В контексте популярных дискуссий на тему «Однополярность визави многополярность» постоянно ловлю себя на мысли, что мир изначально развивался как многополярный, а следовательно – это его естественное состояние. Складывавшиеся тогда полюса или центры силы – будь то цивилизация майя, Древний Египет или империя Цинь – не входили в конфликт друг с другом только по той причине, что о существовании друг друга, скорее всего, не подозревали. И слава богу – человечество от этого только выиграло.
Потом наступила эра великих географических открытий, положившая конец изначальной многополярности мироустройства. За первооткрывателями пришли колонизаторы. Точкой исхода была, главным образом, Европа, последовательно захватывавшая американский, африканский и азиатский континенты. Лет пятьсот назад мир стал скатываться к однополярности. Можно обвинять в этом тогдашний не совсем коллективный или совсем не коллективный Запад, но нельзя не признать, что своими геополитическими достижениями нового времени он обязан собственному опережающему развитию – искусство мореплавания, огнестрельное оружие, а затем и промышленная революция.
Так или иначе, к эпохе Новейшего времени доминирование Запада стало практически глобальным. Пожалуй, единственным исключением оказалась территория, исторически занимаемая Россией.
Мы – единственный «континент», если можно так выразиться, не подвергшийся колонизации. Справедливости ради, нас колонизировала Орда – но это была колонизация территории, а не населения. И нас пытался колонизировать Запад – поляки в XVII веке, шведы в XVIII, французы в XIX и немцы в XX веке, во всех случаях – безуспешно.
Можно порассуждать о том, почему история сложилась именно так. То ли мало кого интересовало «южное побережье Северного Ледовитого океана», как иногда обозначают российские пространства с их специфическими климатическими и логистическими условиями, то ли кого–то насторожило хроническое отставание в темпах развития этой части Европы от других её частей, то ли наши предки как-то особо постарались сохранить себя во времени и пространстве по образцу Александра Невского – не знаю. Но это предмет другой дискуссии.
Выбор – ощущать себя цивилизацией либо нет – быть может, не самый животрепещущий. Но он, этот выбор, существует, и он исключительно за нами как нацией и за каждым из нас. Этот выбор не зависит от внешних оценок, как не зависит от внешних оценок самоприсвоенное американцами ощущение собственной исключительности. Этот выбор – действительно вопрос самоопределения. При этом России приходится самоопределяться, что называется, на марше, то есть в эпицентре событий.
Но, во-первых, это наша традиция. Достаточно вспомнить самоопределение времён Минина и Пожарского, Ивана Сусанина и Андрея Болконского, Николая Гумилёва и Александра Солженицына.
Во-вторых, мы сами сгенерировали обострение кризиса, подняв ставки и «ударив первыми». Возможно, история расставит всё по своим местам и однажды выяснится, что одной из задач инициативного обострения кризиса Россией и было стремление подвигнуть нацию к самоопределению. Это мы узнаем позже.
Но данный выбор – не только вопрос коллективного или общенационального самоопределения. Одним из прямых следствий событий вовне становится самоопределение индивидуальное, внутри каждого гражданина. Это в конечном итоге самопонимание, где недостаточно сохраняться в лозунговой парадигме «Русского мира».
Согласно Концепции внешней политики, Россия – это не просто «Русский мир», но умение обеспечивать сосуществование разных этносов, религий, языков, культур… Наша многонациональность – это уникальное достижение российской нации, неведомое и недоступное для большинства других народов, нациями так и не ставших. Эта многонациональность должна превращаться из ахиллесовой пяты в фактор силы и привлекательности России. СВО показала, как это мощно работает в «полевых» условиях. Над этим надо работать.
