Через несколько часов после объявления о перемирии в Ливане северо-запад Сирии был охвачен беспрецедентными столкновениями, что говорит о новом витке конфликта, чего не наблюдалось четыре года.
Коалиция вооружённых группировок, включая базирующуюся в Турции Сирийскую национальную армию, «Организацию освобождения Леванта»[1] (ранее известную как «Джебхат ан-Нусра»[2]) во главе с Мухаммадом аль-Джулани, Фронт Леванта, «Дивизию султана Сулеймана Шаха», а также другие террористические силы, начали наступление на Алеппо. Новая волна напряжённости ставит под вопрос стабильность в регионе и эффективность международных дипломатических усилий.
В результате тщательно просчитанного наступления мелкие группировки боевиков проникли в западные пригороды Алеппо и стали продвигаться к площади Саадаллы аль-Джабри – символическому центру города. До этого боевикам удалось захватить значительные территории на севере и западе от Алеппо, а также часть восточного Идлиба. Подобное методичное вторжение подрывает ранее поставленные стратегические цели, многие местные жители пребывают в шоке, не веря своим глазам.
Усугубляя напряжённость, Министерство обороны Сирии выпустило заявление, что вооружённые силы страны подверглись «масштабному» и «неожиданному» удару со стороны боевиков оппозиционных сил. Ответ армии выглядит неубедительным, что ставит под вопрос её боеспособность. Параллельно появились сообщения об авиаударах сил РФ и Сирии по ключевым маршрутам снабжения боевиков в пригородах Идлиба и Алеппо. Многомерность ситуации заставляет задуматься о сложности конфликта и перегруппировке сил в регионе.
Сегодняшние боевые действия против сирийской армии – серьёзный вызов, поскольку ими охвачена территория площадью 110 на 8 км – от северных пригородов Алеппо до южных границ Идлиба. Потенциальный захват Алеппо экстремистскими группировками может нанести стратегический удар по правительству Сирии. Алеппо – один из крупнейших регионов страны и экономический центр, его значимость повышает близость к столице – Дамаску: города разделяет всего 310 километров.
В контексте сирийского конфликта следует отметить факт бездействия иранских сил, которые ранее существенно укрепили своё присутствие в Сирии, поддерживая официальный Дамаск. Хотя в стране насчитывается 477 иранских военных объектов – в том числе 52 военные базы и 177 других объектов только в Алеппо, – иранские силы пока не предпринимают каких-либо решительных действий против наступающих террористических группировок.
Несмотря на свою численность, иранские силы не имеют поддержки ВВС и ПВО, поэтому их оперативные возможности ограничены. Кроме того, Иран передислоцировал свои военные активы, чтобы минимизировать их уязвимость в случае ударов Израиля и международной коалиции, поэтому иранские силы всё больше зависят от поддержки трансграничных подразделений. Однако опора на сирийскую военную инфраструктуру не может обеспечить необходимую защиту от подобных атак. Именно этим объясняется пугающая лёгкость, с которой группировки, признанные террористическими организациями, проникли в Алеппо, практически не встретив сопротивления. Нужно понимать эту динамику, чтобы правильно оценивать региональную безопасность и эффективность нынешних военных стратегий противодействия угрозам в Сирии.
Недавнее заявление Министерства обороны Сирии об увеличении военных поставок для армии страны в целях усиления её позиций следует рассматривать в более широком контексте региональной и международной динамики эскалации. Последние события ставят под сомнение устойчивость соглашения о прекращении огня, которое достигнуто при посредничестве Турции и России 5 марта 2020 г., возобновление боевых действий может привести к его развалу. Напряжённость нарастает, и очевидно, что хрупкий баланс сил в сирийском конфликте достиг переломного момента, необходимо тщательно проанализировать геополитические последствия продвижения боевиков.
Урегулированию конфликта в Сирии мешает инертность и различные препятствия, отметил спецпосланник ООН Гейр Педерсен на заседании Совбеза 21 ноября 2024 года. Такая оценка говорит о политическом тупике – перспективы достижения прогресса туманны, а реагирование международного сообщества на продолжающийся кризис затруднено.
На региональном уровне попытки президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана наладить контакты с сирийским лидером Башаром Асадом также зашли в тупик. «Мы протянули руку сирийской стороне в стремлении к нормализации отношений. Мы верим, что это проложит путь к миру и стабильности на сирийской территории», – заявлял Эрдоган. Однако добиться каких-либо конструктивных инициатив не удалось. Не следует забывать, что Турция приняла более 3 млн сирийских беженцев, кроме того, перед ней стоит курдский вопрос. Для эффективного решения обоих вопросов необходим диалог с правительством Сирии.
