Пока непонятно, чего в сенсационной истории с Домиником Стросс-Каном больше — трагедии или фарса, однако вне зависимости от ее исхода последствия неизбежны. Наиболее важно, как инцидент в «Софителе» воздействует на Европу.
Когда в 2007 году Париж и стоящий за ним Евросоюз, преодолев всеобщий скептицизм, продавили назначение Стросс-Кана директором-распорядителем МВФ, публично звучали обещания, что француз-социалист будет последним европейцем во главе фонда. Правило, действующее с момента учреждения Бреттон-Вудских институтов, предусматривает раздел постов между двумя частями западного мира. Всемирный банк закреплялся за США, МВФ — за Европой. Перераспределение глобального влияния в начале XXI века поставило вопрос о неадекватности подобного положения вещей — роль развивающихся экономик, ведомых Китаем, росла на глазах, и финансовый кризис только ускорил тенденцию.
От привилегий, как известно, никто и никогда добровольно не отказывается, так что все разговоры о реформе МВФ в пользу развивающихся рынков вырождались в бюрократические упражнения и косметические меры. И зайди речь о преемнике Строс-Кана (например, если бы он решил принять участие в выборах-2012 на родине), Европейский союз, как лев, бился бы за сохранение за собой право назвать директора-распорядителя. Ведь это один из главных символов лидирующей роли. К тому же, по иронии судьбы, едва не основной миссией МВФ стало участие в спасении проблемных стран ЕС.
Теперь шансы Европы сохранить этот пост призрачны. Быстро поднимающиеся страны Азии уверены, что настала их очередь. А США настроены на то, чтобы заключать (или пытаться заключать — пока не очень получается) большие сделки с наиболее влиятельными из развивающихся держав. (Примеры — Киотский процесс, где Европу просто оттерли в сторону, и переговоры в рамках Дохийского раунда ВТО). Торг с ними по поводу поста главы МВФ откроет Вашингтону возможности в других важных для него вопросах.
Доминик Стросс-Кан: Строительство политической Европы, 2004
Политическое влияние Старого Света после утраты крупными европейскими странами самостоятельной глобальной роли базировалось на двух составляющих: привилегированном положении в международных институтах и привлекательности евроинтеграции как эталона сбалансированного развития. Сейчас обе эти «колонны» проседают.
Привилегии слабеют по мере того, как нарастает отрыв ситуации в мире от институционального дизайна, созданного на базе реалий прошлого века, когда роль Европы была совсем другой. Конечно, отмена их — вещь непростая. Например, в Совете Безопасности ООН изменения невозможны. Нынешние обладатели права вето ни за что не позволят обрести его другим, так что, сколько бы ни рассуждали о неправомерности двух европейских «кресел» в Совбезе, Великобритания и Франция могут чувствовать себя уверенно за спинами Китая, России и США. В Бреттон-Вудских институтах гарантий меньше.
Есть привилегии и неформальные. Например, положение второй опоры трансатлантического альянса, которое позволяло Европе не только пользоваться американским «зонтиком безопасности», но и озаряло ее отраженным светом репутации США как непререкаемого лидера Запада, а потом всего мира. Но НАТО в принципе утрачивает прежний ореол. Не сумев глобализировать свою миссию, блок, вероятно, вернется к региональным задачам, более скромным, чем раньше, поскольку сам Евро-Атлантический регион уже не центр мировой политики. К тому же ливийская коллизия, в которой США, по сути, предоставили Франции и ее партнерам воевать самим, показывает, что Америке надоело решать европейские проблемы. С другой стороны, Ливия стала проявлением того, что крупные страны ЕС, разочаровавшись в возможности действовать сообща, принимают собственные отдельные решения – воевать (как Франция и Великобритания) или воздерживаться (Германия).
В то же время постепенно растворяется имидж Европы как безмятежного оазиса процветания и маяка «постмодернистской» политики. Интеграционная гармония разбивается о глубокие противоречия между экономической взаимозависимостью и политическим разнобоем. Но главное — в Европе меняется общественная атмосфера.
Граждане, встревоженные неопределенностью своего будущего, все более подвержены охранительным настроениям. Под напором экономической конкуренции и миграционного потока и под угрозой размывания культурной идентичности распространение получает идея сохранить статус-кво любой ценой. Это означает не просто подъем правых популистов, а парадигмальный сдвиг, когда вправо сдвигается весь мейнстрим.
Мир может увидеть совсем другой Евросоюз — более настороженный, раздраженный и замкнутый в себе. России, для которой Европа традиционно не только крупнейший партнер, но и источник модернизационного вдохновения, нужно понимать процессы, которые там происходят, чтобы трезво оценивать как возможности, так и риски новой ситуации.
