Впервые за многие годы мировой экономике угрожают сразу три кризиса. Банковский кризис разворачивается в течение нескольких дней. Экономический и долговой кризис – в течение нескольких месяцев. Кризис мультилатерализма может растянуться на несколько лет. Но новым в сегодняшней ситуации выглядит возможное сочетание этих относительно краткосрочных кризисов. Это главный риск.
Новый международный экономический кризис явно беспокоит многих комментаторов. Проблемы в банковских системах нескольких стран – в Соединённых Штатах сначала с Silicon Valley Bank, затем с First Republic Bank, в Швейцарии со спасением Credit Suisse, в Германии с Deutsche Bank – позволяют говорить о вероятности крупного финансового кризиса, подобного событиям 2008–2009 годов.
Есть и другие тревоги: слабый рост в странах Евросоюза и жёсткое замедление американской экономики. Это связано с тем, что экономики не полностью оправились от кризиса COVID-19 и борются с невиданной с 1970-х годов инфляцией.
Наконец, постепенная фрагментация международных торговых отношений, продолжающаяся со времён финансового кризиса 2008–2009 годов, но резко ускорившаяся с введением западными странами санкций против России, волнует как международные организации, так и экономистов.
Последняя проблема связана с эрозией превосходства Америки, которой сейчас бросают вызов Китай, Индия и – в более общем плане – группа стран БРИКС.
Таким образом, потенциальных причин для кризиса немало. Однако не все они находятся в одних и тех же временных рамках. Их совпадение остаётся гипотетическим, пусть даже одного их существования достаточно, чтобы вызвать беспокойство.
Здесь уместно напомнить: крупные международные кризисы, будь то азиатский и российский кризисы 1997–1999 годов, крах доткомов в самом начале 2000-х или «ипотечный» кризис 2008 года, возникают в обстановке относительной экономической эйфории. Именно из-за неё эти кризисы, масштаб которых мог бы быть ограниченным, приняли такой размах. Предшествовавший каждому из них период эйфории создавал атмосферу, благоприятствовавшую благодушию чиновников и представителей бизнеса, а также ослаблению регулирующих институтов. Так, в конце января 2008 года тогдашний министр финансов Российской Федерации Алексей Кудрин высмеивал трудности американских банков и превозносил потенциал России как «гавани стабильности».
Это действительно было правдой в январе 2008 года, но Кудрин явно не просчитал, что, если в Соединённых Штатах разразится полномасштабный банковский кризис, его последствия будут глобальными и ни одна страна не сможет их избежать. Именно это и произошло, когда в сентябре 2008 года обанкротился Lehman Brothers. В условиях всеобщей паники западные банки массово вывели свои капиталы из России, которая к тому же столкнулась с резким падением цен на нефть из-за обвала платёжеспособного спроса.
Сегодня умонастроения далеки от эйфорических. Международная ситуация явно тревожная: от кризиса, вызванного COVID-19, мы перешли к инфляционному кризису, последствия которого ощущаются до сих пор, а от него – к крупному геополитическому кризису, связанному с конфликтом на Украине. Впрочем, эйфория не единственный плохой советчик. Множащиеся, может, и не столь значительные, но требующие немедленного разрешения трудности полностью приковывают к себе внимание руководителей. В результате лица, принимающие решения, отвлекаются от главной проблемы.
Вдобавок не вполне очевидно, в чём именно эта самая главная проблема заключается. Разумеется, в списке «подозреваемых» первое место традиционно занимает банковская система. Проблем в ней, действительно, немало. Из-за сильного инфляционного всплеска центральные банки, и в первую очередь Федеральная резервная система США, перешли к значительному и быстрому повышению ключевых ставок. Это привело к кризису облигаций, который, учитывая большую их долю в банковских портфелях, ослабил банки, побудив вкладчиков забирать свои деньги. Результатом стал крах Silicon Valley Bank и бедственное положение многих других банков.