Я хотел бы обратить внимание на феномен, о котором говорил на заседании Совета по межнациональным отношениям президент России, а именно о том, что за последние годы степень самоидентификации российских граждан как части единой нации возросла примерно с 70 до примерно 90 процентов от всего населения. Думаю, и в этом зале найдутся скептики, которые припишут такие показатели лукавству статистических опросов, на которых вольнодумающие граждане не решаются говорить правду. Как человек, по роду занятий бывающий в российских регионах на порядок чаще, чем большинство здесь присутствующих, осмелюсь утверждать, что эта картина близка к истинной и что восприятие текущего момента в целом по стране консолидировано на позициях поддержки действий власти значительно больше, чем в региональных столицах.
Когда я говорю об индивидуальном выборе в части самоопределения, неотъемлемой частью такого выбора для каждого становится ответ на вопрос: «С кем я? С собственным мнением или с гражданской позицией общества, в котором я живу и на которое я работаю?». И я ответ на этот непростой вопрос для себя нашёл и ответ не скрываю.
Теперь о выборе между «государством-цивилизацией» и «анти-Западом» в жанре не отвлечённого философствования, а реальной политики.
Поэтому пока становление нашей нации как государства-цивилизации оказывается возможным только через антизападничество. Однако в чём проблемы, поля и особенности этого противостояния на выживание?
Первое. Запад действительно не принимает нас как государство-цивилизацию. И под демократизацией РФ на Западе подразумевают не внутренние преобразования, а прекращение попыток играть самостоятельную роль на международной арене. В России видят, возможно, единственную силу, способную из идейных соображений бороться с однополярностью до конца.
Что помешало Западу интегрировать Россию:
- цивилизационный снобизм;
- геополитическая привычка;
- ошибочные оценки итогов холодной войны – поствоенное триумфаторство;
- не было плана Маршалла, победила мстительность;
- экономическая жадность.
В результате неизбежной стала нынешняя суть момента: Запад сейчас пытается переиграть финал холодной войны, чтобы Россия наконец поняла, что она проиграла, а не сама сделала выбор.
Второе. Однако – парадоксальным образом – не считая нас государством-цивилизацией, Запад считает нас Европой, заблудшей европейской страной. Европа вообще строит всю восточную политику на принципе: Россия никуда не денется.
Для нас были решающими четыре попытки не расстаться с Западом: обещание нерасширения НАТО, югославский и грузинский конфликты и гарантии договорённостей «Майдана» с законным президентом Украины. Именно в этих базовых вопросах-индикаторах нас обманули.
Наше терпение с первых волн расширения НАТО было не принятием, а сжиманием пружины. Предел сжатия был достигнут к декабрю 2021-го. Наши предложения по гарантиям безопасности – это точка бифуркации. Тогда же, возможно, мы прошли и настоящий выбор – не между «государство-цивилизация versus анти-Запад», а между «государство-цивилизация versus Запад», то есть Россия как часть другой цивилизации.
И теперь наша задача состоит в том, чтобы научить Запад разговаривать с нами как с другой, незападной (частично западной) страной – с Индонезией, Малайзией, ЮАР, Бразилией.
Это не значит неинтегрируемость. Отличный пример: Турция – член НАТО и кандидат в ЕС (формально). Но её сложно назвать европейской, она гораздо более евразийская, чем Россия. И кстати – с претензией на статус государства-цивилизации («Тюркский мир»).
Третье. Что противопоставить мягкой силе Запада, его ценностям, привлекательности? Нам внушают, что пока, мол, мы не предложим третьим странам что-то не менее привлекательное, чем западные ценности и институты, мы обречены. В чём тут подвох?
Это ловушка. На протяжении длительного времени Европа как цивилизация действительно развивалась и обеспечивала свою притягательность и конкурентоспособность за счёт более высоких темпов продвижения вперёд к общим для всех идеалам «свободы-равенства-братства». Однако сейчас Европа утратила эти позиции, уступив соблазну действовать по принципу «свой-чужой», не более.
