Россия в глобальной политике

Действия России, Турции и Ирана во многом формируют новый баланс сил на Южном Кавказе. Активность трёх держав, исторически присутствовавших в регионе, теоретически может способствовать его выводу из логики российско-западной конфронтации. Однако в настоящий момент взаимодействие трёх региональных игроков скорее является фактором эскалации, нежели деэскалации.   

Россия, Турция и Иран являются ведущих игроками в сфере безопасности в регионе Южного Кавказа. Для России Южный Кавказ – один из самых взрывоопасных регионов, имеющий общую с ней границу и являющийся домом для нескольких этнических групп, связывающих себя исторически и культурно с РФ. Приоритетным направлением в российской внешней политике остаются сбалансированные и дружественные отношения со всеми странами региона: армяне и азербайджанцы – крупнейшие диаспоры в России, а в Грузии находится значительное количество российских экспатов, что открывает Москве и Тбилиси новые возможности в плане экономического сотрудничества. Кавказ предоставляет стратегически важный выход к Каспийскому морю, соединяющему Россию с Ираном и Персидским заливом. Особую значимость региону придаёт факт размещения военных объектов, представляющих собой важнейший форпост России для недопущения расширения влияния других акторов на южных границах и их дальнейшего проникновения в Центральную Азию.

В геополитическом измерении Анкары Азербайджан выступает ключевым энергетическим партнёром как с точки зрения поставок энергоресурсов в саму Турцию, так и в контексте превращения республики в крупнейший энергетический хаб Средиземноморья. Кроме того, Азербайджан является важным рынком сбыта турецкой продукции, в частности вооружений. Взяв на себя роль «витрины» турецкой военно-политической и экономической поддержки, Баку дал Турции шанс по расширению влияния и в регионе, и в тюркском мире в целом. Грузия обеспечивает связанность Азербайджана и Турции: до тех пор, пока не будет открыт Зангезурский коридор, Грузия будет оставаться центральным элементом турецкого стратегического планирования, соединяя Анкару с её партнёрами в Евразии.

Интересы Ирана на Южном Кавказе связаны с тремя аспектами: безопасность, энергоресурсы и выход из изоляции. Это обусловлено следующими факторами. Во-первых, военно-политическое присутствие держав западного блока у иранских границ, в особенности США и Израиля, воспринимается Тегераном как угроза национальной безопасности. Во-вторых, Южный Кавказ критически важен для Ирана из-за выхода к Каспийскому морю и его ресурсам, а также евразийских транспортно-логистических коридоров, пролегающих через кавказский регион.

Соответственно, Южный Кавказ имеет стратегическое значение для всех трёх акторов: России, Турции и Ирана. Это важный источник энергоресурсов, рынок сбыта, а в широком смысле – важное транзитное пространство, закрепившись в котором, доминирующая держава сможет занять ключевую позицию в евразийских транспортно-логистических потоках. Военно-политическое присутствие России, Турции и Ирана на Южном Кавказе является сложным и динамичным – каждая страна стремится продвигать собственные интересы, обеспечить безопасность у своих границ, одновременно уравновешивая свои отношения с другими региональными державами.

Военно-политическое присутствие Ирана на Южном Кавказе: вызовы и возможности для России

Взаимодействие в военно-политической сфере Иран сегодня поддерживает лишь с Арменией и Азербайджаном. С Арменией Иран ведёт активное межведомственное сотрудничество. Несмотря на культурно-конфессиональные различия, ИРИ рассматривает Армению как надёжного партнёра. В 2016 и 2022 гг. военно-политические отношения Еревана и Тегерана начали обретать институциональное оформление в виде меморандумов о взаимопонимании[1] и сотрудничестве в сфере разминирования[2]. Стороны также принимают участие в многосторонних учениях (например, «Кавказ-2020»).

