Санкционная консолидация группы «недружественных» России стран – во многом прямое следствие их высокой торговой, инвестиционной и долговой взаимозависимости. Высокая интегрированность развитых рынков между собой, а также зависимость от США формируют у них ощущение невозможности разорвать порочный круг и необходимости вынужденного следования общей исторической судьбе и коллективным интересам, доминирующим над национальными, что подстёгивает процесс консолидации сверху, полагает Екатерина Арапова, директор Центра экспертизы санкционной политики, начальник Отдела академического развития Института международных исследований МГИМО МИД России.
Российский санкционный кейс ускорил процесс формирования санкционных альянсов в границах коллективного Запада. К санкционной коалиции ЕС и G7, принявшей решение лишить Россию режима наибольшего благоприятствования в торговле, присоединился ряд других американских сателлитов, в том числе Австралия, Новая Зеландия, исторически «нейтральная» Швейцария и прочие. Коалиция уверенно демонстрирует высокий уровень и консолидации позиций, и гармонизации санкционного инструментария независимо от уровня развития санкционного законодательства. Например, в Австралии проработка правовой базы введения санкций находится на несопоставимо более низком уровне, нежели в США или Европе, в стране фактически отсутствует понятие «блокирующих санкций», однако «приверженность» общему курсу и внедрение аналогичного санкционного пакета в отношении России налицо. Возникает парадоксальная ситуация, когда правоприменительная практика фактически опережает процесс институционализации и правового оформления санкционных режимов.
Санкционная консолидация группы «недружественных» стран – во многом прямое следствие их высокой торговой, инвестиционной и долговой взаимозависимости. Высокая интегрированность развитых рынков между собой, а также зависимость от США формируют у них ощущение невозможности разорвать порочный круг и необходимости вынужденного следования общей исторической судьбе и коллективным интересам, доминирующим над национальными, что подстёгивает процесс консолидации сверху.
В то же время больше половины «Большой двадцатки» и подавляющее большинство стран Глобального Юга не готовы поддерживать усилия США и Европы по изоляции России. И здесь вступают в силу как дипломатические, так и экономические инструменты принуждения. Это и ноты американских дипломатов в адрес «неприсоединившихся» к санкциям, и прямой шантаж политических лиц, имеющих активы в американской юрисдикции (для того, чтобы добиться «нужных» результатов голосования в ООН), и угрозы санкциями в адрес правительств и бизнеса за сотрудничество с подсанкционными странами. Для стран, высоко ценящих собственный национальный суверенитет, есть хорошо проработанный инструмент принуждения – схема давления «снизу» на рыночных игроков через механизм вторичных санкций, представляющих собой привлечение к ответственности физических и юридических лиц, аффилированных и/или поддерживающих экономические отношения с компаниями – объектами «первичных» экономических санкций. Ситуация усугубляется ещё и тем, что любая компания может легко попасть под американский enforcement, даже не нарушая напрямую санкционное законодательство США, в случае если с подсанкционными игроками продолжает взаимодействовать кто-то из её контрагентов.
Приняв Закон о противодействии противникам Америки посредством санкций (CAATSA), США фактически наделили себя правом требовать соблюдения собственных односторонних санкционных режимов от всех глобальных рыночных игроков, имеющих US Nexus. При этом пределы американской санкционной юрисдикции трактуются весьма широко и включают в себя три уровня: 1. Финансовую систему США (долларовые транзакции через SWIFT по всему миру); 2. Все сделки, проводимые на территории США (независимо от гражданства лиц и «национальности» компаний – показателен кейс россиянина Олега Никитина); 3. Все сделки, проводимые юридическими лицами, подконтрольными США (или находящимися в собственности у американских лиц) и американскими гражданами независимо от валюты совершения операции. Причём, даже после изменения «статуса» (например, смены собственника с американского на иного), американский регулятор может привлечь компанию к ответственности за действия по нарушению санкционного законодательства, которые фактически были совершены в прошлом, когда компания имела US Nexus по какому-либо признаку.
При выявлении американским регулятором случаев нарушения санкционого законодательства США риски для бизнеса и топ-менеджмента могут оказаться колоссальными. Инструментарий принуждения весьма широк – от штрафов до уголовного преследования.
Например, в октябре 2020 года американские власти осуществили продажу иранской нефти, следовавшей в Венесуэлу и конфискованной в августе того же года. В июле 2021 года Федеральный окружной суд Южного округа штата Нью-Йорк постановил конфисковать танкер Courageous за поставки топлива в КНДР в обход санкций США и СБ ООН. В мае 2022 года Минюст США конфисковал иранскую нефть, перевозимую российским танкером Lana (которую, однако, позднее, после отмены Грецией решения, разрешающего конфискацию, пришлось вернуть стране происхождения).
Задержка платежей по дебиторской задолженности со стороны подсанкционных компаний тоже может легко превратиться в повод для наложения на кредитора вторичных санкций, поскольку американское Казначейство может трактовать её как способ кредитования агента, находящегося под санкциями.
