Прогноз – дело рискованное. Однако если глубинные тенденции развития страны и окружающего мира достаточно видны, их можно спроецировать в будущее и получить его довольно реалистичный набросок. Цель данного прогноза – схематично описать, каким будет внешнеполитический курс России в конце следующего десятилетия. Автор исходит из того, что она будет продолжать вести себя как великая держава, поскольку это одно из условий существования столь огромной и столь сложной по национально-этническому составу страны. Наличие на восточной границе России новой сверхдержавы – Китая, на западной – Евросоюза, где предпринимаются попытки превратить его из преимущественно экономической силы в политическую или даже военно-политическую величину, укрепляют этот императив. НАТО, не оставляющая попыток включить в себя Украину, и его стержень США тоже никуда не исчезнут. Однако политика, как гласит известный афоризм, есть искусство возможного. Ресурсы, которыми будет располагать Россия, вынудят ее менять свои приоритеты, сосредотачивать усилия на самых важных направлениях, или иными словам, придавать своему державному курсу более целевой характер.
Данное предположение основывается прежде всего на развитии внутренней ситуации.
— Несмотря на оптимистичные обещания власти, для России будут и дальше характерны низкие темпы экономического роста и технологическое отставание во многих сферах. Огромные государственные вливания, в частности, в рамках «национальных проектов», принесут некоторые позитивные результаты. На ряде направлений может быть даже заметный прогресс. Однако, обещанного общего экономического и технологического прорыва не будет. Слишком велик вес государства в экономике, слишком неблагоприятны условия для реализации частнопредпринимательской инициативы, слишком принижена роль науки и ученых. Общий коррупционный климат и коррупционное давление на экономику правоохранительных органов усугубляют ситуацию. При множестве организуемых в России инвестиционных форумов общий объем накопленных в ней прямых иностранных инвестиций меньше, чем в Чехии с населением в 10,6 млн человек. Доля высокотехнологичной продукции в российском экспорте мизерна.
Отдельно следует отметить роль нефтегазового сектора, который создает своего рода заколдованный круг. С одной стороны, он вносит большой вклад в формирование государственного бюджета и обеспечивает достаточно высоким рентным доходом правящий класс, с другой стороны, поглощает огромную долю инвестиций, причем в ряде случаев – в рамках проектов с высоким геополитическим риском («Южный поток», Венесуэла и т.п.), чреватых большими потерями. В целом, сохраняющаяся зависимость экономики от экспорта энергоносителей и сырья с высокой волатильностью цен несет постоянный риск сбоев в развитии экономики даже при низких темпах. Прогнозируемый спад мировой экономики увеличивает этот риск. Положительным фактором может быть хотя бы частичное снятие западных антироссийский санкций (в частности, со стороны ЕС), которые пока продолжают наносить ущерб развитию многих отраслей. Но это возвращает нас к проблеме внешнеполитического курса страны, о котором речь пойдет ниже. В целом, экономическая мощь России будет и дальше отставать от ее державных притязаний.
— Ослаблять российскую державность будет также негативная демографическая ситуация, способная перерасти в реальную депопуляцию страны. Российская власть вроде бы осознала императивный характер повышения рождаемости, но чтобы повернуть вспять негативную тенденцию и достичь, по меньшей мере, простого воспроизводства населения, выделяемые ресурсы на поддержку семей и детей должны быть на порядок выше.
— В стране начался процесс опасного отчуждения общества от власти, связанный прежде всего с длительной стагнацией или даже ухудшением невысокого жизненного уровня большинства населения, а также с продолжающимся увеличением и без того колоссального социального неравенства. Как показывает история, отчуждение имеет место далеко не всегда, когда люди живут действительно плохо. Часто оно проявляется в случае, когда ожидания общества все больше расходятся с действительностью. «Российский парадокс» в том, что макроэкономическая стабильность – несомненное достижение – почти не конвертируется в высокие темпы экономического роста и заметное улучшение жизни людей. Более того, в стране отмечается одновременный рост числа бедных и сверхбогатых. В последнее время к экономическому и социальному факторам добавился политический, в том числе из-за неготовности власти позволить недовольству канализироваться в рамках системы (путем смягчения законодательства о выборах, демонстрациях, митингах и т.п.).
