудшилось ли их отношение к институтам ЕС во время кризиса. Большинство респондентов в Италии, Испании и Франции ответили утвердительно (58%, 50% и 41% соответственно). Наверно, более тревожным моментом, чем большое число людей, заявивших, что Европейский союз плохо проявил себя в ситуации с кризисом, следует считать тот факт, что многие граждане называют его неактуальным.
С другой стороны, подавляющее большинство респондентов во всех исследованных странах заявляют о более твёрдой убеждённости в необходимости дальнейшего углубления сотрудничества в рамках ЕС, чем они имели до кризиса. Хотя в наших начальных опросах 2019 г. часто выявлялась обратная зависимость между доверием к национальным правительствам и институтам ЕС, в этом году такой зависимости не наблюдается. В прошлом году мы обнаружили, что многие люди, почти не доверявшие политическому устройству в своих странах, видели в ЕС панацею от внутриполитических болезней. Однако, если не считать жителей Польши, те, кто заявлял о своей вере в возможность правительств справиться с проблемами, влияющими на их жизнь, ещё больше поддерживают тесную кооперацию в рамках Евросоюза, чем их сограждане в среднем. Похоже, они твёрдо усвоили, что национальное государство имеет значение, но в то же время, как выразилась канцлер Германии Ангела Меркель, «у национального государства нет будущего, если оно будет решать все проблемы в одиночку».
Одно из объяснений подобных настроений может заключаться в том, что кризис усилил у граждан ощущение, будто их страны оставлены наедине с этим всё более опасном миром. Мы спросили у граждан, какие страны или организации поддержали их страну в знак солидарности, когда начался кризис. Цифры пугают и настораживают. По мнению подавляющего большинства, никто не протянул им руку помощи, и очень немногие согласились с тем, что поддержку им оказал ЕС, многосторонние организации или крупнейшие экономические партнеры Европы.
Похоже, что кризис всерьёз и надолго повредил репутацию в глазах европейцев двух крупнейших экономических партнёров Европы: Соединённых Штатов и Китая. Репутация обеих сверхдержав потерпела крах в некоторых странах, которые были их ближайшими союзниками и партнёрами.
Что касается Китая, то более 60% граждан Франции и Дании и почти половина немцев заявили о своем охлаждении к Пекину. Похоже, что отношение европейцев к Китаю ухудшилось из-за происхождения COVID-19, агрессивности Пекина в отношении других стран и его реакции на кризис – дезинформации, запугивания и угрозах воздержаться от поставок медицинских товаров. Однако ещё более шокирующим представляется крах имиджа США в глазах многих европейцев. Свыше 70% датчан и португальцев, 68% французов, 65% немцев и 64% испанцев заявляют об ухудшении восприятия Америки как партнёра. С нашей точки зрения, это не просто ещё одно указание на то, как сильно европейцам претит внешняя политика Дональда Трампа. Кризис, вызванный COVID-19, выявил глубокий раскол в США по поводу того, как реагировать на нынешний кризис. К тому же страну стали преследовать тени рабовладельческого прошлого. Если Америка Трампа изо всех сил старается помочь сама себе, как можно ожидать от неё помощи кому-то ещё?
Хотя пандемия пока не изменила внутриполитических предпочтений европейцев, новые данные ЕСМО свидетельствует о том, что она резко изменила их отношение к остальному миру за пределами Европы. Кризис, связанный с COVID-19, выявляет те же закономерности, что и мировой финансовый кризис, кризис с беженцами и климатические аномалии. Эти крупные мировые события, меняющие отношение европейцев к окружающему миру, в свою очередь, побуждают граждан к радикальной переоценке назначения и роли Евросоюза в их жизни. Если глубже проанализировать полученные данные, мы можем сконструировать три ментальные модели, которые используются гражданами Европы для понимания мира после кризиса.
Во-первых, мы имеем дело со сторонниками философии «Сделай сам», которые считают, будто после кризиса геополитика во многом будет напоминать положение дел в XIX веке, когда каждая страна была сама по себе. Эта группа насчитывает 29% опрошенных нами европейцев. Некоторые верят в способность своей страны вступать во взаимовыгодные альянсы с другими игроками для защиты своих интересов. Другие не верят в свою страну и не видят перспектив действенного сотрудничества на европейском или мировом фронте.
