Все правительства, все политические партии и все политики хранят секреты и лгут. Одни лгут чаще других, но в любом случае это общая практика. Иногда ложь и тайны оправданы. Поэтому граждане должны осознавать разницу между оправданными и неоправданными секретами, оправданным и неоправданным обманом, чтобы понимать, когда обнародование секретов – утечка конфиденциальной информации, публикация секретных документов, слухи о неблаговидном поведении – отвечает интересам общества или, вернее, интересам демократического управления.
Раскрытие государственных тайн и изобличение лжи подразумевает определенные риски: разоблачители руководствуются чувством долга или совестью, но моральность или аморальность их действий могут оценить только их сограждане и только после совершения этих действий. Давать такую оценку всегда сложно, но особенно сложно сейчас, во времена Трампа.
Ложь и гнусная ложь
Несколько слов о лексических особенностях: «информатор» и «разоблачитель» – понятия, близкие по значению, но не совсем синонимы. В первом случае речь идет об анонимном обнародовании сведений, которые могут скомпрометировать представителей власти или открыть тайны внутренней политической кухни. В Вашингтоне хорошие репортеры находят источники в президентской администрации и в Конгрессе и рассчитывают на утечку информации. Разоблачитель сообщает об аморальном или противозаконном с его точки зрения поведении в надзорные органы или обществу. В случаях со злоупотреблениями и коррупцией разоблачители оказываются под защитой закона, в отличие от анонимных источников утечки или тех, кто раскрывает государственные секреты.
Прежде чем рассуждать о видах официального обмана, где ставки высоки и разоблачителю трудно принимать решение, а обществу – оценивать его поступок, стоит взглянуть на то, как секреты и ложь влияют на повседневную политику, где дилеммы в основном просты. Вспомните многочисленных политиков, которые утверждают, что не планируют баллотироваться на тот или иной пост, хотя втайне собирают средства и нанимают помощников для избирательной кампании. Они хотят сначала накопить ресурсы, чтобы иметь возможность контратаковать. Граждане ожидают подобного обмана и смотрят на это сквозь пальцы: такая практика вполне приемлема, хотя и не всегда оправдана.
Но что если кандидат пытается скрыть свои прежние политические взгляды или дает заведомо лживые обещания? Кто-то из окружения кандидата сообщает о лжи, демонстрируя нелояльность, но такой поступок можно объяснить. Разоблачитель – достойный гражданин, хотя его не назовешь желательным участником политической команды.
Теперь представим себе абсолютно безнравственного политика, который побеждает на выборах, а затем использует свои возможности, чтобы скрыть сведения о неблаговидных поступках в прошлом – уничтожает архивы, запугивает свидетелей. Человек, сообщивший об этом или сливший документы, станет героем – многие захотят видеть его своим коллегой. Обман ради собственной защиты и попытки его скрыть требуют разоблачения с точки зрения морали.
А теперь вообразим политика, который дает лживые обещания на предвыборных митингах и берет деньги у сомнительных персон, чтобы опередить ужасного оппонента – например, неонациста, грозящего уничтожить демократические институты. Перед нами человек, запятнавший себя, – но ради благой цели. Однако благая цель не очистит его репутацию. Это лживый и коррумпированный политик. Если же кто-то в его окружении раскроет ложь или расскажет об источниках финансирования кампании, ссылаясь на категорический императив Канта, я не буду защищать этого человека. «Я должен был это сделать», скажет разоблачитель. «Нет, не должен», отвечу я. Обман сограждан и сомнительные источники финансирования не должны становиться широко распространенной практикой. Если все кандидаты будут действовать подобным образом (а многие так и делают), под угрозой окажется суть демократии. Но когда демократические институты уже находятся под угрозой, многие граждане сделали бы исключение для того, кто способен защитить эти институты, даже если во время кампании он не соблюдал демократические нормы.
Разглашение секретов
Государственные тайны и обманы распространены не менее широко, но судить о них часто сложнее, чем о действиях конкретных кандидатов или избранных представителей власти. Достаточно простой пример поможет определить контуры проблемы. С военной точки зрения правительству Соединенных Штатов было необходимо и потому оправданно держать в тайне от Германии дату вторжения в Нормандию в 1944 г., для обеспечения секретности информацию скрывали и от всех остальных. Власти обоснованно утаивают подобную информацию от тех, кому не нужно ее знать. Соответственно, были оправданны и попытки Вашингтона и Лондона ввести немцев в заблуждение по поводу места вторжения. Дезинформация через прессу – не очень хорошая вещь, тем не менее любого, кто рассказал бы об этом, скорее всего обвинили в государственной измене.
