Прошло уже два года с исторического референдума, на котором британцы большинством почти в 4% приняли решение о выходе страны из ЕС. Итоги плебисцита стали поворотным моментом в истории Европы, поскольку нанесли серьезный удар по интеграционному проекту, считавшемуся долгое время эталонным и наиболее эффективным. Шокированные результатами волеизъявления подданных Ее Величества политики и эксперты с удвоенной энергией возобновили дискуссии о пределах интеграции и необходимости серьезных институциональных реформ, активизировались споры о том, стоит ли стремиться к увеличению гибкости внутри Союза или же делать ставку на максимальную консолидацию государств-членов. Многие специалисты говорили о возможности цепной реакции и эффекта домино, опасаясь, что примеру Соединенного Королевства могут последовать страдающие от долгового кризиса Греция, Франция и Италия, в которых евроскептические настроения получают все большую поддержку рядовых граждан.
Референдум о Брекзите заставил обратить внимание и на целый ряд фундаментальных вопросов. Прежде всего он продемонстрировал очевидный запрос на обновление политических элит и растущую поддержку популистских идей. Как известно, за выход из ЕС проголосовали в основном избиратели среднего или старшего возраста из небольших или средних городов, которые до этого не отличались особой политической активностью и считали, что интеграционные процессы и глобализация для них скорее зло, нежели польза. Симптоматично, что спустя несколько месяцев данная ситуация повторится и на президентских выборах в США, приведя в Белый дом Дональда Трампа.
Наконец, итоги плебисцита заставили задуматься о том, насколько допустимо решать вопросы, связанные с серьезными экономическими и политическими последствиями, при помощи механизмов и инструментов прямой демократии в стране, которая считается образцом и эталоном представительной демократии. Могут ли рядовые избиратели, не обладающие необходимыми знаниями, делать столь важный исторический выбор? Не лучше ли доверить это профессионалам, имеющим соответствующую подготовку и квалификацию, а также мандат граждан на принятие таких решений?
Со времени оглашения итогов референдума проведено множество исследований о том, каких масштабов достигнут финансово-экономические, конституционно-правовые, гуманитарные и прочие последствия Брекзита. Хотя и Лондон, и Брюссель неоднократно подтверждали, что Соединенное Королевство покидает европейский интеграционный проект, до сих пор отдельные политики и часть экспертного сообщества лелеют надежду о применении кнопки «обновить», рассуждают либо о повторном плебисците, либо о максимально возможном сохранении прежних взаимоотношений.
Такое развитие событий, учитывая уже состоявшиеся переговоры и законодательное закрепление даты выхода Великобритании из Евросоюза, представляется маловероятным, а вот понимание стратегических целей и тактических маневров обеих сторон этого процесса чрезвычайно важны. Именно выработка хорошо продуманных и сбалансированных путей, средств и механизмов достижения желаемых целей, четкое понимание сильных и слабых сторон партнеров по переговорам, а также наличие лидеров, способных вести борьбу и отстаивать свои интересы, являются залогом успеха в таких процессах.
Начало пути
Для британской политической элиты начальный этап формирования стратегии по Брекзиту, как это ни странно, был в большей степени благоприятным. Шок от итогов референдума о членстве в ЕС оказался непродолжительным и не перерос в полноценный политический кризис. Ошибочное и отчасти вынужденное решение о плебисците поставило крест на политической карьере Дэвида Кэмерона, но консерваторы, несмотря на очевидный раскол на евроскептиков и еврооптимистов, сохранили власть и не допустили прихода к руководству партией радикальных сторонников разрыва отношений с единой Европой. Новым лидером и премьер-министром стала Тереза Мэй – опытный политик с большим стажем работы в кабинете, призванный обеспечить единство различных фракций тори в столь сложное время. В ходе агитационной кампании перед референдумом она дисциплинированно, но крайне осторожно высказывалась вслед за Кэмероном в пользу сохранения членства в ЕС. Зато уже в качестве главы правительства первым делом заявила, что «Брекзит означает Брекзит». Избирателям и европейским партнерам, таким образом, был послан четкий сигнал о том, что никакого пересмотра воли народа не будет.