— Развернуть указанные негативные тенденции можно с помощью ряда глубоких экономических, социальных и политических реформ. Их необходимость признают даже некоторые консервативные эксперты. Проблема в том, что, например, уменьшение веса госкорпораций, перемещение основного потока инвестиций из нефтегазового сектора в производительный, высвобождение частной инициативы, «укрощение» правоохранительных органов, интеграция вменяемой части реальной оппозиции в систему несут серьезный риск для власти и она пока не готова его принять. Правящий же класс, судя по всему, нынешнее положение дел в целом устраивает. В отличие от большинства населения, которому многие годы обещают улучшение жизни в будущем, он благоденствует в настоящем (благодаря, прежде всего присвоению большей части нефтегазовой ренты страны) и поэтому придерживается консервативно-охранительных установок. Такие термины как «социальная сплоченность» или «социальная солидарность», давно ставшие привычными в Европе, даже не входят в его лексикон. Однако, реформы рано или поздно придется проводить. Но чем позднее они начнутся, тем будут болезненнее и тем больше будет угроза социально-политической нестабильности в стране (достаточно вспомнить печальный опыт «перестройки»).
В любом случае, реформы и концентрация ресурсов России на решении экономических, социальных и социально-демографических задач станут условием ее выживания как державы. Если разрыв с США, Китаем, Евросоюзом в экономической и технологической конкурентоспособности будет и далее увеличиваться, это неминуемо подорвет ее международные позиции в соревновании с этими гигантами и в целом в мире. На горизонте маячит Индия – новый кандидат на роль сверхдержавы, сделавшая ставку на развитие инновационного сектора. Будет нелишним напомнить, что названные мировые игроки еще и значительно превосходят Россию по численности жителей. Обгоняют ее этом плане и многие поднимающиеся державы.
Пока российский внешнеполитический курс нацелен не столько на обеспечение наилучших условий для развития экономики и социальной сферы, сколько на поддержание геополитического величия. После длительного периода унижения России со стороны Запада такой курс закономерно поддерживался не только ведущими фракциями российских элит, но и подавляющим большинством населения. Однако опросы общественного мнения в последнее время показывают, что все более значительное число россиян ассоциируют величие с эффективной экономикой, высоким уровнем жизни населения, развитой социальной защитой, доступностью качественного образования и здравоохранения, хорошими дорогами и т.д. Для внешней политики это означает запрос на ее рационализацию и большую приземленность. При меньших ресурсах и меньшей опоре на военную мощь, поскольку оборонные расходы также будут рационализироваться (это уже происходит), ей нужно будет сосредоточиться на национальных интересах, которые будут восприниматься в стране как действительно жизненно важные.
Пересмотр системы приоритетов должен повлечь, в частности, уменьшение ее американоцентричности, которая пока сохраняется, несмотря на риторику о «многополярном» мире. Конечно, игнорировать США не получится, да и они вряд ли это позволят. России нужно будет, естественно, отстаивать свои интересы перед лицом Соединенных Штатов и использовать возможности для улучшения взаимоотношений. Однако не обязательно стремиться быть равными США в мировой политике и тем более реагировать на любой американский чих. «Феномен Трампа» показывает, что даже такая мощная держава вынуждена самоограничиваться вовне, чтобы сосредоточится на решении накопившихся внутренних проблем. Растущее американо-китайское соперничество позволяет России выдержать определенную «паузу» в ожидании возможного ослабления антироссийских установок американского истеблишмента. Время покажет, готовы ли будут в Вашингтоне, например, к новым переговорам по контролю над вооружениями.