Сегодня военные операции США часто побуждают к утечке информации, когда в неведении держат отнюдь не противника, который неплохо осведомлен о происходящем, поскольку его солдаты и оперативники имеют дело с американскими военными. В неведении остаются американские граждане. Им ничего не сообщают об атаках беспилотников или операциях спецназа, многие никогда не слышали о местах их проведения. В качестве примера можно назвать недавнюю операцию в Нигере. Солдаты гибнут, а власти пытаются объяснить цель операции и – с еще большим трудом – причины, по которым информацию скрывали. После подобных инцидентов правомерно утверждать, что лица, обладающие инсайдерской информацией, должны делиться ее как можно раньше. В этом случае разоблачитель проявит себя как достойный гражданин, поскольку применение силы за границей должно служить предметом демократической дискуссии. Однако разглашение информации не всегда оправданно. Если операция была оборонительной – проводилась в интересах национальной безопасности или для помощи людям, оказавшимся в беде – шум поднятый вокруг нее мог уменьшить шансы на успех. Разглашение информации также не имеет смысла, если под угрозой жизни американских военнослужащих. Власти часто ссылаются на риски для военных и приводят в пример операцию в Нормандии.
Однако американские лидеры часто выбирают секретность по другой причине: они опасаются, что операция не выдержит общественного обсуждения или демократической процедуры принятия решения. Или операция благополучно преодолеет дебаты и получит одобрение, но в процессе реализации приобретет иной характер. Нередко происходит расширение миссии, и в результате она кардинально отличается от того, что обсуждали граждане и одобрил Конгресс. Новая миссия может быть стратегически и морально оправдана, но демократический процесс при этом нарушен или отсутствовал вовсе. Если же операцию держат в тайне, американцы не знают о несоблюдении демократических процедур, они вообще не знают о ее проведении. Соответственно, они не могут оценить официальные оправдания, потому что не слышали обоснования операции от властей.
Потенциальный разоблачитель знает о проведении операции и о том, что демократические процедуры не были соблюдены. Но может ли он оценить ее стратегическую и моральную значимость? В последние годы разоблачители в правительственных кругах – очень молодые люди, представители цифрового поколения, уверенные в том, что все должно быть предано огласке. Однако служащие в органах власти приносят присягу или подписывают документ о неразглашении, им доверяют коллеги и руководство.
Если действия власти противозаконны и аморальны, человек нарушает свои обязательства, предает доверие коллег и разглашает информацию. Чиновники или военные, занимающиеся незаконной или аморальной деятельностью, не заслуживают защиты. Этот аргумент схож с обоснованием гуманитарной интервенции: если происходят массовые убийства, любой, кто может остановить их, должен это сделать независимо от ущерба, который понесет убийца. Если правительство США проводит незаконную или аморальную кампанию, любой, кто знает об этом, должен ее остановить.
Проведем аналогию. В соответствии с нормами международного права и Единым кодексом военной юстиции американские солдаты должны отказаться выполнять противозаконные приказы; они должны осознавать, что аморальные приказы всегда противозаконны. Дисциплина и повиновение более важны для военного, чем для гражданского чиновника, тем не менее солдаты имеют право ослушаться противозаконных приказов даже на поле боя. Общество готово простить солдата, который подчинился противозаконному приказу или попытался избежать прямого неповиновения, как американские военнослужащие, стрелявшие в воздух во вьетнамской деревне Сонгми в 1968 г., хотя им было приказано убивать местных жителей. В гражданской сфере существуют аналоги такого поведения: например, затягивание работы или некачественное ее выполнение, которое ведет к переносу или отмене операции. Разглашение информации скорее ближе к намеренному неповиновению на поле боя.
Однако у двух контекстов есть различия: солдат вынужден принимать решение за минуту, у разоблачителя времени больше. Бюрократия работает медленно, поэтому у человека, задумавшегося о незаконности или аморальности операции, есть время обратиться к руководству или в надзорные органы, которые могут ее остановить. Он имеет возможность подумать о последствиях, обсудить ситуацию с коллегами, которым доверяет (хотя скорее всего таких не будет). Разглашение информации будет означать потерю работы или даже тюремное заключение. Но если возможности внутреннего неповиновения исчерпаны, другого варианта не остается. А сограждане смогут признать значимость поступка только после его совершения.