В случае Азербайджана интенсивность военно-политического взаимодействия слабее, однако стороны поддерживают контакты и периодически проводят учения в Каспийском море[3]. Сотрудничество в области поддержания безопасности в бассейне Каспийского моря выстроено на основе ряда соглашений, под которыми подписались в том числе Казахстан, Россия и Туркмения: Рамочная Конвенция по защите морской среды Каспийского моря от 2006 г.[4], Соглашение о сотрудничестве в сфере безопасности на Каспийском море от 2010 г.[5], Конвенция о правовом статусе Каспийского моря от 2018 года[6]. Важная роль в двусторонних отношениях Ирана и Азербайджана отводится реализации масштабных евразийских проектных инициатив, куда входят транзит природного газа из Туркмении в Азербайджан через территорию Исламской Республики, международный транспортный коридор «Север – Юг» и другие. 

Иран занимает нейтральную позицию в армяно-азербайджанском конфликте, однако выражает озабоченность из-за тесных связей Баку с Израилем и Турцией. После Второй карабахской войны отношение Тегерана к Баку стало более настороженным, поскольку победа Азербайджана ознаменовала собой рост присутствия и влияния в регионе держав, имеющих враждебные намерения по отношению к ИРИ. Учитывая, что член НАТО Турция является для Ирана региональным соперником, а Израиль – прямым противником, то наличие у Баку тесных контактов с ними так или иначе оставляет негативный отпечаток на ирано-азербайджанских отношениях. Помимо прочего, в контексте армяно-азербайджанского противостояния у Ирана имеется стратегически важный для его безопасности вопрос – это незыблемость армяно-иранской границы. Камнем преткновения стало то, что победивший тандем Азербайджана и Турции заявил о намерении открыть вдоль армяно-иранской границы Зангезурский коридор, что может привести к закрытию прямого сообщения с Арменией, а также позволить Баку соединиться с его эксклавом Нахичеванью, а далее с Турцией, формируя «тюркский пояс» на Южном Кавказе. В данном случае Иран выступает ситуативным союзником России, особенно в свете того, что Москва и Тегеран продвигает конкурирующий транспортно-логистический проект: МТК «Север – Юг». Важно отметить, что Россия не против открытия Зангезурского коридора, однако на условиях соглашения 9 ноября, предоставляющего контроль над транспортными коридорами ФСБ России.

В целом Иран на Южном Кавказе можно охарактеризовать как «ожидающую державу», способную перенять военно-политические ниши, занятые другими государствами. Так, в силу ограниченности российских ресурсов в свете специальной военной операции на Украине, а также потребности Армении в дополнительных ресурсах для модернизации военной техники и совершенствования армии растущий престиж иранского оружия (в частности, БПЛА, ОТРК) позволяет Тегерану в перспективе выйти на региональный рынок вооружений. Однако на сегодняшний день Тегеран в своей внешней политике придерживается сохранения паритета между сторонами нагорно-карабахского конфликта и воздерживается от поставок вооружений как Армении, так и Азербайджану.

Военно-политическое присутствие России на Южном Кавказе

Институциональное сотрудничество в военно-политической сфере между Россией и странами Южного Кавказа, за исключением Грузии, носит обширный и глубокий характер. Первой южно-кавказской страной, с кем Россия установила контакты в области безопасности и обороны, является Армения. Так, согласно договору «О статусе Пограничных войск РФ в Армении и условиях их функционирования», Ереван делегировал вопросы охраны государственной границы с Турцией и Ираном в пределах своей территории Пограничным войскам РФ^[7]. Более того, договорная база двух стран намного шире, чем у России с Азербайджаном. Но после Второй карабахской войны число подписанных соглашений и договоров между Азербайджаном и Россией в области военно-политического сотрудничества резко возросло: два стратегических документа были заключены в первой половине 2022 г. (Декларация о союзническом взаимодействии между Азербайджаном и Россией^[8] и Соглашение о сотрудничестве между службами внешней разведки двух стран^[9]), что свидетельствует об углублении взаимодействия. В случае Абхазии и Южной Осетии видна тенденция на максимальную интеграцию сектора безопасности республик в российские структуры. Заключение соглашений с частично признанными республиками в области военного сотрудничества носит поэтапный и прогрессирующий характер и является гарантией их безопасности.