Главными же российских приоритетами на западном направлении должны стать Украина, Белоруссия и Евросоюз – именно в таком порядке. Первейшей задачей внешней политики России будет недопущение окончательного превращения украинского соседа в «стратегический плацдарм» Соединенных Штатов и восстановление полноформатного торгово-экономического сотрудничества с ним. В феврале 2019 г. в Конституцию Украины было внесено положение о вступлении в НАТО и ЕС как цели государства. Очевидно, что втягивание Украины в Североатлантический альянс представляет собой прямую угрозу безопасности и коренным интересам России и может вызвать большую войну. Судя по всему, ведущие фракции украинских элит этого не сознают или не хотят сознавать, но, к счастью, значительная часть населения страны настроена по-другому. Как показывают опросы общественного мнения, в частности, на Юге и Юго-Востоке Украины поддержка ее интеграции в НАТО не превышает 20-25%. В последний год, несмотря на русофобскую риторику большинства политиков и СМИ, во многих регионах отмечается также рост симпатий к России.
Чтобы данные тенденции развивались, России нужно прежде всего добиться как можно более быстрого урегулирования конфликта в Донбассе, тем более что приход к власти Владимира Зеленского открыл для этого определенное окно возможностей. Долгосрочные последствия конфликта значительно более серьезны, чем полагают в Москве. Украинские силовики, вес которых в государстве значительно вырос, полностью переориентировались на военную помощь США и сотрудничество с НАТО. В то же время конфликт дал возможность националистическим кругам на Украине заткнуть рот пророссийской части населения и провести в июле 2019 г. закон, в соответствии с которым русский язык, все еще являющийся главным для доброй половины населения, с 2020 г. фактически изгоняется из украинской системы образования. Между тем и без этого в украинских дошкольных учреждениях, школах и университетах все больше претворяются в жизнь методические рекомендации Института национальной памяти, представляющие Россию как «захватническую азиатскую империю», продолжающую «традицию татаро-монгольской орды». Российская экономика характеризуется как «отсталая», а государственно-политическая система – как «азиатско-восточная деспотия». Украина же изображается как одна из «основоположниц европейской цивилизации» и ее «форпост на восточной границе Европы». Новые поколения, воспитанные в духе такого «цивилизационного выбора», оторванные от русской культуры, в дальнейшем будут смотреть только в сторону Евросоюза, который, несмотря на все кризисы, остается привлекательным как в социально-экономическом, так и в политическом плане. Особо следует отметить влияние на указанный «цивилизационный выбор» успешного развития Польши, находившейся в 1991 г. по ряду социально-экономических показателей ниже Украины. Миллионы украинцев живут и работают сейчас в этой стране, тем более что польские власти в последнее время существенно облегчили условия для получения виз и разрешений на работу.
Упомянутая помощь США, деятельность на Украине многочисленных фондов, финансируемых оттуда, способствуют взращиванию среди украинской молодежи проамериканских настроений.
К счастью средние и старшие поколения восточной Украины в массе своей по-прежнему ощущают культурно-ментальную близость с Россией. Многие верующие украинцы остаются привержены УПЦ и, соответственно, РПЦ. Трудная экономическая ситуация и утрата надежды на массированную западную финансовую помощь вынуждают вспомнить об огромном российском рынке. Представители указанных поколений лучше понимают суть американской стратегии, в частности, готовность «воевать с Россией до последнего украинца».