В последние годы исполнительная власть США всё более активно переходит от административных наказаний в виде штрафов к уголовному преследованию за неисполнение режимов санкций и разработку схем обхода санкций (предусмотренному IEEPA). В качестве примера: сотрудники Broad Tech System попали под суд за поставки химикатов китайской компании; в отношении Джойс Элибахус (топ-менеджера американской Edsun Equipments LLC) вынесен приговор в размере 18 месяцев тюрьмы за поставки в Иран авиационных запчастей в интересах Mahan Air.
Причём постепенно начинает стираться грань между абсолютно легальным понятием «адаптации к санкциям» и «обходом санкций», который сейчас претерпевает стремительный процесс правового оформления в качестве уголовного преступления. На первой линии санкционного обстрела – операции с криптовалютами. Транзакции в криптовалюте попадают под действие американских санкционных режимов, обход которых чреват уголовной ответственностью. Американский OFAC уже ввёл санкции против криптобанка Chatex, действуют ограничения на перечисления в криптокошельки российского криптообменника SUEX, под санкциями находятся HYDRA и Garantex, введены санкции против криптовалютного сервиса Tornado Cash, весной 2022 года Минфин США ввёл санкции против сервиса микширования биткойн-транзакций Blender, который тоже воспринимается как инструмент обхода санкций.
Следующий уровень санкционных атак – сделки с использованием альтернативных платёжных систем в обход SWIFT. Важный прецедент – введение блокирующих санкций против Транскапиталбанка, который предлагал финансовым институтам в Азии, Китае и на Ближнем Востоке способы обхода санкций через систему TKB Business, позволяющую обмениваться финансовыми сообщения в обход SWIFT в том числе для долларовых транзакций. Реализовать блокировку позволила принадлежность банка к российскому финансовому сектору в соответствии с указом 14024 от 15 апреля 2021 года (формат гибридных санкций, когда банки или компании блокируются на основе принадлежности к сектору, на которые распространяются секторальные ограничения). Таким образом, постепенно нарастают риски, что под блокирующие санкции могут попадать любые финансовые институты, стремящиеся проводить сделки в долларах и евро в обход SWIFT.
Что ещё хуже, США начинают брать на себя функцию отправления правосудия не только за нарушение собственного санкционного законодательства, но и законодательства ООН. Примечателен, например, кейс экстрадиции гражданина КНДР Мун Чол Мьонга в США за поставки товаров роскоши из Сингапура в КНДР в нарушение санкционного режима ООН.
В результате широкой трактовки Соединёнными Штатами понятия «национальной безопасности», угрозы которой и являются основанием для введения ограничительных мер, а также богатого санкционного арсенала формируется совершенно непрозрачная рыночная среда, когда рыночные игроки рискуют попасть под штрафные меры, даже не располагая информацией о потенциальных нарушениях санкционного законодательствами их контрагентами. Просчитать санкционные риски становится всё сложнее. И рыночные игроки, осознавая это, вынуждены, с одной стороны, внедрять у себя мощные системы санкционного комплаенса (лишающие их, к слову сказать, важной части доходов, которая могла бы быть реинвестирована в операционную деятельность и работать на рост прибылей), а с другой – отказываться от любых сделок, кажущихся хоть сколько-нибудь рискованными с точки зрения нарушения санкционного законодательства США.
Чем более та или иная компания инкорпорирована в глобальные цепочки добавленной стоимости, чем более обширна география её контрагентов (кредиторов, инвесторов, клиентов и иных партнёрских связей), тем более неопределённой и высокорисковой становится для неё рыночная среда; тем выше риски подпасть под штрафные санкции американского казначейства, а соответственно, выше уровень её overcompliance.
Американские законодатели регулярно публикуют так называемые руководства по избеганию санкционных рисков для бизнеса (в частности, Hong Kong Business Advisory, Xinjang Supply Chain Business Advisory, Travel Advisory, гайды по соблюдению санкций для участников рынка виртуальной валюты и прочее), тем самым раскручивая санкционную панику и подталкивая бизнес к перестраховке.
Однако возрастающие риски не остаются без ответа, порой вполне симметричного. Расширение практики вторичных санкций постепенно усиливает противостояние платёжных систем, тренд на дедолларизацию системы международных расчётов и снижение зависимости от американского печатного станка. Формирование санкционных альянсов начинает сопровождаться развитием «антисанкционных» блоков, а «экстерриториальность» санкционного законодательства становится не только американским феноменом. Китай формулирует этот принцип в Законе о защите данных, и апробирован он был на примере Литвы, когда китайская сторона пригрозила запретом доступа на собственный рынок для компаний, имеющих производство в Литве, а ряду транснациональных компаний с большим присутствием в Китае было настоятельно рекомендовано прекратить закупать литовские товары и услуги.
США выпустили джина из бутылки, и теперь неизвестно, в каком направлении может начать развиваться глобальный санкционный контекст. Если США в механизме вторичных санкций используют своё доминирование в мировой финансовой системе и долларовую монополию, то Китай – позиции в мировых цепочках добавленной стоимости. И этот ответ на среднесрочном горизонте может оказаться вполне симметричным, учитывая долю китайских материалов и компонентов в глобальном производстве. Не пора ли американским властям задуматься над тем, что при сохранении нынешней инерции экстерриториальная санкционная пучина на горизонте ближайшего десятилетия может поглотить их самих и больно ударить по американскому транснациональному капиталу?
Международный дискуссионный клуб «Валдай»