Большинство договоров, подписанных с Арменией, Абхазией и Южной Осетией, содержат в себе пункты по обеспечению охраны границ, дислокации российских военных баз, оказанию помощи в случае нападения на одну из сторон и проведению военно-технического сотрудничества, тогда как с азербайджанской стороной основное взаимодействие проходит по линии ВТС, а с недавнего времени налажено взаимодействие между службами внешней разведки России и Азербайджана. Абсолютно новой практикой в современной внешней политике России на Южном Кавказе стало заключение меморандумов в области биологической безопасности, к примеру, такой был подписан в 2021 г. с Арменией^[10].

Россия обладает сетью военных баз, позволяющих оперативно реагировать на вызовы на южных границах. За последнее десятилетие эти объекты прошли процесс модернизации и усиления, особенно базы в Армении и Абхазии. Абсолютно все военные объекты Россия арендует бесплатно; материально-техническое обеспечение баз во многом возложено на принимающую сторону[11]. Лидером по российскому военному присутствию является Армения, на территории которой расположена 102-я база, оснащённая модернизированным оружием и насчитывающая от 3,5^[12] до 5 тысяч военнослужащих^[13]. Авиационная компонента 102-й базы расположена на военном аэродроме Эребуни под Ереваном. Аэропорт эксплуатируется ВВС Армении и ВКС России и является домом для российской 3624-й авиабазы. После Второй карабахской войны ВС РФ значительно увеличили и расширили своё присутствие в республике, заняв новые позиции в Сюникской области. Если же рассматривать Нагорный Карабах, как того требует международное право, а именно частью Азербайджана, то можно утверждать, что на территории и этой южно-кавказской республики присутствуют российские войска, представленные в виде миротворческого контингента численностью 1960 человек^[14]. Всего за два года пребывания в Нагорном Карабахе России удалось возвести под Степанакертом полноценный военный городок и укрепить блокпосты траншеями и бетонными блоками. У ВС РФ также имеются свои стратегические объекты в Абхазии и Южной Осетии. Так, в Абхазии сегодня расположена 7-я военная база, включающая в себя 17 военных объектов вместе с аэродромом и портом на берегу Черного моря, а в Южной Осетии дислоцирована 4-я гвардейская военная база, насчитывающая семь военных объектов. На каждую из упомянутых баз приходится около 4 тысяч военнослужащих.

Южный Кавказ остаётся регионом, где конфликты решаются оружием советского или российского производства. Лишь Грузия смогла отказаться от российских поставок, закупая вооружения и ЗИПы у других постсоветских стран и бывших стран соцблока. Крупным покупателем российского оружия является Азербайджан, которому были поставлены современные системы тяжёлых вооружений: танки Т-90С, БМП-3, РСЗО «Смерч», ТОС-1А «Солнцепек» и другие. В 2011–2014 гг. Баку закупил у России 24 транспортно-боевых вертолёта Ми-35М и 71 многоцелевой вертолёт Ми-17-1В^[15]. К 2018 г. Азербайджан приобрёл у России продукции военного назначения на сумму более 5 млрд долларов США, что является важной составляющей модернизации вооружённых сил республики^[16]. Однако ближе к 2020 г. поставки из России в Азербайджан стали снижаться в связи с политикой диверсификации, проводимой Баку; российские позиции потеснили Израиль и Турция. Если в 2011–2020 гг. Россия поставляла в Азербайджан 60 процентов всего импортируемого южно-кавказской республикой вооружения^[17], то в 2015–2019 гг. её доля составила 31 процент, а Израиля – 60 процентов^[18].

Однако Россия остаётся основным поставщиком оружия в Армению: с 2011 по 2020 гг. на РФ приходилось 94 процента всего импортируемого республикой вооружения, осуществляя поставки либо в кредит под маленький процент, либо по внутрироссийским ценам^[19]. За указанный период поставки в Армению включали в себя бронетранспортеры, системы ПВО, РСЗО и танки^[20]. В 2016 г. Армения приобрела четыре ОТРК «Искандер» и 25 ракет к ним^[21]. С 2018 г. Армения стала закупать более современное вооружение – ЗРК «Тор-М2КМ»^[22] и многофункциональные истребители Су-30СМ^[23]. Наконец, абхазская и южноосетинская армии, интегрированные в российское военное планирование, полностью зависят от финансовой и военной помощи со стороны России, что делает Москву главным и единственным стратегическим союзником республик.