Все это дает шанс России «возвратиться» на Украину, пусть даже в значительно меньших масштабах, чем до 2014 года. Но для этого необходимо будет радикально перестроить политику и пропаганду на украинском направлении. Попыткам украинских националистических кругов «изолировать» Украину от России нужно будет противопоставить политику «открытых дверей» в максимально большом числе областей. Сейчас уже ясно, что принцип «око за око, зуб за зуб» (к примеру, закрытие российского воздушного пространства для украинских воздушных судов в ответ на закрытие украинского неба для российских самолетов) сыграл на руку данным кругам. Устранение всех препятствий для человеческих связей и работы украинских трудящихся в России, поощрение культурных обменов и туризма, спортивных состязаний, привлечение украинских студентов и аспирантов в российские вузы, благоприятные условия для участия украинского капитала в российских инвестиционных проектах и его возвращения на российский рынок, транзит российского газа даже после ввода в строй «Северного потока-2» и «Турецкого потока», открытие перспективы льготных российских кредитов в противовес долговой кабале МВФ должны стать стержневыми элементами этой политики. Это будет стоит дорого, но в обмен Россия, во-первых, получит разрядку геополитической напряженности в своем «мягком подбрюшье» и ослабление тяготения Украины к США и НАТО. Во-вторых, в случае полноформатного открытия украинского рынка Россия обретет новые возможности для производительного сектора. Стоит напомнить, что в 2013 г. доля России во внешней торговле Украины была 27%, а доля Евросоюза – 28,5% (в абсолютных цифрах – 38 и 45 млрд долларов). В 2018 г. соответствующие показатели составили 10% и 41,9%% (12 и 47 млрд долл.). При этом Украина намного больше импортирует из ЕС, чем туда экспортирует. Иначе говоря, возможности для российско-украинских торговых обменов велики.
Что касается российской пропаганды, то она должна будет отойти от двух крайностей. Первая из них – высказывания об Украине как «нацистской» стране». Это наносит колоссальный ущерб российскому влиянию там. Подобные высказывания крайне оскорбляет украинцев, которые, во-первых, в массе не поддерживают радикальных националистов, во-вторых, гордятся своей демократией (по сути, это – единственное чем они могут сегодня гордиться). Вторая крайность – тезис о том, что украинцы и русские являются единым народом. До 1991 г. восточные украинцы действительно эволюционировали в эту сторону, но с обретением Украиной независимости движение повернулось вспять. Западные же украинцы никогда не были ни «братским», ни даже «близким» народом. Однако, существование на территории страны «двух Украин», являющееся головной болью для любой украинской власти, часто игнорируется российскими пропагандистами. В любом случае, уважительное отношение к украинской идентичности, отказ от представления об Украине как о «непутевой младшей сестре» будут непременным условием нового российско-украинского сближения.
России придется также все больше внимание уделять Белоруссии. Ее крайне важное геостратегическое положением в центральной части Европы очень хорошо осознается руководством страны, которое постоянно требует от России плату за «дружбу». Главное, однако, не в этом. Белоруссия также может в следующем десятилетии развернуться в сторону ЕС, в частности, если в стране встанет проблема обновления власти. Россия упустила при Борисе Ельцине исторический шанс сформировать с ней реальное Союзное государство. С тех пор там выросли новые поколения, которые не враждебны России, но и не ассоциируют себя с ней и уж точно не хотят в нее вливаться. Попытки Москвы форсировать процесс интеграции, бесконечные распри между двумя странами по поводу цен на энергоресурсы лишь усиливают данную тенденцию, тем более что Александр Лукашенко все чаще обыгрывает тему белорусского патриотизма. Контраст между уровнями жизни в Польше и в Белоруссией производит тот же эффект, что и на Украине. «Евробюрократия» в Брюсселе, польский и литовский соседи будут и дальше стремиться использовать притягательность «европейской модели», чтобы оторвать Белоруссию от России. С этой целью время от времени будут делаться попытки реанимировать «Восточное партнерство», возможны и новые форматы.
Россия должна будет проводить очень деликатную политику в отношении Белоруссии, проявляя максимальное уважение к ее суверенитету. Ей придется и далее щедро субсидировать белорусскую экономику, поскольку иной альтернативы для сохранения «дружбы» между двумя странами не существует. Культурно-ментальная и языковая близость двух народов способствует ей, но не является гарантией. Материальная заинтересованность вкупе с поощрением связей на всех уровнях будут, по меньшей мере, тормозить дрейф белорусского общества к ЕС. Кроме того, Россия сохранит шансы остаться крупнейшим торгово-экономическим партнером Белоруссии. Нелишне отметить, что сама Белоруссия сегодня является четвертым партнером РФ (после Китая, Германии и Нидерландов).
