История вокруг Сирии демонстрирует одно: любая, даже самая ошибочная, стратегия лучше, чем ее отсутствие. Так высказался мой американский знакомый, в недавнем прошлом высокопоставленный дипломат, с которым мы на днях обсуждали действия ведущих держав в связи с этим конфликтом.
Под «самой ошибочной» собеседник, правда, имел в виду именно российскую политику, однако возмущался он куда больше поведением США. Мол, Москва придерживается возмутительной линии, поддерживая отвратительного тирана, но делает это умело, последовательно, понимая, чего хочет. У Вашингтона же нет ни первого, ни второго, ни третьего.
Про российское целеполагание можно спорить, но шаги остальных вовлеченных держав действительно производят странное впечатление. Обсуждение Сирии на «большой восьмерке» показало: вмешиваться никто не готов и не хочет, но, чтобы как-то замаскировать этот факт, делаются угрожающие заявления в адрес и Дамаска, и тех, кто за ним стоит (читай — России). Поскольку заявления не сопровождаются осмысленными действиями, эффект в итоге получается противоположный. Те, кто призывает немедленно принять меры, еще больше возмущаются, те, кто, по идее, должен испугаться и присмиреть, начинают вести себя увереннее.
Определяющей является позиция Вашингтона, который всеми правдами и неправдами пытается увильнуть от принятия решений. Объявление Барака Обамы несколько дней назад о намерении поставлять оружие повстанцам провозгласили уже было поворотным пунктом в войне, но на деле оно невнятно. Многочисленные оговорки (отдельные виды вооружений, только умеренным оппозиционерам, в случае если политические и дипломатические меры не сработают…) смазывают эффект. Тем более что удар оказался несопоставимо слабее замаха. Пару месяцев назад Обама сказал, что применение Дамаском химоружия станет «красной линией», после чего последует возмездие. И все поняли его как вмешательство. Теперь оказалось, что возмездие за применение (которое якобы имело место) никакое не вмешательство, а это самое половинчатое снабжение оружием…
Главное, что, несмотря на масштабную антиасадовскую пропаганду на Западе, отсутствуют серьезные политические шаги, которые могли бы взвинтить атмосферу вокруг Башара Асада и его режима, заставить его ощутить полномасштабное давление. Как это делается, хорошо известно, достаточно вспомнить психические атаки на власти Ирака и Ливии, которые предшествовали вмешательствам, обвинения во всех смертных грехах, инициирование резолюций СБ ООН и пр. Сейчас, за исключением маловразумительных и тоже довольно вялых обвинений в использовании химического оружия, ничего нет. Странно, например, что ни США, ни вечно озабоченный чужими правами Евросоюз не бьют в набат по поводу беженцев. (ООН приводит все более мрачную статистику, но без особой реакции.) В свое время беженская тема стала спусковым крючком эскалации вокруг Балкан и дважды приводила к военному вмешательству. Сирийцев, спасающихся от войны, достаточно уже во всех соседних странах, и по прежней логике этого хватило бы, чтобы объявить о гуманитарной катастрофе или даже, как предлагают некоторые дипломаты, обвинить Асада в агрессии. Волны беженцев распространяются по всему региону, а сирийский президент несет ответственность за то, что у него происходит, и можно представить дело так, что нестабильность в соседних странах — результат его действий, а это уже агрессия.
Официально провести такие решения через СБ ООН невозможно из-за России, но развернуть кампанию для формирования общественного мнения вето Москвы не помешает, даже наоборот. Однако вместо этого
и в Европе и особенно в Америке российский фактор используется как благословенное оправдание — развести руками и сказать, что сделать ничего невозможно. Будь Россия реальным препятствием, давление на нее стало бы куда больше.
Сейчас же заклинания об изоляции Путина на «восьмерке» и вообще одиночестве Кремля перед лицом всеобщего осуждения резко контрастируют с результатами официальных переговоров.
Российская линия поведения действительно непривычно прямая вот уже два с половиной года. Все попытки западных комментаторов усмотреть «смягчение» и «большую гибкость» на деле выявляли как раз гибкость на противоположной стороне — американской. Помимо тех причин упорства, о которых уже не раз писалось (стремление сохранить сирийскую государственность, поскольку любая альтернатива Асаду не выглядит надежной, желание не допустить повторения ливийского прецедента), есть и куда более банальная. А зачем, собственно, России менять подход? Поражение Асада, которое давно предрекают, никак не наступает. Заметной решимости ему это поражение нанести не видно. Извлечь выгоды из «сдачи» Асада едва ли получится — никакого торга, помимо ярмарки амбиций и тщеславия, по сирийскому вопросу не идет. Кстати, и для США на самом деле успех в Сирии не настолько важен, чтобы Вашингтон был готов идти на сложные размены по широкому кругу, выходящему за рамки этой темы. Так что мотивов для перемены нет. Если, конечно, не начать руководствоваться пафосной риторикой про свободолюбивый народ, страдающий от ополоумевшего диктатора, но в эту простую картинку, кажется, не верят уже и те, кто ее рисует.
Впрочем, безнадежность сирийской ситуации в том, что дивидендов Россия не извлечет и из собственной непреклонности. Возвращение к прежнему положению в Сирии невозможно: даже если Асад останется надолго, прежней страны больше нет. Принудить стороны к мирному диалогу, скорее всего, не получится: мирная конференция откладывается от месяца к месяцу. Шансы на военную победу одной из сторон минимальны — тут-то внешние силы, которые поставили на Асада и его оппонентов, просто лягут костьми, чтобы не проиграть. Так, серьезные поставки оружия повстанцам могут стать реальностью в том случае, если возникнет угроза их разгрома правительственной армией. Этого не допустят ни Америка, ни Европа, ни монархии Персидского залива. Так же и обратное: Россия (и Иран) не позволят Асаду ослабеть настолько, чтобы начать проигрывать. Более вероятно нарастание иностранного участия в виде разного рода наемников наподобие «Хезболлах» со стороны власти или воинов джихада со стороны оппозиции. Это только подчеркнет региональный характер происходящего, в котором внешние силы имеют ограниченное влияние.
Сирийская война включает в себя множество измерений современной международной ситуации, и один из них — эволюция американской политики. После рывка к гегемонии, предпринятого в первой половине 2000-х годов, наступил откат. За уходом из Ирака последовало появление концепции «лидерства из-за кулис», непрямого вовлечения, опробованного в Ливии. Теперь нет и его, налицо стремление затянуть время, чтобы найти обоснования для невмешательства. Примечательно, что на этой неделе произошло еще одно более чем знаковое событие: объявлено, что США начинают прямые переговоры с талибами о будущем Афганистана.
Спустя почти 12 лет после того, как американские войска отстранили «Талибан» от власти, они фактически начинают разговор о передаче ее обратно. Неутешительный итог многолетней кампании, но, главное, вполне ясный сигнал по признанию пределов собственных возможностей.
Теперь стоит следить за Ираном: попытается ли Белый дом воспользоваться приходом «реформатора», чтобы выйти из тупика и начать примирение с заклятым врагом.
Пользуясь избитой фразой канцлера Горчакова, Америка сосредотачивается. Для ее будущих позиций в мире Сирия и даже Иран менее важны, чем создание экономического сообщества США и ЕС, о чем заинтересованные страны объявили на «восьмерке». Если это удастся, а препятствий тут достаточно, то возможность нового «Запада» влиять на мировые процессы, навязывать свои правила игры резко возрастет. Вне зависимости от того, сколько еще жертв принесет сирийская война и как сунниты и шииты станут делить Ближний Восток.