Широко распространены кадровые связи России с государствами региона. Москва проводит активную политику по вовлечению военнослужащих из стран Южного Кавказа в российские военные учебные заведения, организовывает совместные учения, отработку тактических действий и так далее. Если с Абхазией и Южной Осетией мероприятия подобного рода стали проводиться не так давно, то с Азербайджаном и Арменией имеется большой опыт взаимодействия, а сами учения носят регулярный характер. Известно, что в 2018 г. подготовку в России проходило 132 азербайджанских военнослужащих, в 2019 г. к ним присоединилось ещё 74^[24]. Однако лидером остаётся Армения, откуда в 2018 г. на переобучение и получение военного образования прибыло 215 офицеров и курсантов^[25]. Данное направление является важной составляющей военно-технического сотрудничества России с зарубежными странами, поскольку таким образом из них формируют будущую военную элиту. Всё это развивается в комплексе с совместными военными учениями, ежегодно проходящими как на территории РФ, так и на территориях южно-кавказских республик. Более того, все страны Южного Кавказа, за исключением Грузии, ежегодно соревнуются в Армейских международных играх, что служит своего рода объединяющим фактором. 

Таким образом, российское военно-политическое присутствие на Южном Кавказе весьма обширно и развито. Единственная страна, с которой Россия не имеет каких-либо отношений в военно-политической сфере – Грузия. Хотя Азербайджан поддерживает широкие связи со странами НАТО, в особенности с Турцией, он является покупателем российских вооружений и сохраняет по отношению к России «дружественный нейтралитет». Несмотря на похолодание в отношениях, Армения остаётся стратегическим союзником России и сильно зависит от Москвы в военно-технической сфере. Абхазия и Южная Осетия де-факто – продолжение официального военного присутствия России в регионе.

В целом Россия вовлечена в конфликты на Южном Кавказе больше остальных акторов; по сути, она является их стороной. В настоящее время Россия – гарант сохранения послевоенного статуса-кво в Карабахе. Подобная роль позволяет РФ оказывать влияние на обе стороны конфликта, однако ставит перед ней крайне непростую задачу сохранения баланса сил, который активно пытаются нарушить другие страны, в особенности Турция.

Присутствие таких игроков и возможность региональных держав диверсифицировать через них свои связи в сфере безопасности не позволяют России стабилизировать своё влияние на Южном Кавказе и, как следствие, стабилизировать регион, который традиционно подвержен эскалации.

Помимо прочего, проходят проверку на прочность структуры, во главе которых де-факто стоит Россия, в частности ОДКБ.

Военно-политическое присутствие Турции на Южном Кавказе: тактическая или стратегическая угроза?

Военно-политическое присутствие Турции в регионе гетерогенно. С Баку Анкара, начиная с 1990-х гг., выстраивала глубокие, стратегические отношения, окончательно оформившиеся в последнем десятилетии в военный альянс. Первые договоры между Турецкой и Азербайджанской республиками были заключены в 1992 г. и касались подготовки азербайджанских офицеров турецкими военными[26]. Следующий пакет договорённостей был заключён в 1996 и 1997 гг., когда стороны договорились о сотрудничестве на уровне генеральных штабов[27] и приняли совместную декларацию об углублении стратегического сотрудничества соответственно[28].

Договорная база существенно расширилась в 2000-е гг., когда было подписано несколько протоколов: о сотрудничестве в области военной топографии, о создании военно-учебного центра в Баку, о совместных военных закупках и о военно-промышленном сотрудничестве. В 2010 г. Турция и Азербайджан подписали соглашение о стратегическом партнёрстве и взаимопомощи, окончательно оформившее военный союз двух стран и открывшее новый этап в их взаимодействии[29]. Именно в этом десятилетии институциональные рамки турецко-азербайджанского сотрудничества наполнились военно-политическим содержанием в виде интенсифицировавшихся военных поставок и программ обучения. Тогда же заработал и координационный орган турецко-азербайджанского сотрудничества – Высший совет стратегического сотрудничества[30].