В составе нового кабинета сформировали два новых ведомства, призванных стать своеобразным штабом для разработки стратегии Брекзита – Министерство по выходу из Евросоюза во главе с Дэвидом Дэвисом и Министерство международной торговли под руководством Лиама Фокса. Ключевая должность государственного секретаря по иностранным делам и делам Содружества досталась одному из ярых торийских евроскептиков и сопернику Мэй в борьбе за лидерство в партии – Борису Джонсону. Вместе с тем новый премьер не спешила инициировать 50-ю статью Лиссабонского договора, написанную, по иронии судьбы, британским дипломатом лордом Кинлохрадским. Во время первого зарубежного визита в Берлин и переговоров с Ангелой Меркель Мэй объяснила это желанием выработать «разумные и упорядоченные условия выхода из ЕС». Единственное, что пообещала премьер-министр, это подать соответствующее уведомление до конца марта 2017 года.
Существовал и целый ряд других факторов, оправдывавших такую осторожную линию. В Палате общин значительная часть депутатов были сторонниками дальнейшего участия в европейской интеграции. Большинство избирателей в Шотландии и Северной Ирландии на референдуме проголосовали за то, чтобы остаться в Евросоюзе, поэтому в первой провинции националисты заявили о стремлении провести повторный референдум о независимости, а во второй – серьезную озабоченность вызвала перспектива закрытия границы с Ирландской республикой. Наконец, группа общественников в Верховном суде смогла добиться вердикта, в соответствии с которым правительству необходимо получить согласие парламента на направление в Брюссель уведомления о выходе из Евросоюза. Кабинету пришлось готовить законопроект, который с большим трудом, преодолевая жесткое сопротивление обеих палат, удалось провести лишь к середине марта 2017 года. В целом же действия лидеров консерваторов в тот период представлялись вполне разумными. Они не торопили события, осознавая сложность выработки плана дальнейших действий, понимая, насколько расколото общество, да и сама партия тори.
Столкновение дорожных карт
Первый вариант правительственной стратегии по выходу из Евросоюза был представлен 2 февраля 2017 г., т.е. формально еще до принятия закона, позволяющего запустить сам процесс. В белой книге «Выход Соединенного Королевства из ЕС и новое партнерство с ним» зафиксированы 12 приоритетов, впервые озвученные Мэй в ее программной речи месяцем ранее. Ключевыми из них стали: выход из единого рынка и таможенного союза, введение новой системы миграционного контроля, а также выход из-под юрисдикции Европейского суда. Вслед за этим, 29 марта, в Брюссель отправлено официальное письмо, в котором говорилось о запуске 50-й статьи Лиссабонского договора и отмечалось, что, если не будет заключено новое соглашение о торговле между Великобританией и Евросоюзом, она будет вестись по правилам Всемирной торговой организации.
Многочисленные эксперты и политические оппоненты Мэй констатировали, что глава кабинета вступила на путь жесткого противостояния с Брюсселем, который напоминал курс ее знаменитой предшественницы Маргарет Тэтчер, категорической противницы политической интеграции. Вместе с тем, если внимательно изучить содержание белой книги, станет очевидно, что все ее положения лишены конкретики и крайне расплывчаты, кроме того, в ней не указаны ни очередность заключения новых соглашений, ни инструменты и механизмы их реализации. Кроме того, британская сторона намеревалась вести параллельно переговоры как по условиям выхода из европейского интеграционного проекта, так и по принципам новых взаимоотношений с ЕС.
Ответная стратегия Евросоюза, сформулированная и единогласно утвержденная всего за 15 минут лидерами стран-членов на саммите 29 апреля 2017 г., также предсказуемо оказалась достаточно жесткой. Брюссель, во-первых, четко определил стадии и порядок рассмотрения вопросов в рамках переговорного процесса, что лишало Лондон возможности маневра, например, добиваться заключения нового торгового соглашения между сторонами до окончания Брекзита. Фактически это означало утверждение принципа «ничего не согласовано, пока не согласовано все». Отдельно подчеркивалась недопустимость ведения сепаратных переговоров. Во-вторых, сформулированы ключевые пункты, предлагавшиеся к обсуждению на первой стадии – требование выплатить 60 млрд евро в счет выполнения финансовых обязательств Соединенного Королевства по отношению к ЕС, гарантировать права граждан Евросоюза и членов их семей, проживающих в Великобритании, а также сохранить действующий пограничный режим с Ирландией.
