Журналистский штамп, что Третья мировая война уже идёт, кочует из одной публикации в другую не первое десятилетие. Собственно, с самого начала ХХI века, когда случилось нападение на США 11 сентября 2001 г., заговорили о столкновении цивилизаций как новой форме общемирового конфликта.
Потом, правда, объявленная Вашингтоном «война с террором» превратилась сначала в мешанину на Ближнем Востоке, а потом и вовсе ушла с повестки дня. Зато постепенно пошло возрождение старого доброго соперничества крупных стран, сначала в политико-пропагандистской и экономической сфере, но со всё более ярко выраженным военно-силовым элементом. Это тоже сопровождалось предостережениями относительно риска Третьей мировой в классическом понимании прошлого века. Впрочем, такие рассуждения оставались в плоскости публицистики.
Сегодня понятие «Третья мировая» можно конкретизировать и приземлить. Картины Первой и Второй мировых войн по-прежнему неприменимы на исходе первой четверти XXI столетия, хотя некоторые комментаторы и усматривают схожие черты в вооружённом столкновении на Украине. Но структурно ситуация совсем другая. Наличие ядерного оружия у наиболее важных мировых игроков и очень сложная палитра значимых и разнокалиберных участников международной политики исключают (подстрахуемся – делают очень маловероятной) лобовое столкновение самых великих держав или их блоков, как это было в минувшем столетии.
Сейчас «мировая война», как неоднократно говорилось, – это цепь крупных, но локальных противоборств, каждое из которых так или иначе вовлекает самых важных игроков, балансирует на грани выплёскивания за пределы изначальной зоны и непрямым образом связано с другими очагами нестабильности. Череда военных событий началась с ближневосточных конфликтов прошлого десятилетия (Йемен, Сирия), далее продолжилась Украиной с 2014 г., Южным Кавказом и теперь Палестиной. Точку в этом перечне ставить явно рано.
Коллеги-международники уже отмечали, что в условиях исчезновения прежних рамок и ограничителей (тот самый упадок миропорядка, который теперь признали, кажется, все) спящие конфликты и споры почти неизбежно напоминают о себе. То, что сдерживалось действовавшими договорённостями, вырывается наружу. В принципе всё достаточно традиционно, так было раньше, так будет и потом. Идеологизация мировой политики в ХХ веке привела к тому, что и завершение того политического столетия оказалось очень идеологическим. Восторжествовала точка зрения, что человечество обрело оптимальную идейно-политическую модель своего устройства, которая перевернёт страницу прежних противостояний. Только так можно объяснить, например, мнение, что начертание государственных границ в XXI столетии меняться не будет (либо только по обоюдному согласию), потому что так решили и постановили. Исторический опыт что Европы, что других континентов в любой исторический период не даёт оснований такое допустить – границы изменялись всегда и фундаментально. А сдвиги в балансе сил и возможностей обязательно порождают стремление передвинуть и территориальные пределы.
Другое дело, что значение территорий сегодня и в прежние времена отличается. Непосредственный контроль тех или иных пространств сейчас может нести больше издержек, чем выгод, а влияние непрямыми способами намного эффективнее.
Хотя стоит отметить, что лет пятнадцать-двадцать назад, на пике экономико-политической глобализации, часто утверждалось: географическое соседство и материальная близость вообще утрачивают значение в полностью связанном «плоском» мире. Пандемия стала первым и очень ярким аргументом против такого подхода. Ну а нынешняя цепь кризисов заставила совсем вернуться к более классическим представлениям о роли субординации регионального и общемирового.
Формальное окончание эпохи Договора об обычных вооружённых силах в Европе (Россия из него вышла, остальные страны объявили о приостановке участия) – пример ликвидации имевшихся институтов. Беспрецедентная по интенсивности волна нападок на ООН буквально со всех сторон – штурм главного бастиона миропорядка, основанного после Второй мировой войны. Нынешняя «Третья мировая война», вероятнее всего, будет растянутой во времени и распределённой в пространстве. Но по её итогам – а какие-то будут обязательно – возникнет и другая структура международных организаций. Так всегда бывает. Это не значит, что ООН, например, исчезнет, но глубокая коррекция принципов, на которых она работает, произойдёт обязательно.
Автор: Фёдор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»
Российская газета