По своему содержанию турецко-азербайджанские отношения являются уникальными по сравнению с взаимодействием других крупных держав с южно-кавказскими государствами. Это две страны, объединённые языком, культурой и историей. Во многом с помощью Турции Азербайджан смог создать современную, профессиональную армию, которая одержала победу в 44-дневной войне. Так, успех турецко-азербайджанского сотрудничества в ходе Второй карабахской войны вылился в подписание Шушинской декларации, призванной ознаменовать новый этап стратегического альянса Баку и Анкары[31]. Кроме того, подписание декларации де-юре открывает возможность создания турецкой военной базы в Азербайджане.

Вместе с экономической, социокультурной экспансией Турции в Азербайджан это создаёт угрозу долгосрочного характера для России.

Военно-политическое сотрудничество Турции и Грузии не является широкомасштабным, по типу турецко-азербайджанского, однако сконцентрировано в ряде ключевых областей (охрана инфраструктурных объектов, кадровая подготовка и совместные учения). Особенностью грузино-турецкого взаимодействия является то, что с Грузией Анкара предпочла выстраивать отношения в гибком формате с подключением Азербайджана. Создание подобного треугольника обусловлено позицией Грузии в геополитическом воображении Турции, отводящей ей роль пространства, выводящего Анкару к ресурсам Каспия, а в широком смысле – к евразийскому «Новому Шёлковому пути».

В 2002 г. в Трабзоне было подписано соглашение между Турцией, Азербайджаном и Грузией; стороны обязывались сотрудничать в сфере безопасности инфраструктурных сооружений[32]. Новый толчок турецко-грузинским отношениям в сфере безопасности придало подписание в 2012 г. Трабзонской декларации[33]. В документе подчеркнуто желание расширять сотрудничество в политической и оборонной областях. Кроме того, в 2013 г. на Батумском саммите был принят Трёхсторонний план действий на 2013–2015 годы[34]. На трёхстороннем саммите в Габале в 2016 г. стороны договорились о проведении совместных учений[35]. Наконец, в 2018 г. на очередном трёхстороннем саммите министров обороны был подписан меморандум о сотрудничестве в сфере обороны и безопасности[36]. В целом трёхсторонний формат можно признать успешным внешнеполитическим инструментом Анкары, ярко иллюстрирующим факт транзитного характера Грузии. В то же время нельзя назвать Турцию значимым игроком в сфере безопасности на грузинском направлении. Не является Анкара и проводником интересов НАТО в отношении Тбилиси.

Ключевым и наиболее эффективным элементом военно-политического присутствия Турции на Южном Кавказе являются программы военной подготовки и совместные учения. Турецкие военные академии, выпустившие тысячи азербайджанских военнослужащих, сформировали облик современной армии Азербайджана, привели к доктринальным изменениям в Вооружённых силах республики и создали феномен тюркского «военного братства». По состоянию на 2019 г. через турецкие военные академии прошло более 7 тысяч азербайджанских военных[37]. Каждый год в Турции обучается более двухсот азербайджанских офицеров в рамках зонтичной структуры турецкого Национального университета обороны. В 2022 г. Азербайджан и вовсе заявил о реорганизации системы военного образования на турецкий манер, объявив о создании собственного Национального университета обороны[38]. Помимо прочего, принципы управления войсками и тактика общевойскового боя ВС Азербайджана приближены к стандартам НАТО в их турецком прочтении.

Однако не менее значимым элементом стратегического партнерства Анкары и Баку являются военные учения, которые последние десять лет носят системный характер. Так, в 2018 г. прошло семь совместных учений, а в 2019 г. – тринадцать. Основной задачей таких учений является повышение оперативного взаимодействия между ВС Турции и Азербайджана. Проведение регулярных учений продолжилось и после 44-дневной войны: в октябре 2021 г. в Нахичевани; в сентябре 2022 г. – учения ВВС “TurAz Qartali” («Турецко-азербайджанский орёл»)[39].