Вариант жесткого изначального противостояния в стратегиях обеих сторон не вызывал особого удивления. Все понимали, что в условиях предстоящих двухлетних переговоров по широкому спектру болезненных вопросов необходимо поле для маневров, позволяющих жертвовать чем-то менее принципиальным, чтобы в итоге достичь желаемого компромисса. Кроме того, ЕС стремился если не наказать покидающую его Британию, то продемонстрировать прочное единство остающихся членов, а также защитить интересы их граждан, свести к минимуму неизбежные финансовые, экономические, имиджевые и прочие потери.
С британской стороны ставка на радикальное противостояние с Брюсселем, помимо всего прочего, объяснялась и изменившимся балансом в расстановке политических сил. Во-первых, к этому времени, после достаточно длительного периода усиления роли малых и третьих партий, наметилась тенденция к возрождению классической двухпартийности, что нашло отражение как в росте числа членов Консервативной и Лейбористской партий, так и в расширении их электоральной поддержки. Во-вторых, опросы общественного мнения зимой и весной 2017 г. демонстрировали существенно большее доверие избирателей к правящей партии по сравнению с оппозицией. В-третьих, Мэй стала премьер-министром без «народного мандата», поскольку не приводила свою партию к победе на всеобщих выборах. Как следствие, дополнительная легитимация в сложных условиях Брекзита для нее была важна. Учитывая, что ее рейтинг в апреле 2017 г. составлял 50% против 14% у лидера лейбористов Джереми Корбина, премьер-министр после некоторых колебаний все же решилась на проведение досрочных парламентских выборов 8 июня 2017 года.
Она явно рассчитывала увеличить парламентское большинство тори перед началом бракоразводного процесса с ЕС. Доминирование в парламенте должно было обеспечить беспрепятственное прохождение всех правительственных инициатив в рамках стратегии жесткого Брекзита и блокировать любые попытки оппозиции и противников разрыва отношений с Европой помешать реализации выработанного курса.
Однако итоги всеобщих выборов спутали все карты. С одной стороны, многие третьи и малые партии вообще лишились представительства в Палате общин. Представительство наиболее последовательных противников выхода из ЕС – шотландских националистов сократилось с 56 до 35 мандатов. С другой стороны, консерваторы не только не увеличили свою фракцию в нижней палате, но и потеряли абсолютное большинство. Мэй в условиях «подвешенного парламента» смогла сохранить премьерское кресло только благодаря коалиции с небольшой североирландской Демократической юнионистской партией. Задача обеспечить прочное правительственное большинство и получить возможность игнорировать мнения противников стратегии жесткого Брекзита оказалась проваленной.
В этих условиях в Великобритании все настойчивее и громче стали звучать голоса сторонников более мягкого варианта выхода из Евросоюза и даже его отмены путем проведения повторного референдума, к чему призывали, например, политический ветеран Тони Блэр и бывший вице-премьер Ник Клегг. Кроме того, по данным консервативной газеты The Telegraph, в новом составе Палаты общин стратегию жесткого Брекзита поддерживали 297 парламентариев (292 консерватора и пять лейбористов). С другой стороны, приверженцами политики более конструктивного и менее радикального диалога с Брюсселем были 342 депутата, включая 10 представителей от Демократической юнионистской партии, благодаря голосам которых кабинет Мэй остался у власти. Масла в огонь подлили и лидеры ЕС, которые на фоне этих событий и в преддверии старта переговорного процесса несколько раз заявляли, что двери их союза остаются для Соединенного Королевства открытыми, в том случае если оно передумает.