Совершенно очевидно, что рост процентных ставок центральных банков ослабляет всю банковскую систему. Однако урегулирование этой системы, о котором с таким энтузиазмом заявляли в тёмные дни финансового кризиса 2008–2009 годов, было реализовано лишь частично и несовершенно. «Квазибанки» остаются в значительной степени нерегулируемыми. В результате банки шли на авантюры, когда ставки были очень низкими, что объясняет их неустойчивость при внезапном росте ставок. Наконец, уже ослабленную систему может подорвать любой серьёзный экономический сбой, будь то рост корпоративных банкротств или значительные нарушения движения капитала. Вдобавок МВФ, похоже, вновь запустил свою старую пластинку, выступая за опасную бюджетную консолидацию для многих государств, где экономический рост после пандемии остаётся очень ненадёжным. Последствия для банков нетрудно себе представить.
Однако банковская система, возможно, является слишком очевидным «подозреваемым». Настолько очевидным, что крупный кризис здесь в действительности маловероятен. Центральные банки готовы отреагировать в случае серьёзных потрясений, хотя, безусловно, есть опасения, что кризисы банков среднего размера в конечном итоге перегрузят внимание центробанков.
Это подводит нас ко второму из списка «подозреваемых» – европейской экономике, оказавшейся между инфляционным и энергетическим кризисом. В первую очередь странам Евросоюза угрожал именно энергетический кризис. Вот почему они зимой 2022–2023 годов, согласно исследованию Института Bruegel, потратили почти 798 миллиардов евро – что заметно больше компенсаций в период кризиса COVID-19. Маловероятно, что такие расходы могут повторяться на регулярной основе, не приводя к резкому увеличению государственной задолженности. Что касается инфляционного кризиса, то, хотя пик инфляции будет пройден летом, инфляция в целом останется высокой в течение достаточно длительного периода. Базовая инфляция в настоящее время растёт во многих странах. Помимо прочего, этот постоянный рост связан с тем, что крупные компании безрассудно стремятся увеличить свою маржу. Перед лицом этого денежно-кредитная политика, как правило, очень неэффективна. Однако именно она используется правительствами.
Существует значительный риск того, что инфляция будет сочетаться с очень слабым ростом или даже с рецессией, что, как правило, не сулит ничего хорошего. Давление рецессии приведёт к увеличению коэффициента государственного долга и росту задолженности, которую будет всё труднее финансировать. Нельзя исключать кризис государственного долга в нескольких странах Евросоюза, и его последствия будут намного серьёзнее, чем у греческого кризиса 2015 года. Если такой кризис разразится одновременно в нескольких странах, экономический ущерб внутри ЕС и за его пределами будет весьма значительным. Это может стать отправной точкой для более общего кризиса.
Наконец, третий «подозреваемый» – имплозия мультилатерализма и фрагментация торговых и финансовых отношений по всему миру. Этому способствуют и звучащие сейчас призывы к осуществлению «френдшоринга» или к релокации некоторых ключевых производств, сами по себе вполне естественные и соответствующие интересам определённых стран. Создание БРИКС, а это реальный и действенный вызов лидерству Соединённых Штатов, также усиливает эту тенденцию. Учитывая взаимопроникновение экономических систем, интернационализацию производственно-сбытовых цепочек, последствия потенциально могут быть масштабными. Переход от гегемонии США к многополярности имеет свои преимущества, но влечёт за собой и риски в период перемен. Здесь вопрос скорее политический. Пока западные страны стремятся навязать своё блоковое видение, создание блоков стран, противостоящих ему, вполне логично. Речь идёт о неизбежной девестернизации мира.
Таким образом, впервые за многие годы мировой экономике угрожают сразу три кризиса, совершенно различных по происхождению, но с взаимосвязанными последствиями. Серьёзный экономический кризис или имплозия мультилатерализма вполне могут привести к новому банковскому и финансовому кризису. Он непременно усугубит рецессионные тенденции, а значит, и долги. Конечно, худший исход не следует считать неизбежным.
Банковский кризис разворачивается в течение нескольких дней. Экономический и долговой кризис – в течение нескольких месяцев. Кризис мультилатерализма может растянуться на несколько лет.
Но новым в сегодняшней ситуации выглядит возможное сочетание этих относительно краткосрочных кризисов. Это главный риск. Каждый из этих кризисов, взятый в отдельности, можно преодолеть, но когнитивные способности лиц, принимающих решения, будь то правительства, центральные банки, крупные международные институты или даже руководители многонациональных компаний, могут не позволить им найти правильные ответы на эти три кризиса одновременно.
Международный дискуссионный клуб «Валдай»