С Грузией Турция работает преимущественно в сфере подготовки элитных подразделений сил специальных операций, а также стремится расширить пространство взаимодействия с грузинскими ВС, в основном опирающимися на западные программы обучения. Первые совместные учения с названием «Кавказский орёл» стартовали в 2017 году[40]. В учениях были задействованы силы специальных операций Азербайджана, Грузии и Турции. Подобные учения также прошли в 2019 и 2021 годах. Кроме того, Баку, Тбилиси и Анкара с 2021 г. проводят ежегодные общевойсковые учения “Eternity”[41]. В 2016 г. на саммите в Габале стороны договорились о создании специальных курсов для ССО в Грузии, на базе Сачхерской школы горной подготовки[42]. В целом трёхсторонние учения имеют ярко выраженный специализированный характер (ССО).

Поставки турецкого оружия в Азербайджан, хоть и кратно уступают российским, получили широкую медийную раскрутку в ходе Второй карабахской войны, особенно – турецкие ударные беспилотники. В настоящее время Турция предоставляет ограниченный спектр вооружений: лёгкие бронемашины, РСЗО, БПЛА, стрелковое оружие, приборы связи, наведения и ночного видения. Примечательно, что первой сферой турецко-азербайджанского военно-технического сотрудничества стало лёгкое и стрелковое оружие, системы наведения и связи. В 2000 г. Турция передала ВМС Азербайджана сторожевой катер AB-34 типа AB-25[43], а в 2013–2014 гг. Азербайджан приобрёл 200 снайперских винтовок “Bora” 12 калибра[44]. Помимо этого, Анкара поставляла Баку колёсные бронемашины типа «Кобра», произведённые компанией “Otokar”[45]. По состоянию на начало 2022 г. в ВС Азербайджана таких ББМ насчитывалось 35 единиц[46].

Важным приобретением для азербайджанской армии стали РСЗО турецкого производства. Баку приобрёл 30 РСЗО Т-107, 40 РСЗО Т-122 “Sakarya” и 21 РСЗО Т-300 “Kasirga”[47]. Однако наиболее медийным элементом военно-технического сотрудничества стали поставки турецких беспилотников “Bayraktar TB2” и барражирующих боеприпасов STM “Kargu-2”[48]. Совместно с другими беспилотниками преимущественно израильского производства турецкие БПЛА сыграли значительную роль в обеспечении огневого подавления армянских позиций и уничтожении ПВО Армении и непризнанной Нагорно-Карабахской Республики. После войны Баку принял решение расширять сотрудничество в сфере БПЛА с Анкарой: ведутся переговоры об открытии совместного производства беспилотников в Азербайджане, в том числе новых тяжелых ударных БПЛА “Akinci”[49].

Что касается Грузии, Турция не является значимым поставщиком оружия для этой южно-кавказской республики. В 2001 г. Анкара передала Тбилиси два вертолёта Bell UH-1H Utility Helicopter[50]. В период 2008–2009 гг. Тбилиси закупил 76 БТР “Nurol Ejder”, 100 бронемашин “Otokar Cobra”, два патрульных корабля типа MRTP 33 Class Patrol Boat и один MRTP 21 Class Patrol Boat[51]. С 2020 г. Турция начала регулярные безвозмездные поставки нелетальных вооружений грузинской армии. В 2020 г. было передано 12 бронированных экскаваторов и четыре грузовика; в 2021 г. – дальномеры и инженерное оборудование[52]. Сегодня турецкая военная помощь Грузии больше носит символический характер.

Таким образом, Турция имеет свою роль и вес в региональных делах; она выступает важным партнёром для Азербайджана и Грузии и предлагает южно-кавказским республикам альтернативу России, США и другим странам Запада в занятых ими областях военно-технического сотрудничества. Это и является конкурентным преимуществом Турции, позволяющим Анкаре играть существенную роль на Южном Кавказе в свете конфронтации между Россией и Западом. Но, несмотря на то, что Шушинская декларация имплицитно предполагает возможность создания турецких военных баз на территории Азербайджана, как таковых военных объектов у Анкары на Южном Кавказе пока нет. Тем не менее Турция регулярно размещает свои силы на территории Азербайджана в ходе совместных учений, что свидетельствует о запуске процесса освоения азербайджанской территории Анкарой.