Помимо очевидного раскола в обществе, после парламентских выборов усилились разногласия о Брекзите внутри Консервативной партии и в правительстве. В частности, канцлер Казначейства Филип Хэммонд неоднократно выступал с идеей более мягкого варианта и призывал коллег по кабинету пересмотреть прежнее решение о проведении полностью независимой политики в торговле. Эту точку зрения поддерживали такие тяжеловесы в партийной элите тори, как глава аппарата кабинета Дэмиан Грин и министр внутренних дел Эмбер Радд. Весьма примечательна и метаморфоза, произошедшая с одним из наиболее убежденных и непримиримых евроскептиков в рядах тори Майклом Гоувом, который после проигранной битвы за лидерство в партии все же получил министерский портфель. В июне 2017 г. он неожиданно для многих заявил, что правительство «должно искать максимально возможный консенсус по Брекзиту».
Несмотря на это, на первой же встрече официальных представителей Великобритании и ЕС 19 июня 2017 г. Дэвис сказал, что его страна будет осуществлять жесткий вариант Брекзита, предусматривающий выход из единого рынка и «возврат контроля над законодательством и границами». Однако британский министр вынужден был согласиться как с предложенным Брюсселем форматом переговоров (две последовательные стадии), так и с основными вопросами. Фактически инициатива оказалась в руках опытного французского дипломата Мишеля Барнье, который непреклонно следовал выработанной лидерами ЕС стратегии, выдвигая четко сформулированные и конкретные предложения.
Битва за промежуточный финиш
На первом этапе, в ходе которого предстояло договориться об условиях выхода Великобритании из ЕС, с июня по ноябрь 2017 г. состоялось пять раундов переговоров. Однако, по мнению Брюсселя, «значительного прогресса» на них не достигнуто, поскольку британская сторона предлагала размытые, абсолютно декларативные формулировки и упорно не желала давать четкие обязательства и гарантии. Данное обстоятельство не позволяло перейти к следующей стадии, предусматривающей выработку новых принципов взаимоотношений.
Явная пробуксовка переговорного процесса существенно осложняла и без того не очень прочное положение правительства Мэй, а также ставила под сомнение правильность избранной стратегии. Министр финансов Хэммонд в октябре 2017 г. даже допустил возможность выхода из Евросоюза без заключенного соглашения. Такой сценарий вызвал негодование лидера Лейбористской партии. «Тори, бесспорно, проваливают переговоры. Они разделены и ведут переговоры друг с другом, вместо того чтобы вести их с Евросоюзом. С каждым днем они приближают нас к тому, что выход из ЕС состоится без соглашения», – констатировал Корбин. Дважды, в октябре и в ноябре, консервативные депутаты-заднескамеечники выдвигали предложение об отставке Мэй, причем во втором случае им не хватило всего восьми голосов для формального запуска процедуры перевыборов лидера партии. Премьер-министр в этой ситуации демонстрировала уверенность в своих силах и заявляла, что не покинет капитанский мостик, следуя логике своей предшественницы Тэтчер, которая в свое время сказала: «Я останусь до тех пор, пока не устану. А пока Британия во мне нуждается, я никогда не устану». Наконец, надо было учитывать и то обстоятельство, что в Палате общин уже обсуждался Законопроект о Брекзите, в котором устанавливалась точная дата выхода Великобритании из Евросоюза – 29 марта 2019 г., что делало невозможным продление ведущихся переговоров.
Первым свидетельством того, что правительственная стратегия может быть изменена, стала программная речь Мэй во Флоренции, в которой она предложила ввести двухлетний переходный период после официального выхода Соединенного Королевства из ЕС, в течение которого оно будет соблюдать прежние правила и постепенно внедрять новые принципы взаимоотношений. Кроме этого, в декабре 2017 г. Великобритания пошла на уступки по всем вопросам, обсуждавшимся в рамках первой стадии переговоров. Наиболее показательным в этом плане стал итог дискуссии о финансовых обязательствах. Первоначально представители ЕС назвали сумму в 60 млрд евро, затем под давлением Франции и Германии она увеличилась до 100 миллиардов. В Лондоне цифры посчитали завышенными и даже высказывалась точка зрения о том, что следует вовсе отказаться от каких-либо выплат. Однако в сентябре 2017 г. Мэй заявила, что ее страна полностью выполнит все подобные обязательства перед Евросоюзом, правда, не назвав конкретную сумму. По сути, европейские переговорщики, сыграв на повышение, смогли добиться желаемого результата.