В предстоящем десятилетии возрастет роль Евросоюза и для России, несмотря на заявления представителей российских элит о конце «европоцентричного мира» и перемещении центра тяжести в мировой экономике в Азию. Перемещение, пусть пока относительное, действительно, имеет место и Россия, как и США, и ЕС, не могут этого не учитывать. Однако, 80% населения и более 80% экономики России по-прежнему находятся в Европе и нет никаких оснований считать, что эта ситуация изменится. Из трех «тяжеловесов» мировой экономики – США, Китай и Евросоюз – именно последний находится рядом с «хартландом» России и именно к нему ведут основные российский коммуникации. Большинство инвестиций и технологий в российский производительный сектор приходят из ЕС. Это будет иметь определяющий характер, если в России начнутся реформы. Российская культура, как подчеркнул Владимир Путин на встрече с Эмманюэлем Макроном в Брегансоне в августе 2019 г., является европейской, что, наряду с прочим, должно способствовать сотрудничеству.
Долгое время Евросоюз рассматривал Россию главным образом как соперницу на европейском континенте и старался вытеснить ее как можно дальше на восток. В авангарде этой политики шли «евробюрократы» в Брюсселе, Великобритания, Польша, прибалтийские государства, Швеция. Однако Брекзит, другие кризисы, потрясшие ЕС, Трамп с его политикой America first, экономическая экспансия Китая породили в ЕС две противоречивые тенденции.
Первая из них состоит в том, чтобы усиливать внутреннюю сплоченность с помощью страшилки о «российской угрозе». В основном этой позиции придерживаются представители идеологизированных неолиберальных проатлантических кругов, заявляющих, что главной целью внешней политики России является подрыв западной демократии, «либеральных ценностей» и Евросоюза. Они хотят укрепления последнего, но в трансатлантической связке, рассчитывая, что после ухода Трампа все вернется на круги своя.
Представители второй тенденции, которую олицетворяет президент Франции Макрон, претендующий на роль «лидера Европы», считают, что смещение интересов США в сторону Азии и ослабление указанной связки возникло еще до Трампа и сохраниться после него. В отличие от безусловных проатлантистов они не надеются на возвращение старого мирового порядка во главе Америкой и полагают необходимым укрепление «европейского суверенитета», прежде всего в экономике, технологиях, а в перспективе и в оборонной сфере («европейская армия»). Долгосрочная цель – превращение Евросоюза в «мировой центр силы», способный конкурировать с США, Китаем и Индией. Россию многие сторонники данной тенденции характеризуют как «агрессивную» державу, но при этом видят в ней «меньшее зло», чем Китай, а в эвентуальном российско-китайском альянсе – прямую угрозу интересам и перспективам ЕС. Напротив, партнерство с РФ, с их точки зрения, должно усилить его позиции перед лицом Китая, а также Соединенных Штатов.
Отсюда установка Макрона на скорейшее преодоление конфронтации с нашей страной, которую он называет «глубоко европейской», прекращение санкционной войны, требующие прежде всего урегулирования кризиса на Украине. В дальнейшем речь должна идти о формировании с Россией «новой европейской архитектуры безопасности и доверия» а в более широком плане – «единого европейского пространства от Лиссабона до Владивостока». В представлении Макрона, оно должна состоять из трех «концентрических кругов» – государства «зоны евро»; государства ЕС, не входящие в нее; Россия (и, возможно, Турция). В практическом плане, следуя данным установкам, президент Франции приложил большие усилия для возвращения российской делегации в Парламентской ассамблеи Совета Европы, несмотря на яростное противодействие со стороны «антироссийского авангарда» ЕС и Украины. Он не раз выражал убеждение, что при экономической слабости РФ альтернативой «единому европейскому пространству» для нее может быть только положение «младшего партнера» Китая.