В целом турецкая политика в сфере безопасности на Южном Кавказе разнопланова. В то время как с Баку Анкара выстроила полноценный стратегический союз, с Тбилиси Турецкая Республика взаимодействует в более гибком и специализированном формате, привязывая сотрудничество с Грузией к своим отношениям с Азербайджаном и общим интересам в регионе.

Однако направленность турецкой политики в корне антироссийская. Турецкое освоение Азербайджана – стратегический вызов российским интересам.

Турецкое сотрудничество с Грузией само по себе значительной угрозы не представляет, однако втягивание Тбилиси в ведомые Анкарой трёхсторонние форматы является вызовом: конвергенция позиций Тбилиси и Баку в сфере безопасности невыгодна Москве.

Заключение

Три региональных игрока – Россия, Иран и Турция – стремятся выстроить три различных модели присутствия в регионе для реализации собственных интересов. Россия как преемница СССР и Российской империи имеет наиболее многообразное и глубокое присутствие. Однако Москва вовлечена во все текущие конфликты на Южном Кавказе, что вместе с проникновением других игроков сильно ограничивает пространство для манёвра. Обязательства Москвы в отношении союзников – Абхазии, Южной Осетии и Армении – устанавливают предел сближения с Азербайджаном и Грузией. В то же время миротворческая роль России зачастую неверно трактуется в Ереване, что осложняет российско-армянские отношения. Тем не менее среди региональных игроков нет государств, способных полностью заместить Москву в сфере поставок оружия и в целом как актора, способного проецировать силу.

Иран пользуется сложившейся после 2020 г. обстановкой в регионе для укрепления собственных позиций, выстраивая в первую очередь отношения с Арменией. Еревану Тегеран может предложить оружие в условиях, когда возможности российских поставок ограничены из-за спецоперации. Однако интересы Ирана заключаются в недопущении усиления как турецкого (тюркского) влияния, так и западного (американо-израильского). Иран заявил о готовности военным путём противодействовать силовому открытию Зангезурского коридора. Ещё большую озабоченность у Тегерана вызывает военно-техническое сотрудничество Азербайджана и Израиля. Текущая ситуация даёт ИРИ возможность занять более проактивную позицию, пользуясь ограниченностью манёвра Москвы и однозначной позицией Анкары. В перспективе усиление иранского влияния бьёт по российским интересам, однако в краткосрочной перспективе в сфере безопасности РФ и Иран являются ситуативными партнёрами.

Турция проводит крайне активную политику на Южном Кавказе, пытаясь получить максимальные дивиденды от победы Азербайджана в 44-дневной войне. Анкара продолжает развивать военно-техническое сотрудничество с Баку, стремится вовлечь Тбилиси в многосторонние форматы. Вместе с тем однозначная позиция Турции по карабахскому кризису и вопросу Зангезурского коридора не позволяет ей выступить в качестве миротворца и гаранта региональной стабильности. В целом в текущих реалиях Анкара близка к достижению предела своего влияния в регионе. Тем не менее в долгосрочной перспективе продолжающееся проникновение турецкого влияния в Азербайджан представляет собой угрозу интересам РФ, поскольку речь идёт о медленном поглощении азербайджанского суверенитета.

Действия трёх региональных игроков во многом формируют новый баланс сил на Южном Кавказе. Активность трёх держав, исторически присутствовавших в регионе, теоретически может способствовать его выводу из логики российско-западной конфронтации. Однако в настоящий момент взаимодействие России, Турции и Ирана скорее является фактором эскалации, нежели деэскалации. Это связано с тем, что Южный Кавказ более интересен государствам региональной тройки в качестве транзитного пространства, обеспечивающего связность с Азией, Ближним Востоком и Причерноморьем. Эти соображения лежат в основе формируемого на Южном Кавказе нового баланса сил.

Авторы:

Екатерина Энтина, д.полит.н., профессор НИУ ВШЭ, Руководитель Отдела Черноморско-Средиземноморских исследований Института Европы РАН.

Сабина Давранова, аналитик Центра средиземноморских исследований НИУ ВШЭ.

Тигран Мелоян, аналитик Центра средиземноморских исследований НИУ ВШЭ.

Александр Наджаров, аналитик Центра средиземноморских исследований НИУ ВШЭ.