Ключевым моментом, подводящим итог первой стадии переговоров, стала встреча Мэй с главой Европейской комиссии Жан-Клодом Юнкером в начале декабря 2017 года. Премьер-министр предприняла отчаянную попытку настоять на своем видении соглашения, но столкнулась с не менее твердой позицией оппонента, который заявил: «Тереза Мэй энергично и настойчиво защищала английские интересы, я делал то же в отношении общеевропейских». В итоге после семи месяцев переговорного марафона Великобритания вынуждена была уступить по всем трем приоритетным вопросам для того, чтобы получить возможность перейти ко второму этапу и выработке соглашений о новых принципах взаимоотношений с ЕС в сфере торговли, безопасности, обороны и внешней политики.
Курс на Брино?
Проиграв первую битву, Мэй начала задумываться о смене стратегии. Первым свидетельством этого стали начавшиеся в январе 2018 г. перестановки в правительстве, когда премьер-министр планомерно меняла сторонников жесткой линии в переговорах с ЕС на преданных ей соратников и представителей «нового поколения талантов». В итоге более 70% министров и их заместителей впервые заняли должности в структурах исполнительной власти.
Во-вторых, глава кабинета вынуждена была учитывать и растущее сопротивление курсу на радикальный разрыв с Брюсселем в парламенте. Во время обсуждения Билля о выходе из Европейского союза правительству пришлось согласиться на внесение в документ нескольких существенных изменений, включая такое важное, как обещание предоставить парламенту право принятия окончательного решения по Соглашению о выходе Великобритании из ЕС. Но даже несмотря на это, в Палате лордов кабинет потерпел 14 поражений при голосованиях по поправкам, предложенным пэрами. Примечательно, что суть большинства этих поправок была во многом созвучна требованиям переговорщиков со стороны Евросоюза – гарантии прав граждан ЕС, решение проблемы границы с Ирландской республикой.
В-третьих, скепсис в отношении жесткого Брекзита нарастал и в британском обществе. Многочисленные опросы зимой-весной 2018 г. показывали неуклонный рост числа граждан, сомневающихся в способности правительства отстоять национальные интересы в переговорах с Брюсселем. Сокращался и рейтинг доверия премьер-министру. Все попытки властей переключить внимание британцев на другие темы – свадьба принца Гарри, дело Скрипалей и т.д. – не дали желаемого результата.
В итоге 6 июля Мэй решилась на смену курса. Она выступила за сохранение зоны свободной торговли с ЕС, согласилась следовать общеевропейским стандартам и мерам регулирования в сфере торговли товарами и сельхозпродукцией и с возможностью беспрепятственных поездок на работу и учебу для граждан ЕС и Соединенного Королевства. Однако такой поворот привел к острому внутриполитическому кризису. Новая стратегия была воспринята в штыки сторонниками жесткого Брекзита, а два ключевых члена кабинета – Джонсон и Дэвис – демонстративно подали в отставку. Премьер-министра обвинили в игнорировании воли народа, высказанной на референдуме, и стремлении превратить Великобританию в «колонию ЕС». В политический лексикон вошел новый неологизм – «Брино» (Brino – сокращение от Brexit in name only – Брекзит только по названию). Над Мэй нависла вполне реальная угроза смещения с поста лидера партии.
Продолжает расти число британцев, отрицательно оценивающих политику правительства по подготовке выхода из ЕС. Согласно опросу, проведенному 30 июля 2018 г. Sky News, таковых уже 78%, а недовольных работой премьер-министра – 74%. Налицо и факт глубокого раскола в политической элите по вопросу о Брекзите. Причем он очевиден как на межпартийном, так и на внутрипартийном уровнях. Кроме того, можно говорить и о противостоянии относительно выхода из ЕС между разными ветвями власти, а также между Лондоном и Эдинбургом. Все настойчивее требования о проведении референдума по условиям сделки с Брюсселем. Политики, выпустившие в свое время из бутылки «джинна прямой демократии», теперь пытаются загнать его обратно, отказывая в проведении новых региональных и национальных плебисцитов.