Что если противозаконность или аморальность операции неочевидны? Если можно привести доводы в ее поддержку, и потенциальный разоблачитель, в отличие от своих сограждан, их слышал? Может ли он сомневаться в обоснованиях, приведенных руководством и более опытными коллегами? Солдат на поле боя находится в совершенно иной ситуации: он четко понимает значение полученного приказа и может даже посмотреть в глаза мирных жителей, которых приказано уничтожить.
Решение о разглашении обычно принимается в условиях неопределенности. Американцы избирают своих представителей и просят их (и тех, кого они назначают) принимать решения именно в таких обстоятельствах. Должностные лица нередко обладают такими же знаниями, как и обычные граждане, но они взяли на себя определенные обязанности и ответственность, в том числе отвечать за последствия принятых решений. У них есть огромный штат помощников, аналитиков и советников, которые призваны уменьшить неопределенность. Разоблачитель обычно действует в одиночку. Его сомнения остаются его личным делом, и общество ничего не знает о его тревогах. В то же время общество должно беспокоиться о том, насколько хорошо разоблачитель осознает неопределенность, насколько серьезны его тревоги. Если разоблачитель принимает решение, руководствуясь идеологическими взглядами или давними предрассудками, это опасно для общества. В случае с должностными лицами это тоже опасно, но за ними следят коллеги (а также Конгресс и СМИ). Разоблачители действуют в тени.
Одинокий смельчак
Имеет ли значение сознательность, совестливость разоблачителя? «Со-знание» – это общее знание, которым наделены человек и Бог, считали протестанты. Но в случае с разоблачителем знание неопределенно и ограничивается одним конкретным индивидуумом: его достаточно, чтобы оправдать отказ человека служить в армии, но недостаточно, чтобы оправдать решения, касающиеся большого числа людей. Я уверен, что многие разоблачители совестливы, но им приходится защищать свои поступки в других терминах.
Как истинные демократы американские граждане должны всегда с подозрением относиться к представителям власти, поэтому они восприимчивы к изобличающей информации. Но и к разоблачителям они тоже должны относиться с подозрением. Возможно, им не нужна эта информация, а разоблачитель действует ради денег или славы и отнюдь не является приверженцем демократического процесса принятия решений, верховенства закона и нравственности. Но иногда разоблачение становится поводом для дискуссии, которую следовало начать гораздо раньше или раскрытые действия правительства вызывают неодобрение большинства граждан.
Представьте военную или разведывательную операцию, которая первоначально имела смысл и правительство убедительно ее аргументировало, но затем миссия расширилась, чего граждане не предполагали и о чем им не сообщили. Теперь в операции задействовано больше военнослужащих, а ее географический охват увеличивается. Потенциальный разоблачитель знает о происходящем и знает, что демократическая процедура принятия решений не была соблюдена. Достаточно ли этого знания, чтобы оправдать разглашение деталей операции в СМИ? Вероятно, нет: разоблачитель должен иметь представление о характере расширенной операции и возможных последствиях своего поступка. И не забывайте, по уровню компетентности разоблачитель не отличается от других граждан.
Идея о том, что гражданам должна быть предоставлена полная, даже секретная информация как оправдание разоблачений, имеет право на существование, если секретность не является законодательно закрепленным требованием операции, а разглашение сведений не ведет к негативным последствиям для американских военнослужащих.
Эти два аспекта означают, что во многих случаях разглашение нельзя оправдать. А теперь представьте, что расширенная операция ведется с невероятной жестокостью или представляет опасность для мирных жителей за границей или в Соединенных Штатах. Разоблачитель считает, что простые американцы признают жестокость или опасность, и поэтому действует исходя не только из собственных суждений: он уверен, что большинство сограждан оценит ситуацию точно так же, и дает им возможность сделать это.
Рассматривать разоблачение, вероятно, следует так: это рискованный поступок, оправдать который можно только после его совершения, если другие граждане признают его моральность. Разумеется, моральность всегда можно оспорить. Правительство заявит, что важную миссию пришлось свернуть, а жизни агентов или военнослужащих оказались в опасности. Это может быть правдой или ложью, которая оправдает следующее разоблачение. Сам разоблачитель рассчитывает, что сограждане поддержат его и скажут: «Да, об этой операции нам должны были рассказать и мы бы ее отвергли».
