Беспорядкам в Сирии пошел второй год, и пока это рекорд для «арабской весны» — ни одному из лидеров не удавалось удерживаться так долго после начала волнений. «Долгожителем» был президент Йемена Абдалла Салех, но он отсутствовал в стране после покушения и вообще не столько пытался сохранить власть, сколько гениально маневрировал с целью безопаснее ее сдать. Что и сделал, получив некие гарантии.
В чем причина относительной устойчивости сирийского режима?
Во-первых, в Сирии присутствует значительная прослойка, которой есть что терять. По некоторым оценкам, твердых сторонников у Асада 15–20%, но еще примерно треть населения опасается, что любая смена будет к худшему. В этой трети — влиятельные меньшинства: христиане, включая армян, курды, исмаилиты и т.д. Все они опасаются, что свержение власти алавитов и торжество суннитского большинства приведет к гонениям на все прочие группы. Поэтому население делится пополам, что создает предпосылки для долгосрочной гражданской войны и позволяет официальному Дамаску ссылаться на массовую поддержку.
Во-вторых, военное соотношение сил, судя по всему, не в пользу оппозиции. Взятие Хомса стало серьезной победой Асада, после чего слегка изменилось и международное восприятие. Если месяц-полтора назад о скором падении режима говорили как о деле практически решенном, сейчас звучат несколько более сдержанные комментарии.
В-третьих, на руку Асаду сыграл региональный контекст. Операция в Ливии объявлена успехом НАТО, однако после нее кураж по поводу военного вмешательства уменьшился. С одной стороны, европейцы, которые несли основное бремя конфликта, попросту поиздержались — их вооруженный потенциал ограничен. С другой — нарастание исламизации повсюду, где рушатся светские диктатуры, увеличивает сомнения Запада в целесообразности слишком активной поддержки оппозиционных сил. И хотя арабские монархии Персидского залива требуют ускоренного вооружения повстанцев, находя отклик в сердцах наиболее горячих американских любителей демократии наподобие Джона Маккейна, официальный Вашингтон медлит.
В-четвертых, у Ливии Каддафи вообще не оказалось друзей (слишком много неприятностей лидер Джамахирии доставил соседям и не только). А вот Сирия Асада может рассчитывать не только на поддержку Ирана и прикрытие со стороны России и Китая, но и как минимум молчаливый нейтралитет большинства соседних государств от Ирака до Иордании, которых смущает перспектива большой региональной войны.
Наконец, в-пятых, опыт принятия резолюции Совета Безопасности ООН, санкционировавшей военное вмешательство в Ливии, привел к тому, что Москва и Пекин, воздержавшиеся год назад, теперь отказываются поддержать любой документ, в котором можно обнаружить даже намек на применение силы. С точки зрения России и Китая, НАТО и прочие участники ливийской операции грубо злоупотребили резолюцией, осуществив под ее прикрытием откровенную смену режима.
Россия давно не подвергалась такой резкой критике за ее позицию по сирийскому вопросу. Москву обвиняли в пособничестве убийствам из соображений не только личной симпатии к тирану, но и просто выгоды от торговли оружием. Об этом, в частности, открыто заявила после российского вето представитель США в ООН Сьюзен Райс. Менее эмоциональные комментаторы недоумевали, зачем Россия так упорно цепляется за явно обреченный режим, не стараясь диверсифицировать контакты, навести мосты в будущее. Москва, однако, заняла предельно неуступчивую позицию, не поддаваясь на заявления о грозящей ей изоляции.
Игра еще далека от завершения, но текущий раунд Россия, несмотря ни на что, не проиграла. Конечно, если измерять выигрыш исключительно в меркантилистских категориях, едва ли можно рассчитывать на продолжение с Дамаском «бизнеса как обычно». Хотя Асад сопротивляется упорно и довольно эффективно, речь все же скорее идет о повышении ставок для сделки о почетной капитуляции, чем о победе над оппонентами. Давление извне будет продолжаться, и Асаду не позволят сохранить власть, хотя условия могут быть разными. Те, кто придет на смену Асаду, не будут приверженцами связей с Россией в любом случае.
Однако Москва играет не на сохранение контрактов с Дамаском, а на подтверждение своего статуса в мировых делах. Не уступив психологическому и дипломатическому нажиму, Россия доказала, что, несмотря на утрату позиций на Ближнем Востоке (Сирия — последний близкий партнер), остается державой, в обход которой ничего не возможно сделать. Степень готовности Запада, Турции, арабских стран вмешаться в Сирии не вполне ясна, но российская дипломатия недвусмысленно заявила, что не позволит легитимировать эту акцию через СБ ООН. А действовать на свой страх и риск без ооновского прикрытия пока никто не решается, хотя оппозиция страстно к этому призывает. В результате из Вашингтона зазвучали слова о том, что разногласия с Москвой сужаются, а Лига арабских государств вступила в диалог с Россией.
Все это, к сожалению, вряд ли означает, что урегулирование в Сирии стало более вероятным. Ситуация зашла очень далеко, пролито слишком много крови, готовность сторон к компромиссу нулевая. Однако пищу для размышлений внешним игрокам сирийский конфликт дал обильную. Чтобы хотя бы не повторять тех же ошибок в следующий раз.