Очевидно, что в «европейском проекте» президента Франции есть элементы утопизма. Противников его «российской части» немало даже во Франции, в том числе, как отмечал сам Макрон, в «глубинном государстве» (МИД, спецслужбы, армия). В рамках ЕС идею сближения с нашей страной критикуют все те же страны «антироссийского авангарда», усматривающие в России лишь противника. Не вызывает у них энтузиазма и перспектива создания «европейской армии», поскольку в вопросах безопасности они ориентируются на Вашингтон и НАТО. Нет полного единства и в рамках франко-германского тандема, который до сих пор был «мотором» европейской интеграции. Известные высказывания Макрона о «смерти мозга» НАТО в связи с действиями Турции и США в отношении сирийских курдов вызвали откровенное неудовольствие Ангелы Меркель, которая поспешила заявить, что альянс «остается опорой германской обороны» Неясно, получит ли Макрон хоть какую-то поддержку новых руководителей евроинститутов, приступивших к своим обязанностям 1 декабря 2019 года. Выше уже говорилось о линии евробюрократии в отношении России.
Трудно представить также, чтобы сама Россия, находящаяся сейчас на пике геополитического величия, видела себя в третьем «концентрическом круге» «единого европейского пространства». Российские элиты скептически оценивают перспективы превращения ЕС в «мировой центр силы». Вряд ли их привлекает «европейская модель», в которой огромное внимание уделяется социальной солидарности и сплоченности. Во Франции, например, лишь 43% населения платят подоходный налог, поскольку большинство семей с детьми освобождены от него. Напротив, богатые налогоплательщики отдают в казну 58% дохода. В скандинавских странах этот процент еще выше.
Тем не менее, нельзя сказать, что «европейский проект» Макрона полностью лишен перспективы. Он опирается на фиксируемый опросами общественного мнения растущий запрос со стороны европейцев на большую самостоятельность ЕС в мировой экономике, политике и вопросах обороны. Национализм и протекционизм Трампа, легкость, с которой он «кинул» союзников-курдов в Сирии катализировали данную тенденцию. Она проявляется сегодня даже в Польше и вряд ли исчезнет после ухода нынешнего президента США. Упорство, с которым Германия противостоит давлению Вашингтона в отношении проекта «Северный поток-2», неприятие Евросоюзом позиции Трампа по «ядерной сделке» с Ираном и Парижскому соглашению по климату говорят о серьезном ослаблении трансатлантической связки. В Западной Европе растет число граждан, не доверяющих Америке и одновременно выступающих за более тесные с Россией (в частности, в Германии их более 60%). Объективно, это увеличивает шанс на прекращение конфронтации между ЕС и РФ, (особенно, если будут серьезные сдвиги в урегулировании конфликта на Украине) и отмену, как минимум, части антироссийских санкций. Европейские инвестиции и технологии смогут более широко поступать в Россию. В контексте возможных реформ в стране их значение будет только возрастать.
Важно подчеркнуть, что течение, олицетворяемое Эмманюэлем Макроном, не является конъюнктурным явлением. Оно отражает стремление части европейских элит адаптироваться к формирующемуся новому мировому порядку, в частности, говоря словами самого президента Франции, к ослаблению западной гегемонии в мире.