Запад выдает блоковые ценности за универсальные. И всю свою притягательность сводит именно к ним. Разве Украина, Молдавия тянутся именно к строго демократическим ценностям, если они сейчас объективно проводят прямо противоположную политику, но почему-то под эгидой Европы? Мой ответ – дело не в ценностях. Главная притягательная сила Запада, оказывается, в ощущении причастности к «хозяевам мира»:
- право на право – писать правила для порядка, выгодного только им;
- право трактовать право (когда важнее суверенитет, а когда – право на самоопределение, и тому подобное);
- право нарушать право (права меньшинств, расправы над оппозицией и тому подобное);
- право быть всегда правым (в любом территориальном споре и так далее);
- право править прошлое (признание голодоморов и тому подобное);
- право трактовать настоящее (где правда, а где фейки и пропаганда);
- право навязывать сценарии будущего (победа единственной модели демократии и тому подобное).
Это – атрибуты однополярной модели, право сильного и право силы. Если брать государство – то, что получают в авторитарном обществе за близость и лояльность к власти.
Санкции Запада вводились по негласному мотиву: мы наказываем за то, что вы мешаете Украине нарушать права русских, а теперь и убивать их. Ни разу до сих пор не прозвучало от Европы – давайте, мол, мы сами выступим гарантом прав русских, закреплённой Минскими соглашениями автономии ЛНР и ДНР. Но этого нет! Это битва за безнаказанность Запада и тех, кто на него ориентирован, за то самое право нарушать права других. На Запад стремятся, потому что хотят быть на стороне гарантированного победителя, на стороне сильного.
Западу удалось сыграть на главном комплексе украинцев и европейских постсоветских народов. Им объяснили: зачем вам эти азиаты, Орда? Вы – европейцы, в отличие (это главное) от русских. Что может противопоставить этим «ценностям» Россия? Ответ: почти ничего, если действовать в ныне существующей системе координат.
Что могла дать/обеспечить Россия?
- суверенитет – но он оказался не нужен элитам;
- экономическая поддержка – но её не замечали;
- справедливость – она тоже не нужна;
- нейтралитет – это тоже не нужно, ибо он плохо продаётся;
- перспективы многополярного мира – это не нужно тем, кому обозначили возможность попасть в лидеры однополярного мира.
Но при каких условиях инструменты Запада не будут работать?
В условиях многополярного мира. В многополярном мире будут альтернативы, например, в сфере безопасности. Запад не приемлет «рынка» гарантий безопасности, альтернативных центров силы и безопасности. Однако после Южной Осетии – 2008, Сирии-2015, Крыма и Донбасса – 2014–2023 альтернативы появились. СВО стала самым мощным ударом по опоре мягкой силе Запада: вынужденности многих стран класть все яйца в одну корзину. Ссориться с Россией или Китаем было меньшим злом. Теперь нет.
Если мы зацикливаемся на антизападности, то мы – не государство-цивилизация. Если мы делаем выбор в пользу государства-цивилизации, то нужно приводить в соответствие буквально все приводные механизмы государственности.
Признаем, что мы часто занимались ближним зарубежьем только потому, что его захотел Запад. Поворот на Восток сегодня должен быть не потому, что закрыт Запад, а потому, что это выгодно нам и там центр мирового развития. ЗА многополярный мир, а не ПРОТИВ Запада. Просто пока это одно и то же.
Мы должны это делать в своих и общих интересах, а не строить блок против Запада. Мировое большинство не хочет ни диктата Запада, ни участия в новой холодной войне. Это будет означать и преодоление вторичности и реактивности нашей политики в сторону инициации и проактивности. Поэтому главная тема – создание альтернатив. В безопасности, экономике, валюте, страховании, технологиях, а также институтах – институционализация многополярности. Это и есть демократизация мирового порядка как альтернатива авторитарному – однополярному миру.
XXXI Ассамблея Совета по внешней и оборонной политике проходила 20–21 мая 2023 года. Тема встречи: «Самоопределение в эпицентре шторма. Россия и мир на вираже истории». В тематических сессиях и открытой дискуссии приняли участие ведущие представители академического и экспертного сообщества, дипломаты, военные, предприниматели, журналисты. Подробности есть в Программе на сайте СВОП.