Во-вторых, есть группа «рыцарей новой холодной войны»; её численность составляет 15% всех опрошенных. Люди, разделяющие это мировоззрение, считают, что геополитика будет напоминать ту, которая существовала в ХХ веке. Они убеждены в биполярном будущем, где США станут лидером свободного мира, а Китай возглавит автократическую ось, в которую также войдут такие страны как Россия и Иран.
Наконец, самая большая и политически наиболее значимая группа – «сторонники стратегического суверенитета», составляющие 42% от всех опрошенных. Эти граждане склонны считать, что в XXI веке будут преобладать блоки и региональные союзы. С их точки зрения, значимость Европы в новую эпоху зависит от способности ЕС и входящих в него стран действовать сообща. Подобное мировоззрение стирает традиционную разделительную грань между глобалистами и националистами. С одной стороны, националисты начинают понимать, что их страны смогут сохранить суверенитет только внутри европейского блока. С другой, разочарованные глобалисты осознают, что их мечта о многостороннем мире с глобальным управлением не сбудется до тех пор, пока у власти остаются Дональд Трамп, Си Цзиньпин и Владимир Путин. Не эпидемия, а неспособность мирового сообщества эффективно реагировать и сообща искать решение этой проблемы превратила некоторых вчерашних космополитов в сегодняшних новых сторонников стратегического суверенитета.
Мировоззрение этой формирующейся группы можно лучше всего описать термином «прогрессивный протекционизм». Поскольку европейцы могут всё в меньшей степени полагаться на глобальные решения для построения мира, в котором хотят жить, они решили создать собственную утопию на европейском материке. Она окажет влияние на их отношение к ключевым вопросам построения будущего, таким как защита окружающей среды и цифровая повестка. Наш опрос показывает, что сторонники стратегического суверенитета – группа, которая ещё решительнее требует предпринимать срочные меры по борьбе с изменением климата именно по причине пандемии. Однако они собираются добиваться достижения поставленной цели не посредством проповеди, а путём принуждения окружающих к принятию европейских ценностей посредством ввода углеродного и цифрового налогов.
В каждой стране имеются представители всех трёх групп. Тем не менее распределение их бросает вызов представлениям стран о самих себе и их стереотипам в отношении других. Например, Германия гордится своей приверженностью интересам единой Европы, но там больше сторонников философии «Сделай сам», чем в любой другой стране, где проводился опрос. Многие люди характеризуют жителей Восточной Европы поборниками новой холодной войны с учетом их исступленного атлантизма. Однако наш опрос показывает, что больше сторонников новой холодной войны среди итальянцев и французов. Самые убеждённые сторонники укрепления суверенной способности Европы действовать в мире, разделённом на регионы, живут вовсе не во Франции, а в Польше, Португалии и Испании. Опрос также выявил важные внутриполитические различия: например, во Франции 69% граждан, голосовавших за Макрона, верят в мир, разделённый на регионы, тогда как почти половина сторонников Марин Ле Пен – адепты философии «Сделай сам». В Германии среди сторонников социал-демократов и «Зелёных» больше поборников стратегического суверенитета, чем в среднем по стране.
Верящие в регионализм предвидят, что победителями или проигравшими в результате пандемического кризиса будут не отдельные национальные государства или политические системы, а регионы и блоки, которым удастся или не удастся осуществлять свою власть на мировой арене. Следовательно, лучший шанс для Европы избежать зависимости от других блоков – это консолидация региона и создание единого и более могущественного ЕС. В то время как европейские лидеры не отказываются от участия в работе многосторонних и международных организаций – наиболее наглядным примером можно считать Конференцию по сбору средств в рамках глобального реагирования на коронавирус – почти половина европейцев считает экономическую и политическую консолидацию Европы лучшей страховкой от возможного обращения вспять процессов глобализации. Подобные отношения особенно заметны, когда европейцев спрашивают, верят ли они в более глубокое сотрудничество: их ответы показывают, что верящие в региональное будущее чаще других говорят о необходимости сплочения ЕС и разделения бремени расходов на борьбу с кризисом. Они также больше склонны считать, что медицинский и немедицинский инвентарь должен производиться внутри Евросоюза.