Поддержка Россией данного течения диктуется не только ее интересами в Европе. Потепление отношений и восстановление сотрудничества с ЕС увеличит ее возможности перед лицом США, а также Китая. Развитие сотрудничества с китайским гигантом должно остаться главным направлением российской внешней политики на востоке. Однако, чем больше Китай будет превосходить Россию в экономической и технологической мощи, тем острее будет проблема противовесов. Стоит напомнить официальные данные о структуре российско-китайской торговли в 2018 году. В российском экспорте 76,19% составили нефть, нефтепродукты, различные виды минерального сырья и лишь 3,2 % –машины и оборудование. В китайском экспорте машины и оборудование заняли 57,12%, к ним надо прибавить текстиль и обувь – 11,2%, а также продукцию химической промышленности – 9,9%. Ввод в строй газопровода «Сила Сибири» делает Россию менее зависимой от Европы в этой сфере, но одновременно увеличивает ее роль поставщика энергоресурсов и сырья китайскому соседу. Китай пока еще покупает у России высокотехнологичные вооружения (комплексы С-400. самолеты СУ-35), однако, одновременно он быстро развивает собственную военную промышленность. Успехи Китая в разработке новых технологий, в частности, связанных с освоением искусственного интеллекта, побуждает многих экспертов считать, что к концу следующего десятилетия он станет вторым в мире после США экспортером таких вооружений, вытеснив с этой позиции Россию. В целом, при сохранении конфронтации с Западом, неравенство в технологической сфере с китайским соседом может перерасти для нее в зависимость.
У держав, как известно, нет постоянных друзей, а есть постоянные интересы. Китай все глубже поникает в экономики стран Центральной Азии, в частности, Киргизии и Казахстана, что чревато подрывом позиций России в ЕАЭС, который и далее будет иметь для нее стратегическое значение. Пекин не скрывает своих планов по проникновению в Арктику и участие китайского капитала в российских энергетических проектах в этом регионе дает ему такие возможности. Конечно, Китай, имеющий давнюю традицию прагматичной и осторожной политики, вряд ли будет стремиться к видимому подчинению России, но курс на мягкую ее «вассализацию» с целью гарантировать поставки энергоресурсов, сырья, надежность транспортного коридора в Европу и экспансию китайских товаров на российский рынок, вполне вероятен. В китайской прессе в последнее время обыгрывается тема «слабостей» России, в частности, ее неспособности создать сильную экономику. С учетом всего этого, ей, естественно, нужно будет в и дальше развивать сотрудничество с Южной Кореей, Индией, Японией, Вьетнамом и другими странами АТР. Однако, реальным экономическим противовесом может быть только Евросоюз.
Конечно, сосредоточенность российской внешней политики на описанной «оси» – Украина, Белоруссия, Евросоюз, ЕАЭС, Китай – не должна привести к прекращению ее активности в других регионах мира, в частности, на Среднем и Ближнем Востоке, Африке, Латинской Америке.
В ряде стран этих регионов Россия, благодаря прагматизму в сочетании с дипломатическим мастерством, а при необходимости и решительности, обеспечила себе достаточно сильные позиции. Однако, поскольку экономических ресурсов для такого курса будет меньше, главной целью в дальнейшем будет, скорее, сохранении достигнутого. Это касается, в частности, Сирии, которая нуждается в огромных средствах на восстановление. Такие средства есть у США, Евросоюза, Саудовской Аравии, Катара, а также Китая. Очевидно, что России, полагающейся главным образом, на военный фактор и дипломатию, придется думать прежде всего о защите своих интересов.
В целом, Россия должна будет избегать рискованных вложений, поскольку списание многомиллиардных долгов неплатежеспособных партнеров в далеких регионах будет для нее все больше непозволительной роскошью. Ей нужно будет также лучше соизмерять свою политику в этих регионах с интересами на других, может быть, более важных направлениях. Российская активность, например, в ЦАР, ДРК или Мали чрезвычайно раздражает Францию, остающейся главным торговым партнером и донором этих своих бывших колоний. Принимая во внимание, что именно во Франции сегодня наиболее заметна тенденция к поискам сближения с Россией в противовес США, НАТО и Китаю, вопрос о внесении корректив в данный курс требует, как минимум, рассмотрения. В любом случае, рационализация российской внешней политики должна стать предметом обсуждения.