Если так скажет большинство граждан – или вернее большинство тех, кто обратит внимание, поскольку в этом случае правило большинства не работает – разглашение информации об операции будет оправдано.
То же самое происходит, если американские граждане являются объектом операции и от них же ее скрывают. Самый известный разоблачитель в современной истории Америки бывший сотрудник АНБ Эдвард Сноуден рассказал о масштабной слежке за американцами со стороны собственного правительства. Он был убежден, что большинство сограждан не посчитают угрозу настолько серьезной, чтобы разрешить подобное масштабное вторжение в частную жизнь. Мне трудно представить себе ситуации, в которой масштабная тайная слежка со стороны демократического государства может быть оправдана или хотя бы обоснована. То, о чем рассказал Сноуден, – это операция, которая не может быть оправдана никакой реально существующей угрозой. Американцы должны были узнать об этом. К сожалению, Сноуден рассказал гораздо больше, чем американцам следовало знать, – и к тому же поделился сведениями не только с согражданами. Сообщив о секретной слежке журналистам The Washington Post и The Guardian, он предоставил The South China Morning Post данные о разведывательных операциях Соединенных Штатов в Китае. В результате жизни агентов оказались под угрозой. У Сноудена не было оснований считать деятельность США в Китае противозаконной или аморальной, это была рутинная работа.
В подобных случаях суждения формируются на основе политических взглядов, но – хотелось бы надеяться – не партийной приверженности. Многие либералы и демократы, а также некоторые консерваторы и несколько республиканцев осудили внутреннюю слежку, о которой рассказал Сноуден, и поддержали его. Однако в первый год администрации Трампа произошло много утечек на основе партийной принадлежности. Вспомните разглашение деталей беседы президента с российскими представителями в Овальном кабинете в мае 2017 г., после чего был уволен директор ФБР Джеймс Коми, который расследовал вмешательство Кремля в избирательную кампанию Трампа. «Я только что уволил главу ФБР. Он сумасшедший, полный придурок, – со ссылкой на свой источник процитировала Трампа The New York Times, – Я находился под огромным давлением из-за России. С этим покончено». The Washington Post написала, что на той же встрече Трамп сообщил русским засекреченную информацию, в результате «в опасности оказался важный источник сведений об ИГИЛ». Информаторы Times и Post очевидно хотели, чтобы у граждан возникли вопросы о компетентности президента во внешней политике. Американцы, уже сомневающиеся в способностях Трампа, восприняли утечки одобрительно. Сторонники президента были настроены негативно.
В данном случае нельзя судить объективно – по крайней мере об информаторах. Но журналисты, опубликовавшие эту информацию и проверявшие ее точность, выполняли свою работу, и их не стоит порицать. Перед ними не стояла моральная дилемма. Подобные утечки – нормальное явление для свободной прессы.
Чиновники вне закона
В отличие от утечек, в случае с разоблачениями по-настоящему отстраненный и хорошо осведомленный наблюдатель может дать объективную оценку каждой ситуации. Но в непростом мире политики и власти такие оценки маловероятны – хотя медленно, со временем консенсус может сформироваться, как в случае с «бумагами Пентагона». Постепенно большинство американцев пришли к выводу, что военный аналитик Дэниел Эллсберг поступил правильно, передав документы прессе. Гражданам импонируют разоблачители вроде Эллсберга, и дополнительная мотивация им не нужна. Если граждане не приходят к согласию по поводу оправданности разоблачения, то однозначного вердикта просто нет.
Предположим, большинство американцев признают жестокость или опасность, побудившие разоблачителя к действиям. Его действия оправданы, но он нарушил обязательства, взятые при приеме на работу, или даже закон. Солдаты, не выполняя противозаконный приказ, действуют в соответствии с армейским уставом. Но ни один официальный документ не разрешает гражданским служащим раскрывать сведения о противозаконных или аморальных операциях. Солдаты обязаны не повиноваться, гражданские служащие не обязаны разглашать информацию. Однако они защищены законом об информаторах 1989 г., если сообщают о нарушениях в работе органов власти: серьезных злоупотреблениях, растратах или политике, представляющей существенную угрозу для общественного здоровья и безопасности.