Когда речь заходит о репатриации промышленного производства из Китая в Европу, больше всего её поддерживают крупнейшие страны – Франция и Германия. Граждане меньших по размеру стран считают протекционизм менее жизнеспособным. Идеи протекционизма также важны, когда речь заходит о зелёной и цифровой повестке: опасаясь конкуренции с нулевой суммой в мире и экономического протекционизма, многие европейцы смотрят в направлении прогрессивного протекционизма. Эта политика предполагает обложение высокими налогами тех товаров, производство которых наносит урон окружающей среде в Европе. С её помощью сторонники стратегического суверенитета надеются отстаивать свои ценности и предпочтения даже в недружественном мире.
Выводы: живём ли мы в «момент Гамильтона»?
Европейские правительства и институты Брюсселя осознали, что коронавирусный кризис создал возможности для коллективных действий в Европе. Франко-германский план восстановления, представленный в мае, мог бы стать началом важного нового этапа в истории Европы. Однако лидерам, если они хотят увидеть более могущественную и сплоченную Европу, необходимо сделать правильный политический выбор и сформулировать свои аргументы таким образом, чтобы объединить европейских избирателей, а не оттолкнуть их. Обозреватели быстро окрестили франко-германское соглашение «моментом Гамильтона» для Европейского союза, предположив, что реакция на COVID-19 – важная подготовительная стадия на пути к Соединённым Штатам Европы, где у Брюсселя будет больше суверенитета. Впервые эту идею выдвинул Александр Гамильтон, первый министр финансов США, поставивший свою страну на путь федерализации через общую ответственность по долгам, оставшимся от революционной войны. Центральный постулат его теории: «Мы вместе умирали, поэтому нам следует вместе платить». Общая ответственность по долгам была наиболее сильным выражением окончания автономного существования американских штатов.
Однако наш опрос говорит о том, что сегодняшние настроения граждан Европы ближе к тем, которые выражены британским историком Аланом Милвордом, нежели к посылу федералистских документов. В ревизионистской истории Алана Милворда «Спасение национального государства в Европе» утверждалось, что движущей силой европейского проекта было восстановление, а не сублимация национального суверенитета. Но, если Милворд писал о спасении государств в 1950-е гг. от разрухи, вызванной войной между европейскими странами, то в 2020 г. главный вызов государству исходит из-за пределов Европы. Европе нужно отвоевать свой суверенитет у Китая и Америки Трампа, а также у цифровых гигантов, таких как Facebook и Huawei.
При такой трактовке ЕС срочно нужно действовать просто в силу того факта, что все мы живём на одном и том же континенте, сталкиваясь с одними и теми же внешними угрозами. Китай и США манипулируют кризисами, такими как пандемия или изменение климата, всё больше используя всемирные организации и даже глобальную экономику в качестве подручного инструмента конкуренции. Европейцы могут понять, что отказ от совместных действий означает для них риск стать жертвами бескомпромиссной китайско-американской борьбы.
В свете этих реалий европейский проект следует пересмотреть не как интеграционный процесс на основе идеалов, но как проект, основанный на общей судьбе. Общая география диктует необходимость действовать сообща даже в большей степени, чем общие ценности. В этом контексте мы являемся свидетелями скорее «милвордской инерции», нежели «гамильтоновского момента» – в меньшей степени речь идёт о радикальном шаге в направлении федерализации и в большей степени об усиливающемся консенсусе по поводу необходимости использовать Брюссель в качестве инструмента для наделения полномочиями национальных государств.
Но хотя европейцы осознают потребность друг в друге, чтобы сообща противостоять враждебному миру, они не верят, что национальные правительства и европейские институты обеспечат столь нужную им защиту. Что ещё хуже, они по-прежнему не верят экспертам и технократам, которые являются коллективным мозгом и хребтом европейских институтов.
Всё это подразумевает, что европейским лидерам не следует брать на вооружение аргументы о разделении бремени с точки зрения европейской солидарности или технократической эффективности, но говорить о разделении бремени с точки зрения национальных интересов. Им следует говорить о едином рынке как возможности спасения рабочих мест внутри страны в такое время, когда торговля с Китаем и США будет неизбежно буксовать. Подобный подход к описанию действий Европы помог бы усилить поддержку принципа разделения финансового бремени. Даже консервативные страны, не допускающие бюджетного дефицита, поняли бы, что в их интересах, допустим, содействовать спасению компаний в других странах – членах Евросоюза.