Но самым важным стало то, что отказ от прежней стратегии и заявление премьер-министра о том, что она лично возглавит британскую сторону в переговорном процессе, не привели к существенным прорывам. Лондон и Брюссель по-прежнему периодически говорят об отсутствии значимого прогресса в диалоге, вновь прибегают к политике взаимных обвинений и угроз, допускают возможность выхода Соединенного Королевства из ЕС без заключенной сделки. Между тем до 29 марта 2019 г. – даты, когда процесс выхода Великобритании должен официально завершиться, – остается все меньше времени.
Туманные перспективы
От формата взаимоотношений между Соединенным Королевством и Евросоюзом после развода зависит очень многое. Декларации нынешних британских политиков о том, что после Брекзита страна вновь обретет роль не только региональной, но и глобальной державы и сможет продвигать свои интересы, не оглядываясь на указания и директивы из Брюсселя, представляются малореальными. За почти 45 лет участия в общеевропейском интеграционном проекте британская экономика настолько масштабно и глубоко встроилась в единый внутренний рынок, что говорить о быстрой и безболезненной переориентации на других партнеров просто не приходится. Не случайно большая часть предпринимательского сообщества, включая Конфедерацию британской промышленности, были и остаются последовательными сторонниками «курса Брино».
Стоит также учитывать, что длительное время Соединенное Королевство в торговых отношениях с другими странами руководствовалось соглашениями, заключенными европейскими чиновниками в рамках ЕС. Многие специалисты считают, что после выхода из Союза британцы вряд ли смогут быстро и эффективно наладить переговорный процесс о новых условиях торговли, а также указывают на очевидный дефицит квалифицированных кадров, способных выполнить эту задачу. Большинство экспертов также прогнозируют ослабление роли лондонского Сити в качестве одного из мировых финансовых центров. Утрата возможности использовать «паспорт» ЕС для оказания финансовых услуг, без сомнения, заставит часть банкиров переориентироваться на альтернативные площадки в Париже, Франкфурте, Милане, Люксембурге или Дублине.
Серьезной проблемой остается вопрос о дальнейшем сотрудничестве в сфере безопасности и борьбы с терроризмом. Великобритания, которая, как известно, является одной из главных целей атак различного рода экстремистских организаций, рискует лишиться чрезвычайно важной поддержки партнеров из континентальной Европы. Какими катастрофическими последствиями это чревато, нетрудно догадаться.
Между тем политика правительства Мэй по вопросу о выходе из ЕС остается примером неудачного стратегического мышления. В первоначальной стратегии жесткого Брекзита не были сформулированы ясные и понятные приоритетные вопросы, призванные нивелировать или минимизировать политические, административные и экономические последствия предстоящего расставания с Европой. Единственная четкая позиция заключается в том, что выход из общеевропейского проекта состоится в любом случае, но сбалансированного сочетания ключевых целей и задач с путями и средствами, при помощи которых их можно достичь, не было. Отсутствовала и взвешенная, адекватная оценка возможностей и вероятного поведения противостоящей стороны.
В результате брюссельская бюрократия на первом этапе переговоров явно переиграла британскую. Последовавший затем переход к стратегии мягкого Брекзита не только не привел к прорывам в трудном диалоге, но и стал причиной острого внутриполитического кризиса, продемонстрировал, что правящий кабинет не имеет прочной опоры и поддержки внутри страны. В свое время барон Бивербрук, оценивая политику Дэвида Ллойд Джорджа, сказал: «Ему все равно куда ехать, при условии, что он сидит за рулем». Похоже, что и Тереза Мэй пока управляет автомобилем, который мчится по тоннелю с односторонним движением, постоянно меняя правила и, судя по всему, не имеет четкого понимания, что ее ожидает в конце пути.