Если разоблачителя понизили в должности или уволили, он может обратиться в Совет по защите системы заслуг. Чаще всего обращения не удовлетворяют, но не всегда. В 2003 г. Роберт Маклин, сотрудник Управления транспортной безопасности, сообщил репортеру MSNBC, что в целях сокращения расходов на гостиницы ведомство снимает воздушных маршалов с многих дальних рейсов. После этого его уволили. Маклин обратился в совет, затем в федеральный апелляционный суд и в 2013 г. был восстановлен в должности. Верховный суд оставил решение без изменения в 2015 году. Это редкий случай судебной победы разоблачителя.
Разглашение сведений о деятельности правительства за рубежом или слежке в целях безопасности не подпадает под действие закона об информаторах. Разглашение засекреченных сведений противозаконно, даже если это угрожает общественному здоровью и безопасности. Если разоблачитель сообщает информацию, которая с точки зрения правительства должна оставаться засекреченной, он нарушает закон независимо от своих намерений и отношения общества к его поступку. Он становится чиновником-преступником.
Общество может посчитать его поступок некой формой гражданского неповиновения. Но для этого должен быть соблюден ряд условий. Во-первых, разоблачитель должен был попытаться убедить своего руководителя в том, что действия правительства противозаконны или аморальны. Прежде чем обнародовать информацию, следовало приложить максимум усилий для решения проблемы внутри организации. Во-вторых, нужно было действовать публично, не скрываясь – даже если это означает потерю доступа к секретам. Источником утечек часто бывает один анонимный информатор, разоблачение – практически всегда разовая акция. Если справиться с внутренними сомнениями не удается, разоблачение – отставка по принципиальным соображениям. Разоблачитель должен брать на себя ответственность: секретные документы не могут быть переданы людям, в чьих дальнейших действиях он сомневается. Если человек руководствуется конкретной целью, обнародуя информацию, он должен сделать все возможное, чтобы эта цель была достигнута. Сноуден первоначально выбрал The Guardian, The Washington Post, и The New York Times для обнародования секретной информации, и это оказался правильный выбор: издатели этих газет не просто хотят их продавать, они являются давними приверженцами демократического управления. В то же время Сноуден оказался менее щепетилен, передавая информацию South China Morning Post – вряд ли это издание обеспокоено демократической процедурой принятия решений в США.
Такое же неверное суждение вынес другой известный американский разоблачитель Чарльз Мэннинг, который в 2010 г. передал WikiLeaks засекреченную дипломатическую переписку. В отличие от газет с давней историей служения обществу, WikiLeaks вряд ли можно считать подходящим посредником между разоблачителем и американскими гражданами. Придерживаются ли руководители портала демократических принципов непонятно, зато у них есть партийные и личные цели, о которых обществу стало известно в последние годы.
Дилеммы
Сегодняшние разоблачители во многом напоминают правозащитников 1960-х гг. – они готовы нарушить закон и понести заслуженное наказание. Разоблачителей можно и, наверное, нужно наказывать за разглашение государственных тайн, даже если секретность не оправдана. Судьи и присяжные должны стараться, чтобы наказание разоблачителя соответствовало его преступлению, а преступление сопоставлялось с противозаконностью или аморальностью действий правительства: чем существеннее нарушение, чем больше жестокость и опасность, тем мягче должен быть приговор.
Для людей, нарушающих секретность, должно существовать наказание – чтобы другие не действовали бездумно. Страх наказания заставляет потенциального разоблачителя как следует задуматься. Граждане должны с уважением относиться к готовности разоблачителя понести наказание за свое неповиновение. При этом граждане должны вынести собственное суждение о правильности или неправильности его поступка. Иногда вердикт не может быть однозначным: например, правильным было начать демократическую дискуссию, но предположение об исходе ее оказалось неверным. В любом случае общество должно задуматься – не нужно сразу осуждать или поддерживать.
У демократии сложные отношения с секретностью, а правительства хранят слишком много секретов. Прозрачность процесса принятия решений – хорошая вещь, но за нее нужно бороться демократическим путем, с помощью традиционной политики партий и движений. Разоблачения вряд ли приведут к повышению прозрачности, скорее они заставят правительства глубже прятать свои секреты и тщательнее следить за сотрудниками. Тем не менее пока существуют секреты, будут нужны и разоблачения. Разоблачители играют свою роль в демократической политической вселенной. Но это неофициальная роль, и нужно осознавать как ее значимость так и возможные опасности.
Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