При оценке военной динамики в Сирии бросается в глаза разительный контраст между иранскими силами и турецким контингентом. Сейчас Турция имеет значительное присутствие: 12 баз и 114 военных пунктов, 58 из них в Алеппо и 51 в Идлибе. Хотя численность иранских сил превышает эти цифры, реальное значение обусловлено превосходящими возможностями турецких военных. Турецкий контингент обеспечен не только артиллерией, танками и бронетехникой, но и современными системами ПВО, минно-сапёрным оборудованием и коммуникационными технологиями. Подобная военная инфраструктура делает Турцию влиятельным игроком на геополитическом ландшафте Сирии.
Позиции Турции в Алеппо усиливает присутствие различных группировок, которые, как считается, получают турецкую поддержку, хотя официально Анкара этого не признаёт. Такое стратегическое маневрирование позволило Турции укрепить влияние в Алеппо и демонстрировать превосходство как по численности, так и по современному военному оснащению на непростом геополитическом ландшафте.
Этот стратегический манёвр предполагает защиту текущих мирных инициатив с Израилем и обеспечение жёсткого контроля сухопутной границы между Сирией и Ираком. Он особенно важен для противодействия проникновению объединённых вооружённых группировок из Ирака на территорию Сирии. И международные, и региональные акторы, по-видимому, активно ищут нового гаранта безопасности Израиля и стремятся к смене режима Асада.
Основной фокус перегруппировки сил – нейтрализация таких организаций сопротивления, как ХАМАС и «Исламский джихад» в секторе Газа, фактически лишение их любого влияния на будущих политических переговорах. Достижение этой цели предполагает также конец так называемого единства арен, то есть ослабление позиций «Хизбаллы» в Ливане путём ликвидации военной инфраструктуры и руководства группировки.
О явном намерении лишить «Хизбаллу» политического влиянии свидетельствуют недавние операции по ликвидации высокопоставленных представителей движения, включая генерального секретаря Хасана Насраллу и его преемника Хашима Сафи ад-Дина. Кроме того, уничтожен полк Радвана – спецподразделение «Хизбаллы».
Анкаре удалось мобилизовать силы различных вооружённых группировок в соответствии со своими стратегическими интересами. Эта стратегия, вероятно, отражает намерение повторить динамику событий во время интервенции сил Лиги арабских государств в Ливан, включающую манёвры Арабских сил сдерживания – тогда, в 1976 г., Сирии удалось добиться международного признания своей роли в Ливане. Поскольку Турция продолжает наращивать влияние в регионе, её активная вовлечённость заставляет задуматься о будущем суверенитета Сирии и региональной стабильности.
Анкара выбрала взаимодействие с различными сирийскими группировками. Такой подход свидетельствует о тщательно продуманной стратегии, нацеленной на проникновение во все тонкости сирийской политики.
Турция – региональная держава, принявшая наибольшее число сирийских беженцев – свыше 3 млн, поэтому её влияние на продолжающийся кризис нельзя недооценивать. Более того, Турция продемонстрировала способность управлять различными вооружёнными группировками, позиционируя себя как важного игрока в конфликте. С религиозной точки зрения сближение Анкары с суннитским большинством в Сирии играет ключевую роль в формировании её регионального подхода.
Турция занимает стратегически выгодную позицию как потенциальный партнёр по диалогу на быстро меняющемся политическом ландшафте Ближнего Востока. Этот новообретённый статус может вызвать обеспокоенность соседей, особенно в свете гипотетической смены режима в Сирии и прихода к власти сил, связанных с «Братьями-мусульманами»[3]. Такой исход действительно выглядит тревожно. В этом непростом контексте Израиль, вероятно, воспринимает вовлечённость Турции как более приемлемую альтернативу правительству, продвигающему интересы Ирана. Такая позиция осложняет и без того запутанную ситуацию.
Ближайший период станет ключевым для понимания дальнейшего развития событий. Мы увидим:
- Ограничатся ли группировки территорией, оккупированной ими на данный момент, или же их влияние распространится на соседние сирийские земли, что потенциально способно изменить баланс сил?
- Какую роль будут играть поддерживаемые Ираном иракские шиитские силы и станут ли они вмешиваться?
- Пойдёт ли Иран на стратегическое снижение напряжённости, приняв новую геополитическую реальность, в частности свой уход из Сирии, и позволив Турции заполнить образовавшийся вакуум? В обмен на это будет ли Тегеран стремиться к дипломатическому урегулированию с будущей республиканской администрацией Дональда Трампа, чтобы избежать повторения в отношении Ирана разрушительного сценария, который уже реализуется в Газе и Ливане, и втягивания себя в давно исчерпавший себя конфликт в Сирии?
Борьбу за Алеппо стоит воспринимать как сирийский конфликт в миниатюре, арену, где присутствуют не только национальные, но и региональные и даже международные риски.
Автор: Лиса Иссак, доктор политологии, специалист по международным связям Адыгейского государственного университета (г. Майкоп)
[1] Организация признана террористической и запрещена в России.
[2] Организация признана террористической и запрещена в России.
[3] Организация признана террористической и запрещена в России.