Наступление сирийских повстанцев и взятие под контроль нескольких городов, особенно стратегически важного города Алеппо, – это новое развитие событий, которое тем не менее не было совсем уж неожиданным. В регионе Ближнего Востока, и в том числе в Сирии, есть много нерешённых проблем, которые в любой момент могут перерасти в кризис с неопределёнными последствиями под влиянием национальных, региональных или международных факторов.
Боевиков, которые участвуют в новом восстании, можно разделить на две основные группы.
Первая – это внутренние (сирийские) диссиденты, включая «Сирийскую национальную армию» (ранее – «Сирийская свободная армия»), которые по разным причинам выбрали путь вооружённой борьбы за власть. Цель этой группы – национальная, и они готовы пойти на компромисс с центральным правительством при определённых условиях. Однако вторая группа, ядром которой является признанная террористической организацией в Иране, России, США, Евросоюзе и многих других странах и объединениях «Тахрир аш-Шам» (запрещена в России), состоит из радикальных несирийских сил и преследует транснациональные террористические цели. Хотя «Тахрир аш-Шам» попыталась дистанцироваться от внешнего вида и поведения в духе ИГИЛ (запрещена в России) посредством ребрендинга, чтобы выглядеть как объединение истинных партизан, её террористическую природу невозможно отрицать. Радикалы и террористы по-прежнему активны в ней. Важно и то, что на фоне беспорядков и нестабильности, вызванных её действиями, получают возможность проявить себя и другие террористические группировки.
Новости, связанные с восстанием, указывают на активность повстанцев разного происхождения, причём с той же террористической идеологией, что и у ИГИЛ. Этот тип терроризма можно классифицировать как трансграничный терроризм пятой волны. Ему на руку играют нехватка демократии, экономические и культурные провалы, несостоятельные, неэффективные и слабые правительства, слабый суверенитет и слабые институты. Формированию и деятельности «терроризма без границ» также способствуют региональная нестабильность и вмешательство извне. От традиционного этот тип терроризма отличают две характерные черты.
Во-первых, идеология, участники, цели, география операций и последствия этого типа терроризма являются транснациональными. Во-вторых, иностранные державы манипулируют им и используют его как инструмент для реализации собственных целей.
Эти две черты заметны в радикальных силах, которые в настоящее время действуют в Сирии. С одной стороны, они состоят из боевиков разного происхождения, в том числе из Центральной Азии и Афганистана, их лозунги являются трансграничными и подчёркивают расширение операций в других странах, включая Иран. С другой стороны, современные виды вооружений и оборудования, используемые в этом мятеже, например беспилотники, указывают на иностранное финансирование, обучение и поддержку.
Поэтому мы не можем оставаться равнодушными к их деятельности. Угрозы этого терроризма многослойны и могут представлять проблемы в среднесрочной или долгосрочной перспективе для различных стран, от Сирии и Ирака до Ирана, России и Европы. Участие в восстании многочисленных террористов из Центральной Азии и Афганистана вызывает тревогу у Ирана и России, потому что исполнители последних террористических актов в Иране (в Кермане и в Ширазе) и в России (в Москве) были выходцами из этих регионов. Если террористы придут к власти в Сирии, мы станем свидетелями ещё более активной вербовки ими сторонников в Центральной Азии и Афганистане, а цели и география их операций расширятся на Иран и Россию.
Хотя «Тахрир аш-Шам», по-видимому, отличается от ИГИЛ, создавая более респектабельный образ, и не все оппозиционные силы в Сирии являются террористами, но среди повстанцев, безусловно, есть радикальные силы, включая выходцев из ИГИЛ, которые воспользуются вакуумом власти и нестабильностью для расширения своей деятельности. Можно предвидеть, что, если они добьются успеха, радикальный террористический спектр перехватит инициативу у более умеренной оппозиции и расширит трансграничную деятельность. Существует также возможность частичного возрождения ИГИЛ, что порождает серьёзные риски.
Таким образом, масштабы и последствия трансграничного терроризма не вызваны конъюнктурными, тактическими причинами. Следует уделять внимание его стратегическим и долгосрочным аспектам. Страны, которые могут стать целью терроризма, должны отнестись к этому вопросу более серьёзно. Поэтому в текущей ситуации, хотя Иран сосредоточен на Израиле, Россия – на Украине, Турция может преследовать собственные региональные цели, Европа не хочет участвовать в конфликте на Ближнем Востоке, угрозы Китаю не столь ощутимы и так далее, факт состоит в том, что, если нынешние радикалы в Сирии продолжат наступать, мы можем получить новый ИГИЛ. Ущерб от этого напрямую или косвенно затронет все эти страны в краткосрочной или долгосрочной перспективе.
У Ирана и России вероятность стать мишенью безграничного терроризма больше, чем у других стран, по трём причинам. Во-первых, существование базы для активизации экстремизма в соседних регионах, включая Афганистан и Центральную Азию. Во-вторых, возможность того, что враги Тегерана и Москвы используют трансграничный терроризм для продвижения своих целей. В-третьих, Иран и Россия активно подавляют терроризм в Сирии, и весьма вероятно, что террористы думают о мести. Впрочем, как показывает пример ИГИЛ, страны, которые в настоящее время стремятся использовать террористов в качестве инструмента, также могут стать их жертвами на более поздних этапах.
Совместные усилия Ирана и России по созданию системы активного сдерживания трансграничного терроризма, укорененного в Сирии, кажутся весьма существенными. Положительный опыт сотрудничества двух стран против ИГИЛ в Сирии является хорошей моделью для дальнейшей борьбы с терроризмом. Однако очевидно, что возможностей Ирана и России недостаточно для эффективного сдерживания угрозы. Поэтому на следующем этапе с учётом масштаба угрозы ответ на неё должен быть многоуровневым и коллективным. Усилия по созданию многостороннего и регионально-международного формата коллективных превентивных действий имеют особое значение.
По сути, в динамике текущих международных событий очевидна диалектика безопасности и небезопасности, стабильности и нестабильности на Ближнем Востоке и в этих регионах.
Учитывая общие проблемы в Иране, России, Центральной Азии и Китае, контртеррористическое подразделение Шанхайской организации сотрудничества должно стать более активным и отдавать приоритет коллективным и практическим действиям. Членство некоторых из этих стран в БРИКС позволяет использовать также возможности этой группы. Хотя между государствами и существуют разногласия, «эффективное сдерживание терроризма» может стать общей точкой сотрудничества.
Конечно, мы должны быть реалистами. Как показала пассивность Шанхайской организации сотрудничества в отношении событий в Афганистане, мы не можем ожидать от неё (и от БРИКС) немедленных и эффективных действий. Поэтому, поскольку угроза Ирану и России острее, чем прочим, обеим странам следует предпринять немедленные действия, создав ось стран-единомышленников.
Помимо взаимодействия в области разведки, военной помощи и консультаций, это сотрудничество должно также осуществляться на политической и медийной арене. В то же время деструктивное иностранное вмешательство, которое создаёт вакуум власти и платформу для роста трансграничного терроризма, а также использование этого терроризма некоторыми иностранными державами в своих собственных целях следует рассматривать как даже большую угрозу, чем прямые действия террористов. Это связано с тем, что, как уже упоминалось, внешнее влияние важнее для усиления трансграничного терроризма, чем внутренние факторы. Не секрет, что США принимали прямое или косвенное участие в формировании и развитии деятельности «Аль-Каиды» (запрещена в России) и ИГИЛ.
Автор: Алиреза Нури, доцент факультета экономики и политологии Университета Шахида Бехешти (Тегеран, Иран)
Международный дискуссионный клуб «Валдай»