Многие годы люди уподобляют евроскептицизм и популизм недугу, который разросся до эпидемических пропорций. У европейских лидеров, таких как Макрон и вице-канцлер Германии Олаф Шольц, есть надежда на то, что реальный вирус поможет исцелиться от политического вируса антиевропейских настроений и что популизм сегодня отступает. Наш опрос показывает, что подавляющее большинство простых граждан хотят более тесного сотрудничества в рамках ЕС, и что эти люди равномерно распределены по всему континенту – на севере и юге, востоке и западе.
Важно понимать движущие силы этой новой разновидности проевропейских настроений, чтобы донести взвешенную аргументацию до избирателей.
Новый запрос на кооперацию продиктован не страстью к институциональному строительству, а скорее глубокой тревогой по поводу утраты контроля над ситуацией в опасном мире. Речь идёт об укреплении, а не размывании национального суверенитета. В этом контексте единая Европа – не прихоть, а жизненная необходимость.
Если политические лидеры Европы начнут говорить в этих обстоятельствах о федерализме с целью создания сильной и объединенной Европы, это будут контрпродуктивные рассуждения, которые способны лишь повредить поставленной цели. Топорные доводы в пользу интеграции только подольют масла в огонь антиевропейских настроений, которые станут ещё более ядовитыми, чем прежде – и в первую очередь на периферии Европы, хотя и не только там. На этот раз против ЕС могут выступить граждане в самом сердце Европы – в прижимистой Германии, не допускающей дефицита бюджета. Как и в случае с эпидемией «испанки», именно вторая волна евроскептицизма может оказаться наиболее смертоносной.
Мировоззрения сконструированы на основе GNE12 (кто окажет поддержку во время COVID-19), GNE5 (восприятие США, Китая, России) и GNE8 (отношение к необходимости более консолидированной реакции со стороны ЕС и к тому, чтобы предприятия производили медицинские и немедицинские товары внутри ЕС). Люди, заявившие, что не могут ни на кого положиться для получения поддержки, были отнесены к группе сторонников философии «Сделай сам». Ожидающие помощи от ЕС или стран ЕС или верящие, что предприятия должны производить медицинские и немедицинские товары и оборудование в ЕС, которому необходимо сплотить ряды, были отнесены к группе «сторонников стратегического суверенитета». Люди, заявившие, что могут положиться на США, что у них улучшилось мнение о США или ухудшилось мнение о Китае, России или Иране, отнесены нами в группу «рыцарей новой холодной войны».
Сторонники философии «Сделай сам»
Эти люди убеждены, что мы живём в мире, где все страны предоставлены сами себе. Доля таковых в электорате ЕС, охваченном нашим опросом, составила 29%.
Мужчины/женщины: представлены в равных пропорциях.
Медианный возраст: самая возрастная группа, средний возраст – 54 года
Места сосредоточения: наиболее сильные позиции имеет в Германии (48%); меньше всего их в Португалии (9%) и Испании (18%).
Поведение на выборах: как и поборники новой холодной войны, с большой долей вероятности будут голосовать за партию евроскептиков (26%).
Поборники новой холодной войны
Эти люди верят в биполярный мир, где США остаются лидером свободного мира, а Китай становится лидером автократической оси, к которой также принадлежат такие страны, как Россия и Иран. На их долю приходится 15% электората ЕС, охваченного в исследовании.
Мужчины/женщины: большинство в этой группе составляют женщины (54%), хотя мужчин тоже немало.
Медианный возраст: самая молодая группа, средний возраст – 43 года.
Места сосредоточения: наиболее сильные позиции имеет в Италии (25%); меньше всего их в Болгарии (8%) и Португалии (9%).
Поведение на выборах: в сравнении с другими группами наименее склонны голосовать за проевропейскую партию (46%) и наиболее склонны воздерживаться (8%) или проявлять нерешительность (21%); будут голосовать за евроскептиков с такой же вероятностью как сторонники философии «Сделай сам» (26%).
Сторонники стратегического суверенитета
Верят в мир блоков и регионов, в котором значимость Европы зависит от способности ЕС действовать сообща; эти люди составляют 42% от всего электората ЕС.
Мужчины/женщины: представлены в равных пропорциях.
Медианный возраст: 50 лет.
Места сосредоточения: наиболее сильные позиции имеет в Португалии (77%), Испании (49%) и Польше; меньше всего их в Германии (25%).
Поведение на выборах: с наибольшей вероятностью будут голосовать за партию, выступающую за усиление ЕС (65%).
Опубликовано Европейским советом по международным делам
