В Москве всем известно с детства: хочешь узнать точное время – набери номер 100. Важный номер. Вдруг оказалось, что он настиг и нас. Нынешний выпуск журнала – сотый по счету. С января 2003 г., когда в свет вышел №1 «России в глобальной политике», произошло очень много всего. По ряду показателей мы живем в другой стране и в другом мире. Это, конечно, иллюзия – и страна, и мир те же. Развиваются они по своей логике, которую в ретроспективе довольно легко описать, но не так-то просто было предсказывать, хотя кое-кто и с этим справлялся. Как бы то ни было, наши сто номеров – летопись замысловатого времени. Набрав 100, а иными словами, проанализировав собственные публикации с №1 до №100, мы узнаем нечто не менее важное – точный дух времени в его динамике, весьма интенсивной.
Эта книжка необычная – собрание наиболее интересных, на наш взгляд, статей из архива, авторы которых рассматривают не столько российскую внешнюю политику, сколько позиционирование России на международной арене, мировоззренческие основы поведения. Подборка показательна, и, надеемся, она станет полезной хрестоматией российской мысли на эти темы за первые два десятилетия XXI века.
В начале столетия в России произошли политические изменения, но идеология внешней политики трансформировалась медленно. Мнение о том, что Россия в той или иной форме должна стать частью некоего «расширенного Запада», возникшее после распада СССР, сохранялось довольно долго. Поворотным моментом принято считать Мюнхенскую речь президента Путина в 2007 г., и с символической точки зрения оно так и есть. Но содержание курса было более инерционным. Реальный разрыв с идеей вестернизации произошел семью годами позже, когда киевский Евромайдан и его последствия подвели черту под переходным периодом от одной холодной войны к другой.
С начала этого века российская мысль пребывает в поиске – не столько национальной идеи, сколько национальной системы координат. Размышления на эту тему начались еще на закате советского периода, когда перестройка и гласность ликвидировали идеологические табу. Конец 1980-х – время интенсивной и довольно интересной дискуссии на вечные темы: Восток – Запад, управляемость – гибкость, геополитика – экономика, великодержавие – благосостояние, самобытность – космополитизм. Накопившаяся за годы подавления творческая энергия выплеснулась наружу, а голодная аудитория с наслаждением ее воспринимала. Этот процесс прервался с распадом СССР, не приведя к явному интеллектуальному результату. А потом стало не до того.
С одной стороны, возобладала точка зрения, что Россия теперь как «нормальная страна» двинется по пути, проторенному западным миром, так что изобретать велосипед необязательно. С другой – государство и общество были заняты тем, что преодолевали тяжелейшие в истории социально-экономический и политический кризисы и рефлексии отодвинули на обочину.
Неудивительно, что незаконченный спор возобновился в 2000-е годы. Самый тяжелый период остался позади, а сомнения в верности пути стали нарастать. К настоящему моменту основной смысл всей этой дискуссии – нахождение Россией своего нового масштаба, соразмерности возможного, желаемого и необходимого.
Признаем честно – к концу 2020-х гг. перспективная траектория движения так и не прояснилась, хотя нельзя сказать, что истекшее время проведено впустую. По крайней мере, кристаллизуются тупиковые направления, куда идти не надо. Первой отпала сверхдержавность в советском понимании: Россия никогда больше не будет одним из двух столпов мира (самое главное – она этого не хочет). А вот сверхдержавный статус – в том смысле, что Россия – одна из двух стран, способных физически этот мир уничтожить, сохранился. Медленно преодолевается острое ощущение потери, связанное с распадом прежнего государства. Но и здесь сдвиги налицо: от подспудного стремления вернуть влияние, просто потому что оно было и должно быть, ко все более четко формулируемому вопросу – с какой целью? Заметной эрозии подвергся западоцентризм, присущий России на протяжении многих веков. Пока нет понимания, какую роль страна может и должна играть в Азии, но есть уверенность, что какую-то существенную должна. Наконец, наступила ясность относительно того, что многополярный мир сам по себе не несет готовых решений, скорее – создает новую и довольно неуютную реальность. Тем самым утратил содержание привычный лозунг российской дипломатии, которая пропагандировала многополярность с середины 1990-х годов.
Наши авторы представляют полный срез мнений, имеющих место в отечественных дебатах. От откровенного западничества до националистического подхода, от предупреждений об экономических пределах до декларирования необходимости большой российской миссии, от споров об имперском характере нации до призывов к сугубому прагматизму. Последний, впрочем, понимается весьма по-разному. В целом получается пестрая, хотя вполне гармоничная и логичная картина страны, находящейся в состоянии сложного, но неизбежного и необходимого преображения.
